Том 1. Стихотворения - Михаил Лермонтов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Последнее новоселье
Меж тем, как Франция, среди рукоплесканийИ кликов радостных, встречает хладный прахПогибшего давно среди немых страданийВ изгнанье мрачном и в цепях;Меж тем, как мир услужливой хвалоюВенчает позднего раскаянья порывИ вздорная толпа, довольная собою,Гордится, прошлое забыв, –Негодованию и чувству дав свободу,Поняв тщеславие сих праздничных забот,Мне хочется сказать великому народу:Ты жалкий и пустой народ![68]Ты жалок потому, что вера, слава, гений,Всё, всё великое, священное земли,С насмешкой глупою ребяческих сомненийТобой растоптано в пыли.Из славы сделал ты игрушку лицемерья,Из вольности – орудье палача,[69]И все заветные отцовские поверьяТы им рубил, рубил сплеча, –Ты погибал… И он явился, с строгим взором,Отмеченный божественным перстом,И признан за вождя всеобщим приговором,И ваша жизнь слилася в нем, –И вы окрепли вновь в тени его державы,И мир трепещущий в безмолвии взиралНа ризу чудную могущества и славы,Которой вас он одевал.Один, – он был везде, холодный, неизменный,Отец седых дружин, любимый сын молвы,В степях египетских, у стен покорной Вены,В снегах пылающей Москвы.[70]
А вы, что делали, скажите, в это время,Когда в полях чужих он гордо погибал?Вы потрясали власть избранную, как бремя,Точили в темноте кинжал![71]Среди последних битв, отчаянных усилий,В испуге не поняв позора своего,Как женщина, ему вы изменили,И, как рабы, вы предали его!Лишенный прав и места гражданина,[72]Разбитый свой венец он снял и бросил сам,И вам оставил он в залог родного сына –Вы сына выдали врагам!Тогда, отяготив позорными цепями,Героя увезли от плачущих дружин,И на чужой скале, за синими морями,Забытый, он угас один –Один, замучен мщением бесплодным,Безмолвною и гордою тоской,И, как простой солдат, в плаще своем походномЗарыт наемною рукой…
* Но годы протекли, и ветреное племяКричит: «Подайте нам священный этот прах!Он наш; его теперь, великой жатвы семя,Зароем мы в спасенных им стенах!»И возвратился он на родину; безумно,Как прежде, вкруг него теснятся и бегутИ в пышный гроб, среди столицы шумной,Остатки тленные кладут.Желанье позднее увенчано успехом!И краткий свой восторг сменив уже другим,Гуляя, топчет их с самодовольным смехомТолпа, дрожавшая пред ним.
* И грустно мне, когда подумаю, что нынеНарушена святая тишинаВокруг того, кто ждал в своей пустынеТак жадно, столько лет – спокойствия и сна!И если дух вождя примчится на свиданьеС гробницей новою, где прах его лежит,Какое в нем негодованьеПри этом виде закипит!Как будет он жалеть, печалию томимый,О знойном острове, под небом дальних стран,Где сторожил его, как он непобедимый,Как он великий, океан!
«Из-под таинственной холодной полумаски…»
Из-под таинственной холодной полумаскиЗвучал мне голос твой отрадный, как мечта,Светили мне твои пленительные глазкиИ улыбалися лукавые уста.
Сквозь дымку легкую заметил я невольноИ девственных ланит и шеи белизну.Счастливец! Видел я и локон своевольный,Родных кудрей покинувший волну!..
И создал я тогда в моем воображеньеПо легким признакам красавицу мою:И с той поры бесплотное виденьеНошу в душе моей, ласкаю и люблю.
И всё мне кажется: живые эти речиВ года минувшие слыхал когда-то я;И кто-то шепчет мне, что после этой встречиМы вновь увидимся, как старые друзья.
И. П. Мятлеву
На наших дам морозных[73]С досадой я смотрю,Угрюмых и серьезныхФигур их не терплю.Вот дама Курдюкова,Ее рассказ так мил,Я о́т слова до словаЕго бы затвердил.Мой ум скакал за нею, –И часто был готовЯ броситься на шеюК madame de-Курдюков.
<А. А. Углицкой>
Ma chère Alexandrine,Простите, же ву при,За мой армейский чин[74]Всё, что je vous écris;
Меж тем, же ву засюр,Ich wünsche счастья вам,Surtout beaucoup d’amour,Quand vous serez Мадам.[75]
<Из альбома С. Н. Карамзиной>
Любил и я в былые годы,В невинности души моей,И бури шумные природы,И бури тайные страстей.
Но красоты их безобразнойЯ скоро таинство постиг,И мне наскучил их несвязныйИ оглушающий язык.
