Ребекка - Дафна дю Морье

Пальцы миссис Дэнверс впились мне в руку. Она наклонилась ко мне, ее лицо-череп было совсем близко, темные глаза пронизывали меня.

— Ее всю избило о камни, — прошептала она, — ее прекрасное лицо нельзя было узнать, обеих рук не хватало. Мистер де Уинтер опознал ее. Ездил для этого в Эджкум. Совсем один. Он тогда был очень болен, но он и слушать никого не пожелал, даже мистера Кроли. Поехал — и все.

Она замолкла, по-прежнему не сводя с меня глаз.

— Я никогда не перестану винить себя за то, что случилось, — сказала она, — я виновата в том, что меня не было в Мэндерли в тот вечер. Я уехала днем в Керрит и задержалась там. Миссис де Уинтер была в Лондоне, и ее не ждали раньше ночи. Вот почему я не спешила сюда. Когда я вернулась около половины десятого, я узнала, что она уехала незадолго до семи, пообедала и снова вышла. Пошла к морю, конечно. Я заволновалась. Дул сильный юго-западный ветер. Она ни за что бы не ушла, если бы я была в доме. Она всегда слушала меня. «Я бы не стала выходить в море сегодня вечером, — сказала бы я, — неподходящая погода», — и она ответила бы: «Хорошо, Дэнни, беспокойная ты душа». И мы сидели бы здесь допоздна и болтали, и она рассказывала бы мне про все, что делала в Лондоне, как всегда.

У меня онемела и разболелась рука от ее пальцев. Я видела, как туго натянута кожа у нее на лице, как выпирают скулы. Под ушами у нее были небольшие желтые пятна.

— Мистер де Уинтер в тот день обедал у мистера Кроли, — продолжала она. — Я не знаю, когда он пришел. Пожалуй, после одиннадцати. Ветер понемногу крепчал и к полуночи разгулялся вовсю, а она все не возвращалась. Я спустилась вниз, но в библиотеке не было видно света. Я снова поднялась наверх и постучала в дверь гардеробной. Мистер де Уинтер сразу же мне ответил: «Кто там? Чего вам надо?» — спросил он. Я сказала, что волнуюсь из-за миссис де Уинтер. Она еще не вернулась домой. Через минуту мистер де Уинтер открыл мне. Он был в халате. «Верно, решила провести ночь на берегу, в лодочном домике, — сказал он. — Я бы на вашем месте шел спать. Она не придет сюда, если ветер не стихнет». У него был усталый вид, и мне не хотелось тревожить его. В конце концов, она не одну ночь провела в лодочном доме и плавала на своей яхте в любую погоду. А возможно, она и вообще не выходила в море и просто хотела переночевать на берегу, чтобы отдохнуть после Лондона. Я пожелала мистеру де Уинтеру спокойной ночи и вернулась к себе. Но уснуть не смогла. Все старалась представить себе, что она сейчас делает.

Миссис Дэнверс снова приостановилась. Я не хотела больше слушать. Я хотела убежать от нее, убежать из этой комнаты.

— Я сидела на постели до половины шестого, — продолжала миссис Дэнверс, — больше ждать у меня не было сил. Я встала, надела пальто и пошла через лес на берег. Светало, по-прежнему моросил мелкий дождь, но ветер стих. Когда я добралась до берега, я увидела буй и ялик, но яхта исчезла…

Мне казалось, я вижу своими глазами бухту в сером предутреннем свете, ощущаю холодную изморось на лице и, всматриваясь в туман, различаю на воде расплывчатые и смутные очертания темного буя.

Миссис Дэнверс отпустила мое плечо. Ее рука вновь повисла вдоль тела. Голос потерял всякое выражение, вновь стал холодным автоматическим голосом, который я слышала каждый день.

— Днем неподалеку от Керрита выбросило на берег спасательный круг, — сказала она, — второй на следующий день нашли на скалах у мыса какие-то ловцы крабов. Прилив вынес куски оснастки…

Миссис Дэнверс отвернулась и задвинула ящик. Поправила картину на стене. Подняла с ковра пушинку. Я стояла, глядя на нее, не зная, что делать.

— Теперь вы понимаете, — сказала она, — почему мистер де Уинтер не хочет жить в этих комнатах. Прислушайтесь к морю.

Даже при закрытых окнах и ставнях сюда доносился зловещий глухой рокот — это разбивались волны на белом галечном берегу. Прилив наступал все быстрей, скоро он подберется к самым дверям каменного домика.

— Он не заходил в эти комнаты с той самой ночи, что она утонула, — сказала миссис Дэнверс. — Велел вынести из гардеробной все свои вещи. Мы перенесли его постель в одну из комнат в конце коридора. Но он и там не мог спать. Сидел всю ночь в кресле. По утрам на полу валялась куча окурков. А днем Фрис слышал, как он ходит взад-вперед по библиотеке. Взад и вперед, взад и вперед.

Я тоже видела пепел на полу возле кресла. Тоже слышала его шаги: раз-два, раз-два, раз-два, туда и сюда вокруг библиотеки.

