Пришелец в земле чужой - Роберт Хайнлайн

— Я не понял, — пробурчал Харшоу. — Я цитирую, м-м, одного из наших Старших Братьев.

Харшоу решил испытать другой подход. Идею Бога-Создателя, как ни бейся, Майк не воспримет. Джубал и сам не мог ее как следует воспринять. В молодости он договорился сам с собой по четным дням считать Вселенную сотворенной Богом, а по нечетным — вечной и неизменной, так как у каждой из этих идей были свои плюсы и минусы. 29 февраля он отвел для отдыха от обеих идей — для хаоса солипсизма в душе и сознании. Составив себе такое расписание, Харшоу вот уже более полувека не задавался неразрешимыми вопросами.

Джубал решил объяснить понятие религии в широком смысле, а к идее Бога вернуться позже.

Майк был согласен с тем, что знание приходит разными порциями: от маленьких кусочков, которые под силу птенцу, до огромных глыб, которые может преодолеть только Старший Брат. Однако дальше дело не пошло: Джубалу не удалось провести границу между «большим знанием» и «маленьким». Некоторые вопросы религии, которые можно было бы квалифицировать как «большое знание», не были для Майка вопросами (сотворение мира), другие были «маленькими» вопросами (жизнь после смерти).

Джубал отказался и от этого подхода и перешел к факту одновременного существования многих религий. Он сказал, что у людей существует много путей получения «больших знаний», и каждый путь дает свои ответы на главные вопросы, и люди, идущие по какому-либо пути, лишь его считают истинным.

— Что такое истина? — спросил Майк.

«Что есть истина? — спросил прокуратор — и умыл руки. Мне бы так».

— Истина, Майк — это правильный ответ. — Скажи, сколько у меня рук?

— Две руки, — ответил Майк и тут же уточнил: — Я вижу две руки.

Энн оторвала глаза от книги.

— За полтора месяца из него вышел бы отменный Беспристрастный Свидетель.

— Тихо, Энн! Не сбивай, я сам собьюсь. Майк, ты правильно сказал. У меня две руки. Твой ответ был истинным. А если бы ты сказал, что у меня семь рук?

Майк забеспокоился.

— Я не понимаю, как это можно сказать.

— Я не допускаю, что ты это скажешь. А если бы сказал, то сказал бы неправильно, твой ответ не был бы истинным. Так вот, слушай внимательно, Майк: каждая религия утверждает, что только она истинна, только она говорит правду. Но если одна религия скажет: две руки, то другая на тот же вопрос ответит: семь рук. На один и тот же вопрос фостериты говорят одно, буддисты — другое, мусульмане — третье; сколько религий — столько разных ответов.

Майк соображал изо всех сил.

— И все ответы правильные? Джубал, я не понимаю.

— Я тоже.

Человек с Марса нахмурился, потом радостно улыбнулся.

— Я попрошу фостеритов поговорить с вашими Старшими Братьями, и тогда мы все узнаем и поймем. Как я могу это сделать?

Через несколько минут Джубал со стыдом вспомнил, что пообещал Майку встречу с каким-нибудь фостеритским пастырем. Он никак не мог разубедить Майка в том, что фостериты общаются с земными Старшими Братьями. Камнем преткновения было то, что Майк не знал, что такое ложь. Он запомнил определение лжи и фальши, но был далек от их понимания. «Говорить неправильно» можно только случайно. Поэтому Майк принял фостеритский балаган за чистую монету.

Джубал пытался объяснить Майку, что каждая религия претендует на то, что ей известен тот или иной способ общения со Старшими Братьями, но каждая религия дает свой ответ на один и тот же вопрос.

Майк сдерживал нетерпение.

— Брат мой Джубал! Я стараюсь, но не могу понять, как можно говорить разную правду. Моему народу Старшие Братья говорят всегда одну правду. Ваш народ…

— Стоп!

— Прошу прощения?

— Ты сказал «мой народ», имея в виду марсиан. Майк, ты не марсианин, а человек.

— Что такое человек?

Джубал застонал. Конечно, можно было отослать Майка к словарю, но Майк никогда не задавал вопрос ради вопроса. Если он что-то спрашивал, значит, хотел получить информацию и рассчитывал, что Джубал в состоянии ему эту информацию дать.

— Я человек, ты человек, Ларри человек.

— А Энн не человек?

— Гм… Энн человек женского пола. Она женщина.

— (Спасибо, Джубал. — Заткнись, Энн!)

— А ребенок — человек? Я видел детей в чертовом… по стереовидению. Ребенок похож на Энн. Энн не похожа на тебя, а ты не похож на меня… Ребенок — это птенец человека?

— Да, ребенок — это птенец.

— Джубал, мне кажется, я понял, что мой народ — «марсиане» — люди. Не по форме. Человек — не форма. Человек — это познание. Я правильно говорю?

Хватит философии, подумал Джубал. До чего-то мы еще договоримся? Что такое человек? Лысое двуногое существо. Образ и подобие Бога? Или печальный результат «выживания сильнейших», рождающийся для того, чтобы выплатить налоги и умереть? Марсиане, по-видимому, победили смерть, у них нет денег, собственности, стало быть, и налогов они не платят.

Мальчик прав: форма — не главное в человеке; ведь форма бутылки не влияет на качество вина. Человека даже можно вылить из его бутылки, как того беднягу, которого русские «спасли», поместив его мозг в стеклянную банку и обвешав проводами, как телефонную станцию. Здорово они пошутили! Интересно, тот парень оценил их юмор?

Чем же, с точки зрения марсиан, человек отличается от других животных? Можно ли удивить достижениями техники народ, владеющий искусством левитации? Кому марсиане присудят первый приз: Асуанской плотине или коралловому атоллу? Сознание? А кто докажет, что синие киты или секвойи не имеют сознания и не умеют сочинять стихи?

Есть поприще, на котором человека никто не превзошел: человек проявил чудеса изобретательности, выдумывая способы убийства, порабощений, закабаления, унижения себе подобных. Человек — это злобная насмешка над самим собой.

— Человек — это животное, которое смеется, — сказал наконец Джубал.

Майк подумал.

— Тогда я не человек, — сказал он.

— Почему?

— Я не умею смеяться. Я слышал смех, и он пугал меня. Потом я понял, что это не страшно. Я пытался научиться, — Майк запрокинул голову и издал звук, похожий на скрипучий кашель.

— Перестань, — Джубал закрыл ладонями уши.

— Вот видишь, — печально заключил Майк, — я не умею правильно смеяться, значит, я не человек.

— Погоди, сынок, ты просто еще не научился. И никогда не научишься, если будешь просто копировать других. Ты засмеешься, я тебе обещаю. Поживешь еще с нами, посмотришь, какие мы смешные — и засмеешься.

— Правда?

— Правда. Не волнуйся, все придет само собой. Даже марсианин засмеется, когда поймет, что мы такое.