Собор - Роман Злотников

— Домой, домой, Лушка, — и двинулся по аллее.

Лушка посидела, тоскливо глядя вслед какой-то пришибленной фигуре хозяина, жалобно тявкнула, будто нехотя поднялась и потрусила следом, поджав хвост и испуганно озираясь.

Когда из темноты выпрыгнули две черные тени с горящими во тьме волчьими глазами, Баргин испуганно отшатнулся. Одна из теней вдруг поднялась и встала на задние лапы. Анатолий Александрович с трудом оторвал взгляд от этих неистово горящих глаз и увидел, что существо имеет тело человека. Баргин почувствовал, что словно каменеет.

— Кто ты? — еле смог он произнести пересохшими губами.

— На тебе отблеск Волка, мясо. — Речь странной твари мало напоминала человеческую. — Они не дали мне поединка. Он пожалеет об этом.

В следующее мгновение Баргин почувствовал, как на его горле сомкнулись острые клыки.

6

Реклама чемпионата шла по телевизору каждый день в течение месяца до его начала. Схватки братьев с противниками на ринге выглядели не очень зрелищно. Они длились несколько секунд. Но показанные в записи с замедлением выглядели эффектно. Медленный, неуклюжий бросок в атаку, и молниеносный, даже при замедлении, захват, бросок и удар, а затем боец Собора замирал, будто скованный. Один из волхвов, сидевший в зале, останавливал бойца. Большинство из тех, кто выходил на ринг, были отроками, они еще не умели контролировать то, что Конрад обозвал боевым трансом. Сказать по правде, и у тех, кто имел ранг воинов, это не всегда получалось. Но на экране этого не было видно. На экране боец замирал в величественной позе, наблюдая, как его противник, кувыркаясь, отлетает в сторону и падает на ковер безжизненной грудой. В этих схватках не было ни крови, ни смерти. Но, как правило, противников братьев уносили с ринга на носилках. Не многие пришедшие в себя к концу поединка могли сдвинуться с места. От боя к бою в строю оставалось все меньше чужих. И вот наступил ДЕНЬ.

Иван проснулся рано. На ночь он отключил телефон и поэтому должен был бы по идее хорошо выспаться. Но почему-то чувствовал себя измученным и недоспавшим. Он вышел на улицу, позвал младшего и пробежался кружок вокруг дома, щуря глаза от поземки, временами грозящей перейти в легкую вьюжицу, и напоследок растерся снегом. Немного полегчало. Иван заварил чая со зверобоем и подключил телефон. Пока чай настаивался, он оделся. Порфирий до сих пор сохранял иллюзии по поводу того, что уж в своей-то школе он по-прежнему хозяин. И предвкушал, какой сюрприз подложит остальным, выставив ТАКОГО бойца. В процессе так называемого обучения все братья делали вид, что едва знакомы друг с другом, и Порфирий после тренировочных боев в присутствии никем не замечаемого Сыча однажды постарался деликатно отделить Ивана от остальных и в баньке, выставив на стол водочки с балычком, доверительно задышал перегаром в ухо и жарко забормотал:

— Меня держись, парень, не пожалеешь. На кой черт тебе этот иностранец? Он потешится, потешится да и забудет. А за мной как за каменной стеной. Понял?

Иван молча кивнул. После той баньки Порфирий повеселел, на все проблемы смотрел презрительно улыбаясь и приобрел привычку, обращаясь к Ивану, использовать покровительственный тон. А когда ребята уже разъехались, он совсем успокоился.

Но сегодня Порфирия ждал сюрприз. Сегодня был его последний день в роли руководителя Федерации, и, вероятнее всего, сегодня был и последний день существования самой Федерации. Хотя, возможно, она выживет и займется чем-нибудь еще. Все-таки она называлась Федерация национальных единоборств, и ее полная ориентация на Собор была заложена именно Богородцевым. Иван улыбнулся, в любом случае сегодня все вернется на круги своя. Он подумал о своих. Фил, Конрад и Эльха давно приехали в роли руководителей и участников иностранных команд. Иван выпил чаю и поднялся. Сегодня он должен был приехать в центр на машине. В этот момент зазвонил телефон. Когда в трубке раздался голос Сашки, Ивана пронзило острое чувство утраты. Сашка тихо произнес:

— Иван…

Он судорожно выдохнул:

— Кто?

— Баргин.

Сначала накатило некоторое облегчение. Он испугался за Эльху, Конрада и Фила, а следом — горечь. Он сильно привязался к Баргину после смерти мамы Тани и Петровича.

— Кто?

— Серая Смерть.

Иван сжал зубы.

— Что решили волхвы?

— Они ждут тебя.

Иван положил трубку. Разделся, подошел к двери и нырнул в марево разыгравшейся вьюги.

Лес был таким же, как всегда. Даже зима здесь была иной, не как во всем остальном мире. Лишь небольшие снежные языки на слегка пожухлой, но все еще зеленой траве. Волхвы стояли у ворот святилища. Все четверо. Иван подошел к ним и остановился, чуть склонив голову.

— Нас не будет, Волк, — глухо произнес Кий.

Волк растерялся:

— Но… Как? Мы же не сможем остановиться!

— Разве ты не понял, что сегодня сам нашел дорогу в этот лес?

Иван обвел волхвов ошеломленным взглядом:

— Вы хотите, чтобы я…

— Ты сможешь.

