Аэций. Клятва Аттилы (СИ) - Тавжар Алекс

Услышав какие-то голоса у входа в шатер, Карпилион спросил:

— Опять ходоки?

— Нет. Это посыльный из Катала́унума, — ответили из-за полога. — Говорит, прилетела голубка и принесла для тебя послание.

— Давайте его сюда, — распорядился Карпилион, но потом, взглянув на Валамира и Ардариха, передумал и вышел к посыльному сам.

Послание было на скифском. В нем сообщалось, что Севастий находится у Аэция, и если аттила желает его получить, то может сделать это на поле боя. Вернее, на Катала́унских полях.

В первый момент Карпилиону вспомнилось сразу все. Изъеденный крысами труп отца в подземелье Маргуса, разоренная усыпальница, мерзкое подлое убийство брата, гибель Кия, вызволившего их из плена… Карпилион глядел на послание, и его сжимало будто в тиски. Аэций был для него человеком, которому долго и преданно служил отец. Из-за этого образ магистра всегда был продолжением образа отца. Аэций — безупречный герой, плохому командиру не служат. А теперь он, что же, поддерживает его врага?!

От гнева Карпилион потерял способность рассуждать спокойно. Севастий заплатит за все. А с ним и Аэций за то, что его привечает. На остальное плевать.

— Разворачиваемся на Каталаунские поля и готовимся к бою, — отдал он приказ так тихо, что не услышал собственный голос.

Зато его голос услышали те, кто был рядом. Приказ подхватили и донесли до каждого уха.

— Римлян гораздо больше, — осмелился возразить какой-то советчик.

Карпилион заткнул ему глотку ударом меча и других возразителей не нашлось.

Убитый был предводителем крупного племени. Половина его людей тем же вечером собралась и покинула войско. Вторая половина осталась и признала аттилу своим командиром. Карпилион подумал, что это гораздо лучше, чем терпеть паникеров под боком, которые вечно будут оспаривать каждое его слово и расхолаживать остальных.

Единственный человек, чьим мнением он дорожил, был старый убеленный сединами предсказатель. У него, что ни скажет, сбывалось каждое слово, но на этот раз предсказание было таким, что хотелось заткнуть и его.

— Битва с римлянами будет Великой, ибо в ней погибнет Великий правитель, — сказал он, тряся указательным пальцем. — Под ним будет лошадь, такая же златогривая, как и та, что грозит тебе смертью. Только коснись её головы и свалишься замертво…

— Хватит, — буркнул Карпилион, задетый плохим предсказанием за живое. — О лошади я уже слышал и давно поменял на другую. Возьми лучше золота и наворкуй мне что-то повеселее. Сумею я отомстить за отца или нет?

— Оставь свое золото при себе. Ибо судьбу не подкупишь, — ответил старый упрямец. — Победителей в этой битве не будет. А если хочешь веселья, пойди к шутам, они тебя рассмешат.

Карпилион закусил покрепче губу, чтобы не вырвалось бранное слово. Победителей в битве не будет. Другими словами в ней все полягут? Но расспрашивать дальше не стал. И так уж наслушался выше крыши.

Ильдика вышила оберег на рубахе, её и наденет. Авось сохранит от удара. А если полягут все, тогда ведь не только он сам, но и его враги.

Июнь 451 г. Каталаунские поля

Каталаунские поля представляли собой равнину, разделенную длинным холмистым взгорьем. Римская армия подошла к нему с запада и разбила лагерь с одной стороны холмов. А гуннская — подошла с востока и разбила лагерь с другой.

Как только гепиды Ардариха попытались подняться на взгорье, со склона спустились союзные римлянам франки и напали на них с мечами и копьями. Резня продолжалась до самой ночи. Ардарих ввязался в неё по собственному почину. К счастью ему хватило усилий, чтобы отбиться от франков и вернуться обратно в лагерь. Потери были большими с обеих сторон. Гепидам пришлось до утра зализывать раны, прижигая их пеплом и накладывая повязки.

В отличие от Ардариха, считавшего франков зарвавшимся сбродом, Карпилион уловил в их ответном действии явный намек. Аэций дает понять, что начнет наступление там, где увидит гуннов?

