«Чистое поле». Миссия невыполнима - Николай Лузан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вырвавшись из крепких объятий друзей, Павел поднялся в кабинет Васильева. Тот, как всегда, был немногословен. Не вдаваясь в подробности стажировки во Владикавказе, он, как клещ, вцепился в последнюю информацию о стремительном вояже Имерлидзе в Москву и Краснодар. Версия Павла о том, что курьер грузинских спецслужб встречался с кем-то из агентов, а ими могли оказаться Харлампиди или Пацан, нашла поддержку у Васильева. Он достал из сейфа дела на них, положил перед Ковалевым и пояснил:
— Павел Николаевич, здесь твои старые материалы и то, что наработали Азовцев со Шкодиным. В последних сообщениях имеется ряд интересных моментов.
— Подтверждается связь Пацана и Харлампиди со спецслужбами Грузии? — загорелся Ковалев.
— Пока косвенно. Пацан проявил повышенный интерес к работам на военно-морской базе в Новороссийске, а у Харлампиди выявлены контакты с летчиками из Крымска, в характере которых еще предстоит разбираться.
— А объект Х? На нем они не засветились?
— Только Пацан. Несколько раз выезжал в район базы «Лесное озеро».
— С какой целью?
Васильев, пожав плечами, ответил:
— Вот это, Павел Николаевич, тебе и предстоит выяснить. Тут, как говорится, тебе и флаг в руки. И еще внимательно посмотри на материалы свежим взглядом, возможно, увидишь то, что не смог разглядеть Шкодин.
— Понял, Александр Васильевич, немедленно займусь! — заверил Ковалев.
— Хорошо! Первое, что сделай, так это установи, где Харлампиди и Пацан находились 12 апреля. Здесь, я думаю, собака и зарыта. Это ключевой момент в их проверке.
— Я тоже об этом подумал. Если 12-го они выезжали в Краснодар и встречались с Имерлидзе, то железно, шпионы!
— Не спеши записывать их в шпионы, это еще требуется доказать! — предостерег от поспешных выводов Васильев.
— Александр Васильевич, я почти уверен — в Краснодаре у Имерлидзе была явка с агентом! — с жаром заговорил Ковалев.
— Возможно. Но с кем? Пацаном? Харлампиди? А может, был еще один — третий? Поэтому не будем гадать, отработай все от а до я. Разложи по минутам: где, с кем и с какой целью 12 апреля они могли находиться в Краснодаре. Подумай хорошо, как и через кого это лучше сделать, а главное, конспиративно. Пацан и Харлампиди ни в коем разе не должны почувствовать нашего интереса к ним.
— По Пацану — без проблем. На него у меня два человека заряжены. С Харлампиди — посложнее, — и, подумав, Ковалев предложил: — Александр Васильевич, есть мысль, как конспиративно и быстро получить ответ, был ли у них контакт с Имерлидзе или нет.
— Слушаю.
— Пробить их по телефонным переговорам. Логика подсказывает — перед встречей с Имерлидзе они должны были созвониться.
— Хорошая мысль. Я распоряжусь, — согласился Васильев и поторопил: — Все, Павел Николаевич, время не ждет, садись за материалы, вечером жду от тебя перечень дополнительных оперативных мероприятий в отношении Харлампиди и Пацана, а потом в народ!
— Есть! — принял к исполнению Павел и, забрав дела, отправился к себе в кабинет.
Там его уже ждал Шкодин, чтобы поделиться своими соображениями в отношении Харлампиди и Пацана, которые не нашли отражения в материалах дела. Ковалев внимательно выслушал его, но, к сожалению, так и не получил убедительных доказательств, свидетельствующих о проведении ими шпионской деятельности. Шкодин также не смог дать ответа и на главный вопрос — были ли Пацан и Харлампиди 12 апреля в Краснодаре. Ответы на них Павлу теперь предстояло искать самому. Начал он эту работу с изучения материалов дела на Пацана и к концу дня уже имел ясное представление о том, что в первую очередь необходимо сделать. Мысли легко ложились на бумагу и вечером, как того требовал Васильев, он представил ему план дополнительных оперативно-разыскных мероприятий. Их содержание не вызвало у него серьезных возражений. Внеся несколько несущественных дополнений, Васильев в верхней части листа написал «Утверждаю» и поставил размашистую подпись.
На следующее утро Ковалев «пошел в народ» — отправился встречаться с агентами, чтобы опросить их по Пацану и Харлампиди. Работа заняла два дня и оказалась результативной. Контакты Харлампиди с летчиками в Крымске наводили на мысль, что они носили не только приятельский характер. В разговоре с инженером полка он под предлогом покупки для собственных нужд дополнительных топливных баков интересовался сроками списания старых и поступления на вооружение части новых типов самолетов.
