Струна (=Полоса невезения) - Виталий Каплан

Как же еще? По-другому нельзя. Логика любой спецслужбы описывается десятком очевидных аксиом.

— А, слухами земля полнится, — пожал плечами Маус. — Вот куда — сие мне неведомо, а об остальном и в отделе поддержки узнать можно, у Маринки, — он задорно мне подмигнул.

Я сделал вид, что поверил. Вряд ли Марина из отдела поддержки станет болтать всем подряд, кому и какие командировочные выписала, но все-таки… Пока разойдемся на заготовленные позиции, а там посмотрим. В конце концов, ну что такого, если Мауса «попросили» чуть-чуть за мной приглядеть? Ничего странного. Удивительно было, сложись все наоборот.

Интересно, а может, в его компетенцию входит также подать знак другу Сайфу, если я покажусь ему странным? А «друг Сайф» и не задумается — просто всадит мне пулю из своей очередной игрушки и пойдет пить кофе в то заведение на Полянке. Он ведь профи, работу делает быстро и идеально.

Что за мысли? Недаром говорится — самая первая мысль самая верная.

— Еду я к некоему господину Осоргину, в приют для несовершеннолетних воспитанников, — нарочито канцелярским тоном изрек я, хотя командировочного предписания еще в глаза не видел и о формулировке мог лишь догадываться.

— А, «дети Струны», — понимающе кивнул хакер. — И дядя Юра впереди. В белом кителе на бледном коне.

— Кстати, а почему в кителе? — я сел на диван.

Похоже, Маус знал несколько больше, чем положено ему по чину. По крайней мере, Осоргин для него не пустой звук. Уже интересно.

— Как почему? — компьютерщик удивился. — Он же моряк бывший. На авианосце служил, в Южноморском флоте. Да вы в его этот лагерь поедете, все сразу поймете. У него этого хозяйства немерено. Шхуны, фрегаты, яхты… Пацанам мелким нравится. Девчонкам тоже.

— А ты знаешь его? — решился я на вопрос.

В конце концов, чем черт не шутит, может, и знает? Тогда будет проще. Хоть немного. Приеду туда подготовленным.

— Кто ж его не знает? — Маус смотрел на меня с удивлением. Теперь он лишний раз убедился, что я Мухинском взращен и дальше его окраин ориентируюсь погано. Даже в делах «Струны». Что, собственно, и есть правда.

— Осоргин у нас человек большого полета! Везде успел поучаствовать. И в южных делах, после Смуты. Там, его наши как раз заприметили. Потом уже, когда человеком «Струны» стал — и с работорговцами в Азии разбирался, и с «наркомами», и вот с беспризорщиной. Короче, везде поспел наш пострел, — Маус оттолкнулся ногою от столика. Его кресло на колесиках подкатилось к дивану. Хакер показным шепотом сообщил:

— Осоргин — такой человек! Его и Старшие Хранители слушают. Говорят, вплоть до… — он кивнул вверх и замолк.

Почему никогда, никогда «Струна» не называет по имени своего лидера? Кто во главе пирамиды? Кто стоит выше Лены и кучки остальных Старших Хранителей? Сразу наш загадочный Главный Хранитель или кто-то есть между? Некое политбюро? И почему вообще вокруг этого клубится мутное облако таинственности?

— Впрочем, не зря у него этот вес, — покачал головой хакер. — Есть повод. По крайней мере, если этот его лагерь с другими сравнить… Будет заметно. Я даже не понимаю — чего там инспектировать? Никаких гвоздей, блин. Вот Уральский наш приют — другое дело. А Осоргин…

Он задумчиво смолк. Похоже, и впрямь был удивлен. Да и что тут странного? Будь он хоть трижды моим «дозорным», всей правды не знал бы так и так, а порассуждать Маус любит. Не зря же умственным трудом занят!

— Короче, странная у вас командировочка, ну да мы вас тут будем ждать, — он наигранно прослезился. — И ждать, и ждать! Шеф, не бросайте нас в терновый куст, возвращайтесь скорее.

— Хотелось бы, — честно признался я. — Мне с вами как-то спокойней.

Лицом Мауса вдруг изменилось. Он стал каким-то серьезным. Даже взрослее немного, чем раньше. Удивительно. Вот так общаешься с человеком, долго общаешься, а не знаешь о нем ничего. В самом деле, ровным счетом ничего. Чтобы личный файл его просмотреть, рангом я пока не вышел, а о себе Маус умеет не говорить. Чуть повернется тема в ненужную сторону — легко перекинет стрелки.

И в этом я хорошо его понимаю.

— Нам с вами тоже, — произнес Маус. — Спокойнее.

В этот миг за спиной у него поверх музыки вклинился длинный гудок.

— Message! — оповестил женский голос.

