Луиза Вернье - Розалинда Лейкер

Изнывая от скуки, она вместе с Евгенией и другими дамами отправилась осматривать старинные дворцовые постройки, и они набрели на одну из часовен. Там, в исходившем от витражей цветном свете, они пытались расшифровать надписи, почти стершиеся от времени, и благоговейно перешептывались, восхищаясь настенными рисунками, выполненными триста лет назад или даже больше. В наступившей тишине послышался далекий стук копыт, возвещавший о возвращении охотников, и дамы прошли из часовни на балкон, чтобы посмотреть, с какой добычей они вернулись.

Уставшие, насквозь промокшие и заляпанные грязью, охотники взмахами хлыстов приветствовали этот прекрасный цветник, живописно расположившийся вдоль каменной балюстрады. Луи Наполеон вырвался вперед на своей лошади.

— Как же мне присоединиться к вам, милые дамы? — спросил он.

Перегнувшись через перила, Стефани шаловливо протянула ему руку, которая оказалась гораздо выше его поднятой головы.

— Держите! Я помогу вам взобраться!

Все засмеялись. Еще одна дама предложила взобраться по ее длинным золотистым волосам, все шутили и кокетничали. И тут, с еле заметной улыбкой и простодушным выражением на лице, Евгения произнесла:

— Насколько я понимаю, принц, чтобы приблизиться ко мне, вам нужно просто пройти через часовню.

Все притихли. «Свадьба или ничего, Луи Наполеон». Его глаза сузились, не отрываясь от глаз женщины, которой он почти до безумия жаждал обладать. Стефани возмутилась, услышав этот ультиматум.

— Я знаю, как разрешить дилемму, — визгливо воскликнула девушка. — Давайте мы спустимся вниз и встретим наших охотников в вестибюле.

Евгения не пошла вместе со всеми. Она торопливо удалилась к себе, ошеломленная тем, как все поняли ее двусмысленную фразу. Она выпалила ее совершенно неожиданно для себя самой, вообразив, что Луи Наполеон поймет ее правильно и оценит по достоинству. Она полюбила Луи Наполеона всем сердцем в тот день, когда увидела его надменно-бесстрашный въезд в Париж и поняла, что для нее больше не существует другого мужчины. Что бы ни произошло в дальнейшем, сделает ли ей предложение Луи Наполеон или женится на какой-нибудь европейской принцессе, она до конца жизни будет бережно хранить и носить эти изумрудные листья, которые воплощают всю чистоту истинно романтической любви и будут напоминать ей об одном из самых счастливых моментов в ее жизни, когда он подарил их.

На следующий день празднества завершились. Большинство гостей возвращались в Париж, но некоторым предстояла более длинная дорога. Мадам де Ган попрощалась с сыном и обещала передать от его имени привет своим старым друзьям, с которыми должна была возвращаться домой, в замок де Ганов в долине Луары. В вестибюле Пьер распрощался со Стефани. На ней была безобразная дорожная клетчатая накидка и старомодная шляпка, из-под которой не видно было волос и которая затеняла все лицо.

— Для меня было большой честью познакомиться с вами, — сказал Пьер. — Желаю вам благополучно вернуться и монастырь.

Стефани привели в отчаяние и это небрежное пожелание удачи, и безучастный взгляд, показавшие ей, что его мысли заняты чем-то другим. Неожиданно она шагнула ему навстречу, обняла за шею и прижалась губами к его губам. Она целовала Пьера так, будто хотела съесть его заживо.

Не более чем на секунду его парализовало от потрясения. Но хорошенькая девушка — всегда хорошенька девушка. Ей необязательно знать, что она ему не очень понравилась, а этим утром он снова был настолько поглощен предстоящей встречей с Луизой, что был не в состоянии сосредоточиться на чем-то еще. Когда он ее выпустил, то исцелована была уже она, и его позабавило ее откровенное смущение.

— До свидания, Пьер. — Стефани вскинула голову, выпрямилась и протянула ему руку. Этот манерный жест показался ему комичным после предшествующей ему выходки, но он принял руку девушки и учтиво поклонился, еле сдерживая смех.

— До встречи, Стефани.

Она вышла из дворца в развевающейся клетчатой накидке. Если подумать, она здорово скрашивала его пребывание в Фонтенбло своим живым разговором, и ему ни разу не было с ней скучно, он видел в ней только свою сестру. Сестру? Но в том, как он ей ответил, не было никаких братских чувств. Да ему и не хотелось бы, чтобы они были.

9

Луиза шла сквозь толпу, сжимая в руке пригласительный билет на трибуну на Марсовом поле, чтобы наблюдать за военным парадом в честь присвоения Луи Наполеону титула императора. Все общественные здания и частные дома были украшены флагами. На главных бульварах города развевались сотни знамен, и золотые перья на их полотнищах сияли так, будто и впрямь были сделаны из золота. Из самых красивых фонтанов лилось вино, все столбы были оплетены и соединены гирляндами из вечнозеленых растений.

Она не видела Пьера с той самой ночи, когда покинула его у магазина, но то, что он решился отправить ей приглашение, лишь подтверждало ее догадку: он не собирается сдаваться. Сомнительно, что на параде она отыщет его глазами, потому что, по слухам, в нем будут принимать участие шестьдесят тысяч человек.

У нее оказалось одно из лучших мест. В середине первого ряда на трибуне, следующей по значимости после той, на которой восседали сенаторы и иностранные гости. Перед ней простирался огромный песчаный плац на фоне кремовых каменных военных строений, и единственным ярким пятном пока было украшенное фестонами и крытое малиновым ковром возвышение, на котором вскоре займет свое место Наполеон III.

Луиза была в шляпке, украшенной желтыми цветами, и в такой же яркой шали, любезно одолженной ей Мари Уорт. Так что не заметить ее было просто невозможно, даже если сама она не увидит Пьера.

Но он увидел ее. Продвигаясь вместе со своими товарищами в гуле этого красочного зрелища, он разглядел ее сияющее лицо среди сотен других лиц. Учитывая всю важность этого государственного события, он уж никак не смог бы привлечь к себе ее внимание, проезжая мимо в своем сверкающем шлеме, заново украшенном буквой N, окруженной лаврами и увенчанной императорской короной, которая теперь присутствовала на доспехах всех кавалеристов и пехотинцев в знак их преданности императору и Франции.

Луиза особенно пристально рассматривала кирасир и сверкающих сталью нагрудниках и наспинниках, на которых можно было прочесть их имена, но так и не увидела Пьера. И все-таки она испытала гордость, когда настала очередь его полка получить императорского орла. Потом военный оркестр грянул гимн «Отправляясь в Сирию», сочиненный Гортензией Бонапарт, матерью императора, и зрители все, как один, вскочили, чтобы почтить Вторую Французскую Империю. «Марсельеза», как порождение революции, была запрещена под страхом тюремного заключения в эту наступившую наконец эру мира и благоденствия, и с последними звуками нового гимна по Марсову полю прокатился громоподобный рев в честь императора.