Забытая трагедия. Россия в первой мировой войне - Анатолий Уткин

Фалькенгайн мог планировать такое сосредоточение на узком участке Западного фронта потому, что не видел у потерпевшей серию поражений России воли и возможности угрожать Германии с Востока: «Даже если мы не можем надеяться на полномасштабную революцию, мы все же можем рассчитывать на то, что внутренние катаклизмы России заставят ее через относительно краткое время сложить оружие». На второй день, после того как Фалькенгайн написал эти слова Вильгельму Второму, Александр Гельфанд получил миллион рублей на проведение пропаганды внутри России. Эти деньги были выплачены после того, как германский посол в Дании убедил германских руководителей, что Россию можно оторвать от Запада только посредством революции.

Русский император

Император Николай Второй имел немало превосходных черт, и его обаяние подкрепляется множеством исторических свидетельств.

Западные послы были очарованы императором Николаем, но это не мешало им сомневаться в решающем для правителя качестве — в его воле. Скажем, посол Палеолог буквально поет гимн таким качествам императора, как простота, мягкость, отзывчивость, удивительная память. Вместе с тем, он отмечает его неуверенность в своих силах, причиной чего являлся постоянный поиск опоры вовне, в тех, кто сильнее его. В эпоху колоссального кризиса своей страны император оказался не на высоте самодержавного правления. Впрочем, его задача, как правителя, была столь грандиозна, что приходится сомневаться в том, смогли кто-либо вообще самодержавно управлять столь огромной страной. Справедливы сомнения Палеолога, сравнивающего Николая Второго с его предшественниками на троне: «По сравнению с современной империей, в которой насчитывается не менее ста восьмидесяти миллионов населения, распределенного на двадцати двух миллионах квадратных километров, что представляла собой Россия Ивана Грозного и Петра Великого, Екатерины II, даже Николая I? Чтобы руководить государством, которое стало таким громадным, чтобы повелевать всеми двигателями и колесами этой исполинской системы, чтобы объединить и употребить в дело элементы настолько сложные, разнообразные и противоположные, необходим был, по крайней мере, гений Наполеона. Каковы бы ни были внутренние достоинства самодержавного царизма, оно — географический анахронизм» {203}.

Нам интересны эти мысли, прежде всего, в следующем ракурсе: у лидеров Запада не возникало особого желания исследовать недостатки самодержавного правления на Руси до мирового конфликта, когда русские слабости стали и западными слабостями. Аналитики Запада теперь искали реальную оценку — ошибка в ней могла обернуться национальной катастрофой для стран Запада.

Палеолог записывает в дневнике 13 января 1916 г. свое суждение о главном уязвимом месте царского правления в России: «Следуя своим принципам и своему строю, царизм вынужден был быть безгрешным, никогда не ошибающимся и совершенным. „Никакое другое правительство не нуждалось в такой степени в интеллигентности, честности, мудрости, даже порядке, предвидении, таланте; однако дело в том, что вне царского строя, т.е. вне его административной олигархии, ничего нет: ни контролирующего механизма, ни автономных ячеек, ни прочно установленных партий, ни социальных группировок, никакой легальной или бытовой организации общественной воли. Поэтому, если при этом строе случается ошибка, то ее замечают слишком поздно, и некому ее исправить“ {204}.

Отрадно было бы слышать такое суждение в спокойном 1913 г., а не в грозовом 1916, когда смена правительства была воистину чревата. Скажем, американский народ в ходе мировых войн никогда, даже если нарушались все прецеденты (четыре президентских срока Франклина Рузвельта), не менял «лошадей на переправе». Русский характер не отличался терпением. Западные мудрецы в данном случае не только перестали останавливать нетерпеливых, но побуждали их к действию. Что же каяться позже? Было ли провидение у несчастного монарха?

Шанс на сепаратный мир

Главная союзница Германии-Австро-Венгрия — смотрела в будущее значительно менее оптимистически и не разделяла пренебрежительного отношения германского командования к потенциалу русской армии. В Вене признавали, что, несмотря на страшные поражения, боевая мощь России еще способна проявить себя. Генерал Конрад предупредил премьера Тису 4 января, что «невозможно даже ставить перед собой вопрос о полном крушении российской военной машины» {205} . К тому же Россия продолжает сохранять тесные связи со своими западными союзниками. «А Англия не может потерпеть поражения; мир следует заключить в очень скором времени, либо мы будем фатально ослаблены, если не сокрушены». В это время Британия, единственная среди великих воюющих держав, содержала добровольческую армию. Ее численность достигла внушительных размеров — 2,7 млн. человек. Но требования войны крушили даже британские традиции. 5 января премьер-министр Асквит внес в палату общин билль об обязательной воинской повинности. Стране требовались миллионы молодых людей, и англичане не изменили традиционному чувству долга. С новым годом Центральные державы открыли новый фронт — на этот раз против Черногории. 8 января 50-тысячные австро-боснийские войска обрушились на малую союзницу Сербии. Столица страны — Четинье — пала 11 января, и через неделю Черногория сдалась. Остатки ее армии присоединились к сербам на острове Корфу. А рядом терпели неудачу войска Франции и Британской империи.

