Возвращение из Трапезунда - Кир Булычев

– Там есть целый ящик динамита.

– Не может быть! Враки! Груз транспорта досматривался. Ящик со взрывчаткой никто бы не пропустил.

– Пропустили.

– Почему ты так уверенно говоришь?

– Потому что был груз, который не досматривали. Груз московской археологической экспедиции.

– Ты с ума сошел! Я сам все проверял!

– Вы уверены?

– Ни в чем нельзя быть уверенным. Давай на радиотелеграф!

– Погодите, господин офицер, – сказал Сурен. – Вы только все погубите.

– Там триста раненых! – воскликнул Метелкин. Сурен зашипел на него, и Метелкин, продолжая кричать, перешел на шепот: – Там погибнут люди!

– И все же, прошу вас, не спешите.

– Почему? Меня ничто не остановит. – Метелкин рыскал по полу в поисках сапог.

– Разреши обратить твое внимание, – сказал Сурен, – на остальной груз археологической экспедиции. Конечно же, забота о людях – первейшая задача. Но вы уверены, что хотите, чтобы сейчас, в панике и спешке, кто-то начал вскрывать все ящики экспедиции? И если там окажутся не черепки, а что-то другое – если будет так, ты уверен, что профессор Авдеев и его супруга не вспомнят твоего имени?

Метелкин перестал надевать сапог.

– Это конец карьере, – сказал он после паузы.

– Боюсь, что да, – согласился Сурен, он был кроток и терпелив, как агнец. У него был план, как получить деньги с Метелкина, но с перепуганного и разъяренного Метелкина ни черта не получишь.

– Но мы же не можем все так оставить!

– Не можем, – согласился Сурен и тоже замолчал.

– Ну говори, говори! – страстно зашептал Метелкин. – Ты должен что-то придумать.

– А с другой стороны, – сказал Сурен, – если ничего не предпринимать, то погибнут не только люди – погибнет весь ваш груз.

– Наверное, на «Измаиле» и ваш с Аспасией есть, – заметил зло Метелкин.

– Сущие пустяки, – сказал Сурен. – Твое положение куда хуже.

– Неужели ничего нельзя придумать?

– Почему нельзя? И если ты компенсируешь мне расходы, которые я понес, заплатив турку, я постараюсь подсказать выход.

– Сколько? – спросил Метелкин.

– Две тысячи.

– Никогда!

– Я должен половину отдать Аспасии – иначе она меня убьет.

– Я получаю такие деньги за три месяца.

– Твой груз на «Измаиле» стоит в двадцать шесть раз больше, а ты вот-вот его лишишься.

– Черт с тобой! Но учти, что если ты не придумаешь выхода, ты отсюда живым не выйдешь.

– Ты очень нервничаешь, господин офицер, – сказал Сурен. – Нельзя в твоем возрасте так нервничать.

– Говори.

– Минутку – я пересчитаю.

Сурен принялся пришептывать – он считал деньги у окна при свете луны. Метелкин ходил по комнате в одном сапоге и готов был убить армянина.

– Там адская машина с часами? – спросил он.

– Может быть, – ответил Сурен. – Халиб считает, что взрыв будет утром.

– Почему?

– Спросите у него.

– Так что ты придумал?

– Я знаю одного человека, который может предупредить капитана «Измаила». Вы доверяете капитану?

– Он же в море!

– Это мое дело. Главное, чтобы капитан поверил.

Метелкин задумался.

– Для этого, – сказал он наконец, – надо написать ему письмо.

– Если вы напишете письмо, – сказал Сурен, – то я могу это письмо передать.

– Утром транспорт уже будет в Батуме. Сейчас три часа ночи. У тебя есть крылья?

– Вот именно, – сказал негоциант, – если вы так настаиваете, я могу сказать: письмо должно догнать транспорт на самолете.

– Где ты найдешь такого летчика?

– Самолет дорого стоит, – сказал Саркисьянц. – Но он поднимется в воздух через час.

– Я не могу платить, пока ты не докажешь, что не водишь меня за нос.

Пришла очередь оскорбляться Сурену, и он сделал это куда более эффектно, чем турок Халиб. Он направился к двери, как графиня, которой дворник сделал неприличное предложение. Он отворачивался от догнавшего его Метелкина, он вообще ничего не хотел слышать и не хотел брать ни копейки от человека, столь глубоко его оскорбившего.

Потом понял, что нервы Метелкина на пределе и он в любой момент может выхватить револьвер и пустить пулю в сердце Сурена.

– Хорошо! – прошептал Сурен, вытирая лицо твердым котелком. – Я даже скажу тебе, полковник, что я сделаю, – я пойду к Аспасии. У нее в заведении наверняка сидит сейчас один военлет, который ради ее прекрасных глаз сделает все, что нам нужно.

– Васильев! – воскликнул Метелкин.

