Григорий Распутин: правда и ложь - Олег Жиганков

И попытки устранить Распутина продолжались. В декабре 1915 года министр Хвостов поручил убийство Распутина полковнику Комиссарову, несколько ранее назначенному охранять Распутина и относившемуся к объекту своей охраны довольно бесцеремонно. По показаниям Белецкого, именно Комиссарову принадлежит знаменитая фраза, которую цитируют все стремящиеся разоблачить религиозность Григория Ефимовича: «Брось, Григорий, эту божественность, лучше выпей и давай говорить попросту»[257]. Эти слова он сказал на очередное предложение Распутина поговорить о Боге. Именно о Боге Григорий Ефимович и разговаривал со всеми — с друзьями, врагами, пьяницами, солдатами, проститутками, рабочими, крестьянами, министрами, царской семьей и даже со своими будущими палачами.

Глобачев так охарактеризовал Комиссарова: «…это был большой интриган, готовый вступить с кем угодно в сношения ради своих личных выгод; каждое порученное ему дело мог испортить благодаря необычайно циничному на все воззрению и нравственной нечистоплотности»[258].

Заговорщики, похоже, ничего и никого не боялись. «Приходя на квартиру к Распутину, Комиссаров громко кричал в присутствии посторонних, что разделается с этим мужиком, ругался площадной бранью и т. п. Однажды, например, будучи в гостях на даче у Бадмаева, Комиссаров, снимая кожу с копченого сига, сказал: „Так я буду сдирать шкуру с Гришки“. Это и его личные рассказы об опытах с отравлением кошек при пробах яда для Распутина передано было последнему и совершенно отшатнуло его от Комиссарова»[259], — писал Глобачев.

За Хвостовым, «заказавшим» Распутина, безусловно стоял более высокий «заказчик». Иначе как бы Хвостов смог предложить Комиссарову 200 000 рублей — деньги по тем временам огромные[260]. Из бюджета государства министр Хвостов их взять не мог, а это значит, что за попыткой убийства стояли по-настоящему большие люди. Кто именно? Скорее всего, великий князь Николай Николаевич и возглавляемый им петербургский «интернационал». А финансировала эти проекты, по признанию самого министра Хвостова, Зинаида Юсупова.

Но даже грубиян Комиссаров не смог осуществить задуманный план — испугался. И тогда завистливый великий князь и обозленный министр решили привлечь к делу бывшего монаха Илиодора, который проживал теперь на деньги, полученные через Горького, в Норвегии, где занимался написанием книги «Святой черт» — своего пасквиля на Григория Ефимовича, которым он пытался шантажировать государыню. Государыня с презрением отвергла это предложение. «Революционные» деньги у Труфанова закончились, и ему пришлось идти работать на завод. Понятно, что такой человек был заинтересован в убийстве Распутина! Особенно, когда речь шла еще и о таких деньгах. И когда к нему в Норвегию прибыл со специальным поручением тайный агент Департамента полиции Б. М. Ржевский — мот и интриган, — Труфанова не пришлось долго уговаривать соучаствовать в убийстве.

Однако этим планам не суждено было сбыться. По возвращении на родину Ржевский устроил на границе скандал, очевидно с целью быть арестованным и допрошенным. И на допросе он признался, зачем он ездил и кто его посылал. Уверяют, что он сознательно «засветился», сам испугавшись того, в какую игру залез. А может, совесть у него заговорила, и это было своего рода умыванием рук по-Ржевскому. Министру Хвостову случившееся стоило его поста, всему правительству — грандиозного скандала, но никаких мер (кроме принятия добровольных отставок) против преступников принято не было.

А тем временем многие газеты, будто сговорившись, выставляли неудавшихся убийц в роли героев-мучеников. Целесообразность убийства Распутина горячо обсуждалась как на страницах газет, так и в кабаках, и на улицах, и в самом высоком обществе. Все чаще там и тут раздавались громкие фразы, общий смысл которых состоял в том, что, хотя Распутин и не совершил никаких караемых законом преступлений, было бы целесообразным его убить.

Подготавливалось, таким образом, общественное мнение в пользу убийства Распутина. Когда оно наконец состоится, его участники даже не будут прятаться, наоборот, они представят себя в качестве народных героев. Страна готовилась к объявленному заранее убийству. В сознании народа разжигаются злоба, зависть и желание убийства, и, как только Распутина не станет, все страшные семена, посеянные в душу народа, взойдут кровью и ужасом революции.

Алексей Варламов пишет: «Его ненавидела почти вся страна. Это было то самое время, когда даже известный всему Петербургу православный старец сказал о своем старом казанском знакомце, которого некогда отговаривал ходить в столицу: „Убить его, что паука: сорок грехов простится“»[261].