Миссис Дэнверс тихо закрыла дверь между спальней и гардеробной и погасила свет. Скрылись кровать и чехол для ночной сорочки на подушке, и туалетный столик, и комнатные туфли. Она пересекла гардеробную, положила ладонь на ручку двери и стояла, поджидая меня.

— Я прихожу сюда каждый день вытирать пыль, — сказала она. — Если вам захочется снова здесь побывать, скажите мне. Позвоните по внутреннему телефону. Я пойму. Горничным сюда вход закрыт. Здесь не бывает никто, кроме меня.

В ее манере опять появилось что-то вкрадчивое, интимное и неприятное. Улыбка казалась неестественной, фальшивой.

— Иногда, когда мистер де Уинтер будет в отъезде и вы почувствуете себя одиноко, вам может вздуматься прийти сюда и посидеть. Вы только скажите мне. Это такие красивые комнаты. Глядя на них, вам и в голову не придет, что ее уже давно нет в живых. Вы согласны? Можно подумать, она вышла на часок и к вечеру вернется.

Я заставила себя улыбнуться. Говорить я не могла. Пересохшее горло сжимала судорога.

— И это не только в спальне, — продолжала миссис Дэнверс, — во многих других комнатах тоже. В ее кабинете, в холле, даже в маленькой цветочной. Я ощущаю ее присутствие повсюду. И вы тоже, да?

Она испытующе взглянула на меня. Голос упал до шепота.

— Иногда, когда я иду здесь по коридору, мне кажется, я слышу за собой ее шаги. Ее быструю легкую походку. Я не спутаю ее ни с какой иной. И на галерее менестрелей в холле. Сколько раз в прежние дни я видела, как свесившись над перилами, она глядела вниз и звала собак. Порой мне чудится, что я вижу ее там и сейчас. И слышу шелест платья, когда она спускается по лестнице к обеду.

Миссис Дэнверс приостановилась. Она все еще глядела на меня, старалась уловить выражение моих глаз.

— Как вы думаете, она видит нас сейчас, слышит, как мы разговариваем? — медленно продолжала она. — Как вы думаете, мертвые возвращаются, чтобы следить за живыми?

Я проглотила комок в горле. Вонзила ногти в ладони.

— Не знаю, — сказала я. — Не знаю.

Мой голос звучал пронзительно, неестественно. Вовсе не мой голос.

— Иногда я спрашиваю себя, — шепнула миссис Дэнверс, — иногда я спрашиваю себя, не возвращается ли она в Мэндерли, не следит ли за вами и мистером де Уинтером. За вами обоими. За вами вместе.

Мы стояли у двери, неотрывно глядя друг на друга. Я не могла отвести взгляд от ее глаз. Какими темными и мрачными казались они на ее бледном лице мертвеца, какими злобными, полными ненависти. Миссис Дэнверс распахнула дверь в коридор.

— Роберт вернулся, — сказала она. — Приехал четверть часа назад. Ему велено подать вам чай на лужайке, под каштаном.

Она отступила, чтобы пропустить меня вперед. Спотыкаясь, я вышла в коридор, я не видела, куда иду. Я ничего ей не сказала. Как слепая, спустилась по лестнице, завернула за угол и толкнула дверь, которая вела в мои комнаты в восточном крыле. Закрыла за собой дверь, заперла ее на ключ и спрятала ключ в карман.

Затем легла на постель и закрыла глаза. Меня мутило, было худо, я чувствовала себя совсем больной.

Глава XV

Максим позвонил на следующее утро и сказал, что будет около семи. Говорил с ним Фрис. Максим не просил позвать меня. Я услышала телефонный звонок во время завтрака и подумала, что вот сейчас появится Фрис и скажет: «Мистер де Уинтер на проводе, мадам». Я положила на стол салфетку и встала. Но тут Фрис вошел в столовую и передал слова Максима.

Увидев, что я отодвинула стул и направилась к двери, он сказал:

— Мистер де Уинтер уже дал отбой, мадам. Он больше ничего не говорил. Только, что будет дома около семи.

Я снова села, взяла салфетку. Фрис, должно быть, подумал, что я глупая и невыдержанная, раз кидаюсь со всех ног к телефону.

— Хорошо, Фрис, благодарю вас.

Я снова принялась за яичницу с ветчиной. Джеспер на полу у моих ног, его мать — в корзинке в углу. Что мне делать, чем занять весь этот день? Спала я дурно, возможно, потому, что была в комнате одна. Меня что-то тревожило, я часто просыпалась, но когда глядела на часы, видела, что стрелки едва сдвинулись с места. Когда я все же наконец задремала, мне стали сниться несвязные, путаные сны. Мы шли с Максимом по лесу, и он все время меня опережал. Я никак не могла его догнать, не могла увидеть его лица. Видела только фигуру, идущую большими шагами впереди, все время впереди. Я, должно быть, плакала во сне, потому что утром, когда я проснулась, подушка была влажная. А взглянув в зеркало, увидела, что веки припухли. Я выглядела такой невзрачной, такой некрасивой. В тщетной попытке придать лицу хоть какой-то цвет, я наложила на щеки немного румян. Стало только хуже. Я сделалась похожа на клоуна. Может быть, я не умею пользоваться румянами? Я заметила, что, когда я шла через холл в столовую, Роберт пялился на меня во все глаза.