Внеклассное чтение. Том 2 - Борис Акунин

Утконос, которого, оказывается, звали Толей, не поднимая головы, кивнул. С левой рукой он покончил, взялся за правую.

Николас пытался собраться с мыслями, но голова была какая-то свежемороженная, мысли в ней прыгали, как пельмени в пачке, только что вынутой из морозилки.

— Чем это вы меня?

— Стрельнул ампулой ликвозола. Ничего, мозги сейчас оттают. Только чувствительность не сразу восстановится. Может, оно и к лучшему? — Макс вздохнул. — Хотите вколю еще дозу, послабее? Пока она не приехала. Мало ли что ей в голову взбредет. Не так больно будет. Помнишь, Толь, как она того, лысого?

Утконос снова кивнул.

— Я на что уж всякое повидал, и то после спать не мог.

Разговорчивый охранник передернул плечами, сел рядом.

У него в кармане зазвонил телефон.

— Я, — сказал он в трубку. — Всё нормально… Да, оба… Окей. Фандорину пояснил:

— Она. На Дмитровское повернула.

Время уходило, неостановимо утекало меж пальцев. По сравнению с чудовищем, которое неслось сейчас на север по Дмитровскому шоссе, сторожившие квартиру убийцы казались Николасу чуть ли не добрыми знакомыми. По крайней мере, один из них, в ком жестокая профессия не до конца вытравила живое, человеческое. Ах, если бы поговорить с ним наедине, чтоб в двух метрах не сидел этот угрюмый австралопитек со своим узким, длинным ножом!

Но выбора не было.

— Послушайте, Макс, — быстро, но всё же стараясь не глотать слова, начал Фандорин. — Я не знаю, какую жизнь вы прожили и почему занимаетесь тем, чем занимаетесь. Наверно, вам за это хорошо платят. Наверно, вам нравится ощущение риска. Не сомневаюсь, что у вас есть веские основания относиться к человеческому роду с презрением. Всё так. Но ведь у вас есть душа. Это не выдумки, она действительно есть! И ваша душа подсказывает вам, что можно делать, а чего ни в коем случае нельзя. Вы, конечно, не всегда ее слушаете, но всякий раз, когда вы идете ей наперекор, вам потом бывает скверно. Ведь так?

Черт! Снова телефон! Как не вовремя!

— Я… Сейчас. — Макс щелкнул пальцами Утконосу. — Толь, проверь, тут ванная со звукоизоляцией или как… Сейчас, Жанна… Да, оба очнулись.

Утконос отсутствовал меньше десяти секунд. Вернулся, кивнул.

— С изоляцией, — сказал в трубку Макс, и разговор закончился.

Пряча телефон в карман, пояснил:

— На светофоре стоит, Петровско-Разумовское проехала. Ну, гонит!

— Вы же понимаете, зачем ей это нужно, — еще быстрей заговорил Николас. — Она собирается истязать девочку. Даже не ради того, чтобы выпытать какую-то информацию. Какую информацию может знать ребенок? Нет, ваша начальница просто выместит на ней свою ярость. Может быть, сейчас вам кажется, что это неприятный инцидент, не более. Но пройдут месяцы, годы, а это ужасное злодеяние будет висеть на вашей совести камнем. Вы будете слышать крики, видеть искаженное болью лицо ни в чем не повинной девочки. Вы не сможете это забыть! Опять звонок.

— Я… Сейчас… Толя, сходи, посмотри, а розетка там есть?

— Есть, я смотрел, — впервые за всё время раскрыл рот Утконос.

— Есть, — доложил Макс. — Вы где? Ясно.

Положил телефон на стол.

— Уже свернула на Кимринскую. Сейчас будет. Несется, как ведьма на метле! Мне жаль, Николай Александрович. Правда, жаль, но…

— Да вы не меня жалейте! — перебил его Ника. — И даже не девочку. Вы себя пожалейте! Если в вас остается хоть кусочек живой души, вы же потом сами себя изгрызете!

— Нет, не могу. И кончайте вашу пропаганду, не то надену железки и рот заклею. — Макс встал, выразительно позвенел прицепленными к поясу наручниками. — Если Жанна прикажет, я вас лично лобзиком на бефстроганов настругаю, при всем хорошем отношении. Я не слюнявка, а профессионал, ясно? Вы бы лучше насчет ликвозола подумали, а то поздно будет.

Из передней донесся скрежет ключа. Ничего ужаснее этого обыденного звука, такого мирного, домашнего, Николасу доселе слышать не приходилось.

— Ну вот, опоздали, — развел руками Макс. — Толя, пригляди-ка за ним.

И вышел в холл.

Жанна ворвалась в комнату со стремительностью гоночного автомобиля. Волосы новоявленной Медузы топорщились черными змейками, лицо застыло в маске ярости, а зрачки сжались в крошечные точки. Нанюхалась кокаина, догадался Николас, пятясь к стене.