Сам Распутин чувствовал себя затравленным. Его травили газеты, Дума, церковь, травила интеллигенция, травили промышленники, травил свет, а вот теперь все обсуждали его еще не состоявшееся убийство. Царица хлопотала об увеличении охраны для Распутина, но почему-то все это оказывалось чрезвычайно сложно осуществлять. Распутин не мог не понимать, что тиски сжимаются. Против него была запущена огромная машина. «Смерть — подружка моя»[262], — говорил в те дни Распутин. И еще: «Я еще раз вытолкал смерть, — подчеркивал он после очередного несостоявшегося убийства. — Но она придет снова… Как голодная девка пристанет…»[263]

«Мало кто знал, что схема развала России была уже разработана до мелочей и планомерно осуществлялась не только в тылу, но даже на фронте… — писал князь Жевахов. — Государственная дума, печать, тайная агентура врагов России, имея общую программу, распределяли роли и задания, сводившиеся к одной цели — как можно скорее вызвать революцию».

А дальше он воспроизводит слова, которые митрополит Питирим сказал ему: «Что касается Распутина и отношения к нему общества и печати, то нужно только удивляться тому, насколько далеко ушла современная мысль от истинного понимания того, что происходит. Не я нужен делателям революции, а мое положение митрополита Петербургского; им нужны не имена и лица, а нужна самая конструкция государственности; если бы наша общественность не была революционною, то поняла бы, что без „распутиных“ не обходится никакая революция. „Распутин“ — имя нарицательное, специально предназначенное для дискредитирования Монарха и династии в широких массах населения. Носителем этого имени мог быть всякий близкий ко Двору человек, безотносительно к его достоинствам или недостаткам. Идея этого имени заключается в том, чтобы подорвать доверие и уважение к личности Монарха и привить убеждение, что царь изменил своему долгу перед народом и передал управление государством в руки проходимца. Ведь чем-нибудь да нужно легализовать насильственный акт ниспровержения царя с престола и оправдать его в глазах одураченного населения!.. Вот почему о преступлениях Распутина кричат по всему свету, а в чем эти преступления заключаются — никто не может сказать…»[264]

«Мне не верили… — заключает Жевахов. — Значение Распутина было для меня ясно… Он был первой жертвой, намеченной революционерами, теми самыми людьми, которые одновременно и спаивали его, и создавали всевозможные инсценировки его поведения, а затем кричали о его развращенности и преступлениях».

Список (далеко не полный) основных врагов Распутина приводит в своей книге Варламов: «Епископы Феофан (Быстров), Гермоген (Долганев), Антоний (Каржавин), Евсевий (Гроздов), Антоний (Вадковский), Владимир (Богоявленский), Никон (Рождественский), Андроник (Никольский), Андрей (Ухтомский), Трифон (Туркесганов), Арсений (Стадницкий) и Антоний (Храповицкий), священники Роман Медведь, Дмитрий Смирнов, Федор Филоненко, миссионеры Березкин и Новоселов, старцы Гавриил (Зырянов) и Анатолий, блаженная Паша Дивеевская, монархист Тихомиров, премьер-министры Столыпин, Коковцов и Трепов, дворцовый комендант Дедюлин, генерал А. В. Рефаимов, фрейлина С. И. Тютчева, журналист Михаил Осипович Меньшиков, протоиереи Востоков и Восторгов, обер-прокуроры Лукьянов, Самарин и Волжин, министры внутренних дел Макаров и Щербатов, министр земледелия Наумов, генерал Богданович, ялтинский губернатор Думбадзе, тобольский губернатор Станкевич, протопресвитер Шавельский, думские деятели Гучков, Родзянко, Милюков, Мансырев, полковник Дрентельн и князь В. Н. Орлов, губернатор Мильц, камергер Вл. И. Гурко, адмирал Нилов, генералы Рузский, Алексеев и Иванов, великий князь Николай Николаевич, его жена Анастасия Николаевна и ее сестра Милица, великая княгиня Елизавета Федоровна, вдовствующая императрица Мария Федоровна, сестры государя Ольга и Ксения, великий князь Николай Михайлович, барон Фредерикс, его зять Воейков, товарищ министра внутренних дел В. Ф. Джунковский, министр внутренних дел А. Н. Хвостов с агентом Ржевским, полицейские профессионалы Белецкий и Комиссаров и вот, наконец, Батюшин с Бонч-Бруевичем — галерея самых разнообразных и по политическим взглядам и нравственным качествам, и по положению лиц и перечень триумфов, поражающий куда больше, чем приписываемый опытному страннику список донжуанский»[265].