Утром с восходом солнца гуннская армия подошла к холмам. Возле левого склона все поле было усеяно мертвыми. Они лежали вповалку. А сверху над их телами на всем протяжении взгорья выстроились живые. В лучах золотого рассвета виднелись наве́ршия шлемов, острые наконечники пик, реяли алые стяги.

Казалось, армия римлян только и ждет сигнала, чтобы продолжить бойню.

Но сигнала все не было. Раннее утро сменилось поздним. Позднее утро — второй половиной дня.

И все это время другая армия, гуннская, стояла напротив взгорья, на гребне которого видела своего врага. С правого фланга — торингов, с левого — римских наемников, а между ними — сиявшую конской сбруей кавалерию федератов. Располагались они неровно, словно Аэцию не хватало людей, чтобы вытянуть линию без прорех. Не потому ли он медлил до самого вечера? В сумерках легче сбежать от позора, когда разобьют его войско?

— Их там гораздо меньше, чем нас, — подзуживал Карпилиона Ардарих. — Сколько мы будем ждать? Снести петушиноголовых и все!

Валамир был такого же мнения. Вторили ему и другие. Карпилион сознавал, что занять высоту на взгорье будет непросто, но и его утомило бесплодное ожидание у холмов. Осторожность важна в обороне, а в нападении надо уметь рисковать. Как предводитель громадного войска Карпилион не знал поражений и не боялся риска. Как сын, поклявшийся отомстить за отца, горел нетерпением наконец-то исполнить клятву, которую дал. Решимость Ардариха и Валамира его вдохновляла.

— Начинаем атаку, — бросил он хмуро. — Коня!

Приказ моментально исполнили. Коня подвели вороного, с широкой грудью и золотой уздой. Карпилион надел на голову шлем и вскочил в седло.

— Вперед! На холм! — показал он мечом в ту сторону, где была кавалерия федератов.

Со всех сторон подхватили:

— Вперед! Вперед!

И тотчас земля содрогнулась от топота тысяч коней. Лихие наездники вскинули луки и помчались на взгорье, улюлюкая и подбадривая друг друга. Склон впереди был пологим. Они без помех подлетели к вершине и, выпустив стрелы, вернулись назад. Однако ливень из стрел не нанес желаемого урона. Их атаку легко отразили. За ней последовала вторая и третья. И вскоре стало понятно, что обычная тактика бесполезна.

Увидев это, Карпилион обратился к своим войскам. Тактика будет другой. Вместо дальнего — ближний бой. Иного выбора нет. Врагов на обоих флангах не так уж и много. Торингов справа возьмут на себя их восточные родичи во главе с Валамиром. Римских наемников слева рассеют гепиды Ардариха. А с кавалерией федератов сразится он сам во главе степняков. Кто может пребывать в покое, когда аттила сражается, тот уже похоронен!

Карпилион издал воинственный клич, которым всегда призывал войска, и повел их в атаку.

*

В это время Аэций и лучшая часть его войска, так называемые букелларии магистра армии, находились в укрытии за холмами и не имели возможности наблюдать за началом боя.

В другом укрытии в окружении столь же отборных воинов притаился сын короля Теодориха Торисмунд.

Аттила не должен был их заметить. Вылазкой франков ему постарались внушить, что также поступят и остальные — спустятся вниз на равнину и позволят себя потрепать. Однако римская армия осталась стоять на холмах, недосягаемая для конной атаки. Аэций не сомневался в том, как ответит аттила. В азарте ринется в бой и схлестнется с кавалерией федератов, стоявшей ровно посередине и казавшейся наиболее уязвимой. А та постепенно отступит за холм и заманит в ловушку около трети гуннов. Разделавшись с ними, Аэций и Торисмунд поспешат на подмогу тем, кто воюет на взгорье, и тогда оставшимся гуннам несдобровать. Сейчас с ними бьются комит Авит и король Теодорих. Аэций придет на подмогу Авиту. А Торисмунд побежит выручать отца. Аэций еще до начала боя хотел поменять их местами, но Теодорих ответил, что так безопаснее для Торисмунда. Слышал бы это сам Торисмунд, наверняка находился бы рядом с отцом.

Накануне они втроем сидели в палатке Аэция, слушали вести, что приносили о франках, решали, как действовать дальше, по очереди дремали. А перед самым рассветом Теодорих простился с сыном и ушел на вершину холма, чтобы встретить гуннов на правом фланге.