Божьим промыслом - Борис Вячеславович Конофальский

– Сатанинское отродье, – Брюнхвальд крестился, – одно слово – безбожники. Но раз так, что же нам теперь делать?

– Бог не даст нам сгинуть, – уверенно сказал барон.

Сказал так, как будто у него была какая-то мысль на сей счёт, но на самом деле мыслей у него никаких не было.

Пока не стемнело, он оделся и поехал вдоль рва посмотреть, что и как – где надобен ремонт для палисадов, где колья поставить, где ров углубить. С ним были старшие офицеры. Солдаты растащили принесённые врагом фашины и доски на дрова, палисады во многом были целы; если не считать южной части лагеря, где держали оборону люди Циммера, то всё вроде было и неплохо. Когда он был у северного холма, там, где днём стояли Рене и Роха, по нему и по его знамени стали стрелять вражеские пушки. Пороха у них было вдоволь.

– Орудия они отсюда так и не убрали, – заметил Рене. – Наверное, следующий штурм так же начнут.

Это было очевидно. Если ван дер Пильс начнёт второй штурм, пушки отсюда убирать нет смысла.

– Полковник Рене, палисады восстановите, – распорядился генерал.

– Так они не позволят, будут бить из пушек по людям.

– Так ночью работайте, – раздражённо рыкнул Волков.

Но в принципе он понимал, что Рене был прав, при следующем штурме палисады разобьют значительно быстрее. И Рене уже не отстоится, как сегодня. Тут бахнула одна из пушек еретиков, и через несколько мгновений с шипением прилетело ядро и ударило в землю в десятке шагов от офицеров.

– Надобно убраться отсюда, – сказал Роха. – Генерал, в вас целят.

Так и было. Офицеры поехали за холм, от греха подальше.

– Пушки так оставлять нельзя, – вдруг заметил майор Пруфф.

Был он на своём маленьком меринке, ехал сзади, но генерал сразу его услыхал, остановился и спросил:

– Что значит оставлять? Вы про что говорите, майор?

– Беспечно так оставлять пушки на открытых позициях, – объяснял старый артиллерист. – Ни рва, ни рогаток вокруг, пехоту к ним в охранение приставили, так те у леса костры развели, видно, там, у костров, ночевать будут, а не у пушек.

– Так и что? – не понимал Рене. – Если даже и вылазка будет, пушки-то не утащить. Там охраны пять сотен людей. Не дадут!

– Утащить не дадут, но заклепать-то орудия можно.

– Заклепать? – барон заинтересовался. – Это как?

– Забить запальные отверстия, – объяснил Пруфф, – железные гвозди для того весьма подходящи – или медный прут. Хотя медь они могут рассверлить, если на то есть у них мастера и инструменты, но если вбить в запал железо, да вбить хорошо, то придётся им помучиться, а может, и везти пушку к мастеру.

– То есть можно так испортить им пушки, что их придётся везти к мастерам? – уточнил генерал.

– Конечно, – подтвердил майор.

– Дорфус?! – Волков стал озираться. И нашёл офицера. – Дорфус, вы слыхали, что говорит майор?

– Да, господин генерал, я как раз хотел вам сказать, что ротмистр Нейман придёт к вашему шатру говорить о вылазке, там господин майор Пруфф всё ему и объяснит.

Волков загорелся этой идеей. Она дала ему надежду. Если восстановить палисады, а пушки еретиков попортить, то при следующем штурме Рене нужно будет намного меньше людей.

– Не будем тянуть. Хенрик, пошлите кого-нибудь за ротмистром Нейманом, пусть идёт ко мне немедля.

Глава 23

Когда Нейман пришёл, его уже ждали. Волков думал, что ротмистра придётся заинтересовывать, но тот сразу согласился, даже не попросив для себя лично серебра.

– Только людям моим обещайте по пять монет и что всех, кто со мной пойдёт, не будут гонять на работы. Ни днём, ни ночью.

– Деньги вам будут, – сказал генерал, у него ещё было своё серебро. – И тех, кто пойдёт с вами, на работы не будут брать три дня.

На том и договорились; после Нейман с Пруффом ушли, артиллерист повёл ротмистра к пушкам, чтобы показать тому, как надо заклёпывать запальные отверстия. Волков же понял, что эту ночь спать он будет мало. Просто не уснёт, пока Нейман и его люди не вернутся с дела.

Уже стемнело, а он сидел у себя в шатре. С ним был Карл Брюнхвальд, и они обсуждали вылазку, которая должна была случиться ближе к утру. А тут в лагере возник какой-то шум. Генерал и полковник насторожились, Карл даже привстал, ожидая что вот-вот кто-то войдёт в шатёр. Так и произошло, появился фон Флюген, он был возбуждён и радостен, что уже удивило командиров, так как сегодняшняя победа не сильно порадовала их подчинённых, но то, что сообщил молодой человек, безусловно было событием отличным.

– Господа, – воскликнул фон Флюген, – баржа пришла!

– Какая ещё баржа? – удивлся генерал.

– Куда пришла? – спрашивал полковник. – От кого?

– К нам пришла! К нам! – всё так же радостно рассказывал молодой человек. – Говорят, от маршала.

– А ну-ка давайте мне коня, – сразу оживился генерал, когда понял, о чем рассказывает фон Флюген. – Едем, Карл, посмотрим, что это за баржа.

Ледяной ветер с реки обжигал лица, но Максимилиан, встречавший их на берегу, так же, как и фон Флюген, был радостен:

– Сейчас только поломали лёд, чтобы они могли подойти поближе, шкипер говорит, что у него письмо для вас от цу Коппенхаузена.

– Отлично, – произнёс генерал, это и вправду были отличные вести. – Где он, этот шкипер?

Шкипер сразу перешёл к делу и сначала отдал генералу тяжёлый кошель:

– Тут пять сотен талеров вам от маршала, господин, ещё вот письмо от него же.

Волков тут же передал кошель Хенрику: пересчитайте. А письмо взял и, попросив лампу и закрывшись от ветра плащом, хотел уже читать, но опять заговорил шкипер:

– Господин, прошу вас быстрее меня разгрузить, стоять тут мне резона нет, при таком ветре я к утру вмёрзну в лёд, потом не выбраться будет. Меня на той стороне уже ждут люди и упряжки с лошадями; пока всё совсем не замёрзло, надобно уплывать.

– А что вы привезли? – поинтересовался генерал.

– Порох, шесть двадцативёдерных бочек, двенадцать таких же бочек портвейна, всё остальное горох и солонина. А вы, господин, напишите, что вам ещё надобно. Маршал вам пришлёт.

Всё было кстати, маршал знал, что посылать.

– Рене, у вас есть свободные люди, – говорит генерал, – займитесь разгрузкой, Максимилиан, тех раненых, что не увезли на тот берег, погрузите на баржу, как освободится трюм. Пусть едут к маршалу. Пусть он их лечит, у меня денег уже нет.

Торчать на берегу смысла уже не было, и, отдав все нужные приказы, он поехал к себе и там, в тепле, за вином,