Он был готов к тому, что кровожадная мстительница сразу кинется на свою жертву — собьет с ног, вцепится в горло, а то и выстрелит, но Жанна на него даже не взглянула. Остановилась и медленно, даже несколько заторможенно, произнесла:

— Сегодня день моего позора. Моя репутация погублена, восстанавливать придется долго. Но ничего, я уже придумала, как извлечь из этого разгрома пользу. Такое устрою — легенды будут рассказывать. Ни одна тварь не посмеет со мной шутки шутить.

— Что делать-то? — нервно спросил Макс. — Ты говори.

Она кивнула в сторону холла.

— Там у меня в сумке магнитофон. Буду работать с девчонкой в ванной и записывать. Потом пошлю кассетку Куцему. Хотела на видео, но аудио лучше. Можно и по телефону запустить, и по офисной трансляции — отовсюду. Он у меня, сука, от любой техники шарахаться будет. Что бы ни включил — отовсюду вопли доченьки. Ночью, днем. Здесь, за границей. Денег и времени я не пожалею. Представляете? — Ее губы раздвинулись в стороны, но это трудно было назвать улыбкой. — Включает Куцый утром электробритву, а оттуда писк: «Па-апа! Па-почка! А-а-а-а!». Я знаю, как это устроить — вопрос техники.

— Послушайте, вам сейчас не об этом нужно думать! — громко, словно к глухой или буйнопомешанной, обратился к ней Фандорин. — Ваша главная проблема — Ястыков. Вы его подвели, ваш план не сработал. Он захочет с вами рассчитаться. Не отнимайте жизнь у других, лучше спасайте свою!

Жанна развернулась к нему всем телом, и Николас вжался в стену.

— А, мастер разумных советов! Спасибо за рекомендацию, но с Олежеком я уже поговорила, проблем не будет. Как же мне быть с вами, добросердечный Николай Александрович? — Она посмотрела на него взглядом повара, решающего, как бы ему приготовить кусок мяса. — Нет, током в чувствительные места я вас жучить не стану. Есть идея получше. Для начала вы послушаете, как визжит и орет ваша Мирочка. А потом я организую вашему семейству инсценировку по Эдгару Аллану По. Читали про дом Эшеров? Мое любимое литературное произведение.

Она засмеялась, довольная произведенным эффектом. Потом деловито приказала:

— Девчонку раздеть, запястья и щиколотки сковать. Рот не затыкать — пускай солирует.

— А этого? — спросил Макс, показав на Фандорина.

— Пускай бегает вокруг, машет руками. Работать веселей. Если размашется слишком сильно, стукните разок-другой, но не сильно, чтоб не отрубился. Давайте, парни, давайте!

— Сейчас сделаем.

Макс вышел из комнаты и направился к двери, о которую упрямо и безнадежно билась Миранда. Второй охраннник почесал ножом бровь, поднялся со стула, но дальше не двинулся — видимо решил, что напарник справится и один.

Выскочив в холл следом за Максом, Фандорин крикнул только два слова:

— Ради Бога!

Жанна и Утконос стояли у него за спиной, но магистр их не замечал. Его взгляд был прикован к крепкой, поросшей рыжеватыми волосками руке, которая тянулась к засову — миллиметр за миллиметром, нескончаемо. Время растягивалось, будто резиновое, секунда всё никак не желала кончаться.

И вдруг оказалось, что Николас существует в другом временном масштабе, что он может поймать эту нескончаемую секунду за гуттаперчевый хвост, удержать, вернуть обратно.

С истошным воплем, которого сам он не слышал, Фандорин ринулся вперед. Неуклюже согнувшись, двухметровый магистр пересек неширокий холл и с неостановимостью мяча, летящего к баскетбольному щиту, ударил охранника головой в позвоночник.

Столкновение было такой силы, что Макс вмазался лицом в дверь и, полуоглушенный, сполз на пол. Временно утративший рассудок и цивилизованность Ника рухнул на врага сверху, схватил его руками за горло.

Откуда-то сзади, словно сквозь перегородку, донесся женский голос:

— Стоп, Толя. Не надо. Дай посмотреть корриду.

Автоматическим, но безупречным по точности движением Макс ткнул Фандорина пальцем в солнечное сплетение и, воспользовавшись тем, что хватка всхрипнувшего магистра ослабла, высвободил шею. Рванулся вбок, сбросил с себя противника, да еще врезал ему ребром ладони пониже затылка — так, что Николас упал лицом в пол.

— Браво, — сказала Жанна, но Фандорин уже ничего не слышал. Он увидел прямо перед собой ногу в черном ботинке и полусползшем носке, зарычал, извернулся и вгрызся зубами в сухожилие (кажется, оно называлось ахиллесовым).

— А-а-а! — взревел Макс и присел на корточки, чтобы дотянуться до головы осатаневшего заложника.

Выплюнув кровь и лоскут кожи вместе с нитками, Ника вслепую выбросил руку, схватился за что-то. Это был ворот рубашки. Тогда Фандорин вывернулся своим длинным телом по какой-то немыслимой траектории, противоречившей законам анатомии, и со всей силы рванул Макса на себя.