Главный же итог работы состоял в том, что Павел нашел частичное подтверждение своей версии о встрече в Краснодаре агента-курьера Имерлидзе с агентом-информатором. И этим информатором мог оказаться Пацан. 12 апреля он, по сообщению надежного источника контрразведки, выезжал в Краснодар якобы на закупку продуктов для кафе «Бивак» и возвратился поздно вечером. Данный факт подтверждался сводками телефонных переговоров Пацана. С 15.20 до 20.17 он вел их из Краснодара. В цепочке доказательств контакта Пацана с Имерлидзе не хватало всего одного звена — они между собой не разговаривали. Но это не поколебало уверенности Павла в том, что в Краснодаре состоялась моментальная явка шпионов. Конспиративность, с какой она была проведена, лишний раз убеждала его в том, что за их спинами стоит матерый разведчик — резидент Засланец.
Снова, как и полгода назад, перед Ковалевым и Васильевым возник вопрос: когда и где Пацан мог быть завербован спецслужбами Грузии? Анализ имеющихся на него материалов возвращал к далеким событиям 1993 года — участию Пацана в боевых действиях на стороне абхазов против войск Госсовета Грузии. Именно тогда, по их мнению, он, вероятно, попал в поле зрения грузинских спецслужб и был завербован. К сожалению, ответ коллег из Службы государственной безопасности Республики Абхазия, казалось бы, ставил на их версии крест. В нем они подтверждали факт участия Пацана в боевых действиях на стороне абхазских ополченцев и пребывания в окружении во время неудачного мартовского 1993 года наступления на позиции грузинских войск. В частности, коллеги из СГБ сообщали: «…Будучи отрезанным от основных сил подразделения и оставшись в одиночестве, П. Пацан не растерялся, несмотря на ранение, пробился к своим и сообщил ценные разведывательные сведения о противнике».
«Оставшись в одиночестве» — эта фраза в последнем абзаце ответа коллег была подчеркнута чьей-то рукой, возможно Градова или Аниченко, а на полях стоял жирный знак вопроса. Для Васильева и Ковалева также было очевидно — она являлась ключевой, и ключ к ней находился у тех, кто в далеком 1993 году был рядом с Пацаном. По сведениям СГБ, из сослуживцев Пацана в живых остались шесть человек. Двое после войны возвратились к себе на родину в Турцию и Иорданию. Следы троих затерялись где-то в Приднестровье. В Абхазии проживал только один — Гудиса Тарба. На его показания и опирались абхазские контрразведчики в своем ответе.
Васильев не подвергал их сомнению, но практический опыт подсказывал ему: прямой разговор с Тарбой оперработника, знающего материалы дела в деталях, мог пролить свет на темные пятна в проверке Пацана. Необходимость командировки в Абхазию, речь о которой шла полгода назад, стала настоятельной. Свое мнение он доложил Аниченко, тот согласился и распорядился направить Ковалева в Абхазию.
21 мая Павел вылетел в Адлер. Здесь весна была в полном разгаре. Воздух был напоен запахом буйно цветущих субтропиков. Предгорья окрасила нежная зелень молодой листвы. И лишь зимние шапки на вершинах гор напоминали о недолгой черноморской зиме.
Дорога до границы заняла двадцать минут. Таксист доехал до Казачьего рынка и застрял в толчее. До пограничного перехода Псоу Павел прошел пешком, а последние полсотни метров продвигался со скоростью черепахи. В Абхазии начался курортный сезон и, подобно перелетным птицам, тысячи отдыхающих потянулись к теплому морю. За несколько метров до пограничного поста очередь замерла — у контролеров зависли компьютеры, и проверка документов застопорилась. Павел не стал ждать, когда их восстановят, и воспользовался своим служебным положением. Протиснувшись к старшему смены, он предъявил удостоверение, и тот дал команду пограничному наряду пропустить его на абхазскую сторону.
По стиснутому решетками лабиринту перехода Павел вышел на мост через реку Псоу, там его встретил старший оперуполномоченный по особо важным делам отдела военной контрразведки ФСБ России по миротворческим силам в зоне грузино-абхазского конфликта майор Олег Гонтарев. Ладный, крепко сложенный, ростом под метр девяносто, неспешный в движениях, он производил впечатление человека основательного и надежного. Характерный армейский загар и полинявшая на солнце камуфляжка говорили о том, что Гонтарев занимался контрразведкой не в уютном кабинете, а в боевых порядках войск. Павел опустил взгляд ниже, задержал на кобуре, из нее торчала рукоять пистолета, и понял: мирная жизнь, беззаботно плескавшаяся за спиной, закончилась.