Люблю я больше год от году,Желаньям мирным дав простор,Поутру ясную погоду,Под вечер тихий разговор,
Люблю я парадоксы ваши,И ха-ха-ха, и хи-хи-хи,Смирновой штучку, фарсу СашиИ Ишки Мятлева стихи…
Графине Ростопчиной
Я верю: под одной звездоюМы с вами были рождены;Мы шли дорогою одною,Нас обманули те же сны.Но что ж! – от цели благороднойОторван бурею страстей,Я позабыл в борьбе бесплоднойПреданья юности моей.Предвидя вечную разлуку,Боюсь я сердцу волю дать;Боюсь предательскому звукуМечту напрасную вверять…
Так две волны несутся дружноСлучайной, вольною четойВ пустыне моря голубой:Их гонит вместе ветер южный;Но их разрознит где-нибудьУтеса каменная грудь…И, полны холодом привычным,Они несут брегам различным,Без сожаленья и любви,Свой ропот сладостный и томный,Свой бурный шум, свой блеск заемныйИ ласки вечные свои.
Договор
Пускай толпа клеймит презреньемНаш неразгаданный союз,Пускай людским предубежденьемТы лишена семейных уз.
Но перед идолами светаНе гну колени я мои;Как ты, не знаю в нем предметаНи сильной злобы, ни любви.
Как ты, кружусь в веселье шумном,Не отличая никого:Делюся с умным и безумным,Живу для сердца своего.
Земного счастья мы не ценим,Людей привыкли мы ценить:Себе мы оба не изменим,А нам не могут изменить.
В толпе друг друга мы узнали;Сошлись и разойдемся вновь.Была без радости любовь,Разлука будет без печали.
«Прощай, немытая Россия…»
Прощай, немытая Россия,Страна рабов, страна господ,И вы, мундиры голубые,[76]И ты, им преданный народ.
Быть может, за стеной КавказаСокроюсь от твоих пашей,От их всевидящего глаза,От их всеслышащих ушей.
Утес
Ночевала тучка золотаяНа груди утеса-великана;Утром в путь она умчалась рано,По лазури весело играя;
Но остался влажный след в морщинеСтарого утеса. ОдинокоОн стоит, задумался глубоко,И тихонько плачет он в пустыне.
Спор
Как-то раз перед толпоюСоплеменных горУ Казбека с Шат-горою[77]Был великий спор.«Берегись! – сказал КазбекуСедовласый Шат, –Покорился человекуТы недаром, брат!Он настроит дымных келийПо уступам гор;В глубине твоих ущелийЗагремит топор;И железная лопатаВ каменную грудь,Добывая медь и злато,Врежет страшный путь.Уж проходят караваныЧерез те скалы,Где носились лишь туманыДа цари-орлы.Люди хитры! Хоть и труденПервый был скачок,Берегися! МноголюденИ могуч Восток!»– Не боюся я Востока! –Отвечал Казбек, –Род людской там спит глубокоУж девятый век.Посмотри: в тени чинарыПену сладких винНа узорные шальварыСонный льет грузин;И склонясь в дыму кальянаНа цветной диван,У жемчужного фонтанаДремлет Тегеран.Вот – у ног Ерусалима,Богом сожжена,Безглагольна, недвижимаМертвая страна;Дальше, вечно чуждый тени,Моет желтый НилРаскаленные ступениЦарственных могил.Бедуин забыл наездыДля цветных шатровИ поет, считая звезды,Про дела отцов.Всё, что здесь доступно оку,Спит, покой ценя…Нет! Не дряхлому ВостокуПокорить меня!
«Не хвались еще заране! –Молвил старый Шат, –Вот на севере в туманеЧто-то видно, брат!»
Тайно был Казбек огромныйВестью той смущен;И, смутясь, на север темныйВзоры кинул он;И туда в недоуменьеСмотрит, полный дум:Видит странное движенье,Слышит звон и шум.От Урала до Дуная,До большой реки,Колыхаясь и сверкая,Движутся полки;Веют белые султаны,Как степной ковыль;Мчатся пестрые уланы,Подымая пыль;Боевые батальоныТесно в ряд идут,Впереди несут знамены,В барабаны бьют;Батареи медным строемСкачут и гремят,И дымясь, как перед боем,Фитили горят.И испытанный трудамиБури боевой,Их ведет, грозя очами,Генерал седой.[78]Идут все полки могучи,Шумны, как поток,Страшно-медленны, как тучи,Прямо на восток.
И томим зловещей думой,Полный черных снов,Стал считать Казбек угрюмыйИ не счел врагов.Грустным взором он окинулПлемя гор своих,Шапку[79] на́ брови надвинул –И навек затих.
Сон («В полдневный жар в долине Дагестана…»)