– Но он не полетит ночью нелегально, без разрешения командира эскадрильи, рискуя репутацией и, может быть, погонами, он не полетит ни за какие деньги.

– Аспасия в самом деле сможет его уговорить!

– Ей не надо его уговаривать.

– Сколько? – Метелкин вдруг понял, что и в самом деле забрезжила слабая надежда на спасение.

– Пиши письмо капитану Белозерскому, – сказал Сурен, – а я пока посчитаю, во сколько это все нам обойдется.

Сурен достал из жилетного кармана махонький блокнотик, к нему был прикреплен серебряный карандашик на тонкой цепочке. Пока Метелкин, морща лоб и высунув от усердия язык, писал письмо капитану «Измаила», Сурен подвел итог.

– Три тысячи, – сказал он. – Ровно.

– Две тысячи, – сказал Метелкин, слюнявя конверт.

– Три тысячи ровно, – сказал Сурен. – Моих здесь было триста, я от них отказываюсь. Туркам я заплатил тысячу. Аспасия меньше чем за тысячу не станет ввязываться в эту историю, и Васильеву тоже придется отдать тысячу.

– Ему зачем? Он родную мать зарежет ради прекрасных глаз.

– Аспасия не может дать ему того, чего господин штабс-капитан так жаждет. А капитану надо будет купить дежурного на аэродроме, поднять механика, заправиться горючим и еще взять запасные бидоны, чтобы залить бак на обратную дорогу, – и это еще не все его расходы.

– Две пятьсот.

– И если ты будешь торговаться, полковник, то поезд уйдет.

Госпожа Аспасия не спала – она никогда не ложилась, пока ее заведение было открыто. «Луксор» закрывается в пять, а то и в шесть часов утра, пока есть господа интенданты – грех закрываться раньше.

Сурен прошел к стойке, у которой дремали перегрузившиеся анисовой водкой прапорщики, почему-то оказавшиеся здесь, а не на фронте. За стойкой стояла Аспасия, которая заменяла Русико. Та отошла в свою комнатку, чтобы усладить какого-то приезжего земгусара.

– Сурен? – удивилась она. – Я не помню, чтобы ты лег спать позже одиннадцати.

– Ты права, – сказал Сурен, кладя котелок на стойку и садясь на высокий стул. – Но надо спасать людей. Люди могут погибнуть.

– Погоди, – сказала Аспасия, – вернется Русико, и ты все расскажешь.

– К сожалению, – сказал Сурен, всегда так послушный Аспасии, – мы не можем ждать – каждая минута на счету.

Они прошли за стойку, и там в узком пространстве, занятом бутылками и коробками, Сурен рассказал, что случилось.

– Что мы можем сделать? – Аспасия приняла сведения всерьез.

– Мы можем послать Васильева – это единственная возможность, не поднимая великого шума, отыскать ящик и выкинуть за борт. Если же мы открытым текстом направим туда радиотелеграмму, то о грузе, который везет профессор Авдеев, через пять минут будет знать все Черное море – это уничтожит не только Метелкина! Вы меня поняли?

– Не надо мне объяснять, – сказала Аспасия. – Сколько там нашего груза?

– Немного, но груз важный. Ты же знаешь, госпожа.

– Метелкин дал письмо? Сколько заплатил?

– Полторы тысячи, – сказал Сурен. – Пятьсот для передачи Халибу, пятьсот для вас и пятьсот для Васильева.

– Неужели ты не поторговался больше?

– Я начал с двух тысяч.

– Дурак, – сказала Аспасия, – начинал бы с четырех. Где деньги? Где письмо?

Сурен передал госпоже Теофилато пятьсот лир и письмо Метелкина капитану Белозерскому. Дальнейшее зависело от госпожи Аспасии.

– Позови мне Васильева – он в углу, ты знаешь где.

Как раз в эти минуты Халиб сидел на корточках перед Рефиком, который откинулся на подушках. Халиб пил чай.

– Половина четвертого, – сказал Рефик. – Уже пора действовать.

– Этот шакал Сурен бегает по городу уже целый час.

– Любопытно, сколько он зарабатывает на комиссии? – подумал вслух Рефик. – Я думаю, он ограбит Метелкина.

– Его дело, господин, – сказал Халиб. Он покосился на пачку денег, полученную им от Сурена. Деньги лежали на низком столике у дивана, куда он положил их. Все. Он не посмел взять. Рефик знал, что Халиб не взял себе. – Они знают об адской машине.

– Ты не забыл завести на восемь?

– Тикает, – кивнул Халиб.

Рефик улыбнулся, показав белые сахарные зубы.

– Сейчас они уже посылают туда телеграф, – сказал Рефик. – Можешь посмотреть на часы – через два часа генералы в Батуми и адмиралы в Севастополе уже будут знать, что на «Измаиле» большая партия контрабанды. Завтра в Петербурге будут знать.