Свобода на двоих - Leri Hot

На город опускался вечер, Валерия вышла из отеля и направилась к Священной Ганге по узким улочкам. Великая река, казалось, не текла, а лениво лежала перед ней, серые ступени гхатов спускались прямо в воду. Над всей набережной стояла дымка от погребальных костров, окутывая сбой возвышающиеся храмы и дворцы. Как все паломники она купила цветочную корзиночку со свечой, опустила ее в воду, сделав подношение Священной Реке. Ее свеча присоединилась к тысячам и тысячам таких же, плывущим по водам Ганги.

Вэл села на ступеньку, наблюдая за цветным многообразием людской массы, сидящие за столиками вокруг гхата туристы, паломники заполонили всю лестницу и площадь. На деревянном помосте монахи в желто-красных одеждах стуча в барабаны, размахивая лампадами, распевали мантры, сопровождая их танцами, начали церемонию благодарения Ганги. Действо постепенно превращается в шоу, привлекая многотысячною зрительскую аудиторию, частичкой которой была и она. С этой ночи началась ее жизнь в Варанаси.

Каждое утро, просыпаясь, она шла к реке, садилась на ступеньки и смотрела, смотрела, смотрела, как днем и ночью горят погребальные костры. Смотрела, как одно за другим кидают в них тела, а тут же рядом коровы и козы поедают погребальные венки. Наблюдала за обыденностью всего происходящего вокруг, без пафосного драматизма. Вглядывалась в лица людей, вслушивалась в их разговоры, наблюдала за ритуалами. Вэл начала любить каждую минуту этого кошмара, когда тело человека, брошенного в костер, превращается в ничто. Она слышала голос Смерти, которая, как лучшая подруга шептала ей: «посмотри, что ты есть на самом деле». Смерть ерошила ей волосы, трепала нити сознания, щекотала нервы, обнимала, как мать. Сметь танцевала перед ней каждое мгновение, проведенное в этом городе, и ничего не было больше, кроме нее.

В один из дней она увидела его, подсев, как когда-то в Пушкаре он подсел к ней.

– Намастэ (Намастэ – (санскрит) принятое в Индии слово при приветствии и прощании. Происходит от двух слов «намах» – поклон и «те» – тебе. В более глубоком смысле обозначает «Божественное во мне приветствует и соединяется с Божественным в тебе».), садху.

– Намастэ и тебе. – Ответил он.

Конечно, он ее не помнил, да и не нужно Валерии было это узнавание. Она ощутила легкость и завершенность от этой встречи, как будто они договорились, и вот каждый их них пришел в назначенный час в назначенное время.

– Я могу приходить к Вам каждый день, иногда задавая вопросы?

– Приходи, ты же за этим приехала опять.

Вэл не удивилась ничему, может он узнал ее? Нет, он просто знал, как там, в Пушкаре, как с ней говорить, как говорить с каждым.

Шла неделя за неделей, окончательно освоившись, Вэл стала помогать вновь прибывшим туристам, найти отель, советовала, куда и когда сходить, что посмотреть. Ей было просто приятно открыть это невероятный город тем, кто впервые его видел. Занятия йогой превратились в ежедневные и продолжались день ото дня все дольше. Вечерами и ночами она начала записывать и описывать все, что видит, все беседы, которые вела с людьми и своим садху, а записав, шла его искать, находя не каждый день, но когда видела – садилась рядом.

– Здесь есть духи?

– Я вижу их постоянно.

– А где еще есть духи?

– Они повсюду.

– И здесь сейчас?

– Да, здесь они светлые и сильные. В больших городах, как твой или Мумбай – они слабые и темные.

Он встает и направляется к белому песку Ганги. Уже стемнело, от ночного ветра одежда и без того светлые волосы Вэл светятся, как осыпанные новогодними блестками.

– Я не могу спать третью ночь подряд.

– Конечно, сейчас полная луна. Она разговаривает с тобой, а ты уже умеешь ее слышать.

– Я слышу ветер. Он иногда смеется.

– Ветер здесь – это игры живых духов. Они спускаются с гор каждую ночь, и кружатся среди мостов, висящих над Гангой. Не бойся их, просто слушай.

И ветер свистел и шептал. Он колыхал вершины деревьев на другом берегу реки, от них на поверхности Ганги появлялись большие танцующие тени.

– Ночью, когда люди спят, можно увидеть душу места. Силу и магию, которыми наполнены река и горы. Ты можешь получить часть этой энергии, даже просто наблюдая за этим местом. Города, наоборот, высасывают людей.

– Я наблюдаю уже третий месяц, – эти слова вызвали улыбку у старца, он наблюдал всю жизнь. – Но Варанаси тоже город.

– Варанаси особый – он дает, но не каждому. Все зависит от отношения к смети. И ты его не сможешь любить, пока не примешь смерть. Белые люди боятся смерти, они, приехав сюда, бегут назад к своему страху.

– Я не боюсь, хоть я и белая.

– Я вижу, но скажешь это мне, когда будешь умирать.

– Это обещание новой встречи? – Садху улыбается.

– Вернувшись в свой город, ты можешь опять заснуть.

– Я сплю?

– Уже не так крепко, как многие другие. Ты начинаешь видеть, раз вернулась и живешь тут. Но будь осторожна.

На протяжении всего разговора Вэл не могла оторваться от его лица. Оно меняется каждые полчаса. То это молодой человек, то старик, то мужчина средних лет, то мелькает нечто звериное.

– У вас все время разное лицо, может быть, поэтому я не сразу нашла Вас.

– Мой учитель сказал мне, что это прошлые жизни.

– Кем Вы были раньше?

– Не знаю. Этого никто не знает.

Опять они шли молча. Уже почти утро, совсем перед рассветом к реке спускается человек в белых одеждах. Он садится на камень и начинает играть на флейте. Ветер подхватывает звуки. Духи, которыми наполнено пространство, успокаиваются и смиряются. Ветра нет совсем. По реке, по ее молочно серой глади поднимается предрассветный туман. Когда Вэл хотела задать очередной вопрос, садху уже не было рядом.

«… Там, где великая Ганга принимает в свои воды реки Варуну и Аси, тысячи лет шумно кипит жизнь Варанаси, древнейшего города Земли. Много раз он был разрушен дотла, но, как Феникс, восставал из пепла под разными именами. Самое необычное из них Махашмашана – «Великое место кремации» и проще «Большое кладбище». Почему такое мрачное имя у вечно живущего города? И почему миллионы людей, не только индийцев, едут сюда? Потому что Яма, Бог смерти, получил власть над всеми мертвыми мира, кроме тех, кто умирает здесь – в Варанаси. И теперь живые едут прикоснуться к таинству смерти, дарующей освобождение».

Вэл, сидя в кафе, интерьер которого смешал в себе индийский и европейский стиль, потягивала espresso, записывала на нэтбуке свои заметки. Она часто в последнее время приходила сюда, познакомившись с владельцем, очень предприимчивым индийцем и его семьей, стала завсегдатаем. Тут, в относительной тишине, под прохладой кондиционера, неустанно набирала слова на клавиатуре, которые превращались в мегабайты текста, повествующего о ее переживаниях и впечатлениях. Быстро привыкнув к еде, изобилующей перцем и другими специями, Валерия, все-таки скучала по нормальному кофе. Перепробовав те напитки, которые в Индии именовались этим названием, полостью от них отказалась. Она обрадовалась, как ребенок, обнаружив в городе место, где кофе варят вполне сносно.