И все было решено. Трое скрылись в лесу, а Сыч положил руки Ивану на плечи:

— Мы должны остановить Серую Смерть, Волк.

— Почему вы запретили мне поединок?

— Ты знаешь.

Иван яростно посмотрел на Сыча:

— Да, он наш брат, но сколько людей осталось бы в живых, если бы мы остановили его полтора года, год, даже месяц назад?

— А ты вышел бы год назад на охоту за братом?

Иван отвернулся и крепко, до боли, зажмурился. Сыч шагнул в сторону. Иван обернулся, но его уже не было.

Иван появился в зале для разминки, когда Порфирий уже нетерпеливо бегал от стенки к стенке, преодолевая желание сорвать на ком-нибудь свою злость. С утра он было рявкнул на какого-то хмыря из Сибири, но тот так глянул на него, что у Порфирия чуть язык не провалился в горло. Увидев Ивана, Порфирий ринулся к нему, собираясь выплеснуть накопившееся раздражение. Но, видимо, что-то понял и в последний момент притормозил. Иван вышел на середину зала, сопровождаемый уважительными взглядами, и негромко произнес:

— Братья…

Тут же установилась мертвая тишина. Все смотрели на него. Иван единственный был с младшим братом в этом зале, и несколько присутствующих тут легионеров, сумевших додержаться до финального дня, удивленно уставились на волка.

— Старшие не смогут сегодня помочь нам.

Знающие, о чем речь, напряженно размышляли, смогут ли они проконтролировать свои боевые рефлексы. Остальные недоумевали. Постепенно взгляды стали вновь сосредоточиваться на Иване. К нему подошел Сашка:

— Все будет нормально, Волк.

Иван кивнул, и все снова вернулись к своим делам. Иван прошел в небольшую раздевалку и начал переодеваться. Дверь осторожно отворилась, и внутрь бочком протиснулся Порфирий. Он постоял, переминаясь с ноги на ногу, и, когда Иван уже полностью оделся, вымучил вопрос:

— Что все это означает?

В его глазах Иван увидел страх от ожидаемого ответа.

— Ты прав, Порфирий, мы — настоящий Собор, — молвил он.

Рудой судорожно сглотнул:

— Но… это невозможно.

Иван в упор посмотрел на него и вышел из раздевалки.

Им четверым сегодня выпало делать то, что делали волхвы. Эльха, Конрад и Фил уже ждали Ивана у выхода к рингу. Парный бой со зверем требовал большего, чем обычно, пространства, поэтому ринг был шестиугольным, со стороной восемь метров и жесткой сеткой из стальной проволоки высотой три метра по периметру. От него амфитеатром поднимались места зрителей. Ходили слухи, что сегодня мог появиться даже сам президент. Во всяком случае, ребятки в строгих костюмах, оттопыривающихся под левой подмышкой, сновали по зданию с раннего утра. Заиграли фанфары. Иван повернулся в сторону раздевалки и сделал знак Сашке. Тот скрылся внутри, и через несколько мгновений из раздевалки как ошпаренный вылетел Рудой.

Иван подозвал его к себе, окинул взглядом позеленевшее от страха лицо и указал на ринг:

— Тебе пора открывать чемпионат. И не забывай, Богородцев сидит во втором ряду.

От этого напоминания Рудой позеленел еще больше. Но перспектива сесть в лужу в присутствии хозяина заставила его взять себя в руки. Официальная часть прошла достойно. Потом, в течение сорока минут, шло театрализованное представление, и наконец под сводами прозвучал напряженный голос Рудого, объявивший открытие чемпионата. И вот тут началось неожиданное. Первая же схватка закончилась отказом от схватки. Но это, похоже, не обескуражило ни судей, ни представителей команд. Зрителей поразило то, как об этом было объявлено. Оба бойца вышли на середину ринга, повернулись спина к спине, и один из них громко произнес:

— Брат не сражается с братом.

Потом эту же фразу повторил второй. И они ушли с ринга. Вторая схватка заняла двенадцать секунд, следующая опять не состоялась. В зале начался ропот, но вскоре зрители стали замечать: бои не происходят тогда, когда на ринге оказываются бойцы с животными, которые были описаны как тотемы в «Сказании об обровом побоище». А если противниками оказывались бойцы с собаками, то даже выдры и ласки мгновенно выигрывали схватку. Первыми зашевелились журналисты. В галерее для прессы, быстро опустевшей после третьего отказа, тут же вновь стало яблоку негде упасть. Затем по зданию поползли слухи, и зрители, потянувшиеся было в буфет, бросились по своим местам. Иван, уже трижды выходивший на ринг, но вступавший в схватку только один раз, подошел к дверце, ведущей на ринг. Только что состоялась, вернее, не состоялась последняя схватка. Наступило время истины. Иван открыл дверцу и шагнул на ринг. В этот миг вдруг повеяло холодом. Он остановился и резко оглянулся, а младший припал к ковру и вздыбил шерсть на загривке. На верхней ступени лестницы, спускающейся от крайних рядов амфитеатра, стоял Серая Смерть. Зрители испуганно озирались, ощущая волны страха, исходящие из неведомого источника. Серая Смерть был под заговором. Он смотрел на Ивана. Иван ступил в центр ринга, оставив дверцу открытой. Серая Смерть расхохотался, и в этот миг его увидели. Но в следующее мгновение он скользнул вниз по лестнице, и изумленные люди обнаружили, что он исчез, а спустя пару секунд очутился уже на ринге.