— Звиняйте, — компьютерщик повернулся к машине, вновь подкатившись к ней на своем кресле. — Похоже, «мыло» пришло. Похоже, личное.

— Ну, коли так, — заключил я, — принимай мои скудные дела. Хотя и принимать нечего, я так зашел, сказать, что уезжаю. Тем более, ты и сам все знаешь.

— Работа такая, — углубившись в систему, ответил Маус.

— Ну, коли так, читай свое личное «мыло», а я пошел…

— Эй, — он вновь повернулся ко мне. — Шеф, вы только, когда вернетесь, сразу звякните мне. Хорошо?

Малахитовый лифт довез меня до первого этажа. Все дорогу я прибывал в гордом одиночестве. То ли слишком рано было для нашей конторы, то ли слишком поздно. Не обвыкся я еще со столичным ритмом, да и расписанием тоже.

Внизу было тихо. Сквозь прозрачные стены виднелся тонкий серп растущего месяца. Как в древней детской передаче «спят усталые игрушки». Охрана у выхода вяло ждала посетителей. Таковых не наблюдалось.

— До свиданья, — машинально произнес я.

— Всего хорошего, — парень-«секьюрити» не шелохнулся. Как стоял в своем строгом костюме в паре шагов от металоискателя, так и остался на месте. Интересно, а откуда берутся такие, как он?

Тоже «люди Струны»? Тоже проходят ежегодное восхождение? Или, сидя на первом этаже, ребята и знать не знают, что находится выше? Но выяснить сие невозможно. Начальник наружной охраны Гришин, молчаливый худой человек, пару раз заходивший к Лене в кабинет, наверняка вышколил своих подчиненных, и заводить с ними посторонние беседы — занятие столь же увлекательное, сколь общение с многоуважаемым шкафом.

За разъехавшимися в сторону дверями начинался город, Столица. Сперва, конечно, тянулось крыльцо, потом огороженная территория с автостоянкой, ну а потом уже — собственно город.

Я оглянулся назад.

«Федеральный фонд защиты прав несовершеннолетних» — золотились буквы на черном мраморе. На самом деле мы числимся при какой-то парламентской фракции, хотя в реальности фракция числится при нас. «Струна» не лезет в политику, но среди государственных мужей так же много наших «друзей» и «клиентов», как и в мире уголовного бизнеса.

Уж кому-кому, а им «Струна» привила любовь к детям всерьез и надолго.

Я вышел за ограду и двинулся к метро. Офисный центр, построенный ловким столичным мэром чуть в отдалении от Кремля и правительства, соседствовал с простыми кварталами. Здесь тянулись и новостройки, и старые пятиэтажки времен повальной кукурузации, в узких переулках располагались мелкие фабрички, конторы и коммунальные службы. Ходили разговоры, что большая часть этих строений уже обречена — в недрах мэрии вызревают планы коренной реконструкции центра. Ничего хорошего я от мэрских планов не ждал, но и поделать ничего не мог. Здесь кончались возможности «Струны». Если никакие дети не пострадают — то и ладно.

Быть может, через год здесь воздвигнутся очередные банки и супермаркеты — бетон, стекло, металл. Только вот души в них уже не будет, исчезнет душа, просочится в канализацию, уплывет из некогда великого города.

Хорошо хоть метро останется на месте. Хоть какая-то константа бытия в утекающем, как песок сквозь пальцы, мире.

И все-таки метро — место довольно странное. Вот взять, к примеру, отражения. Стекло вагонных дверей — это неправильное зеркало, оно показывает нас куда старше, чем на самом деле. Женщина не первой молодости выглядит дряхлой старухой, розовощекий школьник, выдувающий пузыри жвачки — существом неопределенного возраста и пола, а я сам — мрачным дядькой, которому пора уже всерьез задумываться о пенсии. В мои-то тридцать!

Чутье подсказывало, однако, что пенсия — это не для меня. В той пестрой и хищной жизни, в которую я с головой окунулся (вернее, меня окунули) до пенсии надо еще дотянуть. Избежать пули в затылок, обширного инфаркта, Мраморного зала… Сумею ли я пройти по невидимой ниточке над жадной, дымящейся мутными клубами пропастью? По тоненькой, до предела натянутой ниточке… струнке… Струне.

На Площади Революции вагон заметно уполовинился, образовались свободные места, чем грех было не воспользоваться. Пускай я и не то болезненное создание, каким видит меня темное стекло дверей, но все же умотался сегодня до предела. Весь день на ногах, в бегах… а еще эта в высшей степени странная командировка в колонию… или, официально, «Учебно-воспитательный приют «Струны», в просторечии — «упс». Лена, правда, таких слов не любит, но частенько, забываясь, сама же и говорит. «Упс…» — выдохну я с облегчением, вернувшись через неделю из поездки.