В эти дни неудача западных союзников на Галлиполийском полуострове закрепила изоляцию России. «На Дарданеллах погасли все надежды на установление продолжительных контактов с Россией, — писал У. Черчилль. — Железная дорога длиною в 1200 миль должна была быть построена в направлении Мурманска; можно было пользоваться дорогой до Владивостока, протяженностью в 4000 миль; но тесное сотрудничество в обмене людьми и военными материалами, огромный экспорт южнорусской пшеницы, расширение жизненно важной торговли, которые были возможны лишь с открытием пути в Черное море, были отныне навсегда запретны для нас» {206} . В последнем предвоенном году русский экспорт через европейские и южные пути России составлял 1421 млн. рублей. 95 процентов его составляло продовольствие. К июлю 1915 года экспорт (за год) упал до 190 млн. рублей {207} . Импорт упал соответственно с 1374 млн. рублей в 1913 году до 404 млн. рублей. (Напомним, что в 1913 году 47,4% всего русского импорта поступало из Германии. 12,5% приходилось на Британию, 5,8% на США, 4,1% на Францию. Нет сомнений в том, что обрыв связей с Германией был очень болезненным для России).

Верден

В восемнадцатом веке гениальный французский военный инженер Вобан создал Верден для защиты Парижа от противника с Востока. В 1792 году Верден был взят прусской армией после двухдневного сражения. В 1870 году крепость продержалась шесть недель. В сентябре 1914 года Жофр был готов сдать Верден в соответствии со своим общим стратегическим планом. На протяжении 1915 г. германские войска стояли всего в пятнадцати километрах от Вердена. Главный замысел немцев на 1916 г, — обескровить французскую армию при Вердене — начал реализовываться 21-го февраля. Немцы предприняли яростное наступление на крепость, основываясь на той посылке, что французы бросят под Верден все возможные резервы. 850 германских орудий начали артподготовку на сравнительно небольшом фронте в двенадцать километров, и длилась эта канонада девять часов. Немцы выделили 168 самолетов для постоянного слежения за полем боя. Против фортов Дуамон и Во, защищаемых полумиллионом французов, немцы бросили миллион своих солдат. В первый день наступления они применили газы, во второй — новинку, девяносто шесть огнеметов. Через четыре дня немцы взяли форт Дуамон. Кайзер Вильгельм лично вручил награды победителям. Но назначенный обороной Вердена генерал Петэн издал свой знаменитый приказ: «Они не пройдут». Ожесточение битвы стало невиданным. Треть миллиона немцев полегла за небольшой, изуродованный артиллерией клочок земли. Месяцы боев поставили вопрос: кто первым проявит слабость. Безупречная в теории логика Фалькенгайна споткнулась об отчаянную решимость французов. Через месяц боев немцы решили совершить промежуточную оценку ситуаций. И хотя потери немцев были устрашающими, верховное главнокомандование решило продолжить операцию, рассчитанную на обескровление французской армии. Присутствовавший наследный принц Гогенцоллерн предпочел сделать оптимистический вывод, что «перспективы значительной моральной и материальной победы остаются». Очевидцы говорят о сценах ада, но Фалькенгайн следовал избранному методу. Деревня Во переходила из рук в руки тринадцать раз и все же осталась во французских руках. Защитникам форта Во генерал Жофр объявил в ежедневном приказе: «О вас всегда будут говорить — они преградили путь на Верден. Раненым в этих боях попал в немецкий плен капитан де Голль. (После нескольких неудачных попыток побега он был помещен в тюрьму, где учил французскому языку молодого русского офицера Михаила Тухачевского.) Немцы бросили, в бой баварцев во главе с, генералом фон Кнесселем, взявшим на русском фронте, крепость Перемышль. Но французы посылали в Верден ежедневно 6 тысяч грузовиков с боеприпасами и 90 тысяч, подкрепления еженедельно, и крепость держалась {208} . Замысел Фалькенгайна стал терять свою убедительность. Несколько французских рот дезертировало, но общая решимость защитников Вердена поколеблена не была. Ужас битвы был неописуемым: „Мы вышли из места столь ужасного, что ни один лунатик не может представить этого ужаса“ {209} . Испытывая давление под Верденом, генерал Жофр прислал Алексееву телеграмму: „Я прощу русскую армию начать наступление“ {210} . Русские войска в марте предприняли наступление близ озера Нароч (к востоку от Вильнюса и к югу от Двинска) силами восемнадцати дивизий — 350 тысяч Второй русской армии. Это был тот случай, когда русская армия имела перевес над германской в артиллерии в тысячу снарядов на орудие {211} . Войска пошли через болота, когда неожиданно наступила оттепель. Тысячи русских солдат оказались обмороженными. Не самые талантливые русские генералы участвовали в боях — таково мнение Алексеева и иностранных наблюдателей {212} . Десятая германская армия Эйхгорна отбила наступление. Потери русской армии были огромными {213} . Но свой союзнический долг русская армия выполнила — насторожившиеся немцы приостановили атаки на Верден более чем на неделю.