Таинственный цилиндр - Эллери Куин

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ, в которой Квины, идут в театр

Эллери и его отец переглянулись. Велье, который так ничего и не понял, снова сел на место. Какое-то время он тоже сидел молча, потом вдруг, кажется, принял какое-то решение и попросил позволения удалиться. Когда он ушел, инспектор лукаво улыбнулся и открыл крышку своей табакерки. - Надеюсь, она не нагнала на тебя чересчур большого страха, Эллери? Сын его, однако, не был склонен шутить на эту тему. - От этой женщины у меня просто мороз по коже, - сказал он, содрогнувшись. - "Нагнала страху" - это еще чересчур мягко сказано. - Я какое-то мгновение просто не мог понять, почему она так себя ведет, - задумчиво проговорил инспектор Квин. - Ты только представь себе она знала все, а мы топтались в темноте... Вот что сбило меня с толку. - Я мог бы сказать, что беседа между вами протекала в высшей степени успешно, - заметил Эллери. - Главный ее результат - то, что я наткнулся на некоторые интересные моменты вот в этом труде по графологии. Но должен заметить, что миссис Анжела Рассо в самом деление отвечает моим представлениям об идеальной женщине. - Если хочешь знать мое мнение, - ухмыльнулся инспектор, - то наша прелестница по уши влюбилась в тебя. Представь себе только, какие у тебя открываются шансы! На лице у Эллери появилась гримаса глубочайшего отвращения. - Ну, хорошо. - Инспектор взялся за телефон у себя на письменном столе. - Как ты полагаешь, Эллери, следует дать Бенджамину Моргану еще одну, вторую, возможность объяснить все? - Он, черт возьми, не заслужил еще одного раза, - проворчал Эллери. Но обычно так принято. - Ты забываешь про бумаги, сын мой! Про те самые бумаги! - подмигнул ему Старик. Он приветливо поговорил с телефонисткой, и через некоторое время телефон зазвонил. - Добрый день, мистер Морган, - сказал Квин. - Как у вас дела сегодня? - Инспектор Квин? - спросил Морган, слегка поколебавшись. - Желаю вам тоже доброго дня. Как продвигается расследование дела? - Вот это я называю вопрос напрямую, мистер Морган, - засмеялся инспектор. - Я, однако, не решаюсь вам так же прямо ответить на него, а то вы, чего доброго, обвините меня в служебном несоответствии... Мистер Морган, сегодня вечером у вас случайно не найдется для нас времени? - Ну как сказать... - Неуверенный голос адвоката стал еле слышным. Меня, собственно, вечером ждут дома. Жена, кажется, организует сегодня вечер бриджа. А почему вы спрашиваете, инспектор? - Я подумывал о том, чтобы пригласить вас отужинать с моим сыном и со мной, - сказал с сожалением инспектор. - Может, мы тогда вместе пообедаем? - Это что, так уж необходимо, инспектор? - Ну, я не стал бы прибегать к таким выражениям, мистер Морган... Но я бы оценил, если бы вы приняли наше приглашение. - О! - Голос Моргана зазвучал чуть уверенней. - Раз так, то я - в вашем распоряжении, инспектор. Когда мы встретимся? - Вот и прекрасно! В самом деле, просто прекрасно! - сказал Квин. Как насчет шести часов у "Карлоса"? - Очень хорошо, инспектор, - спокойно ответил адвокат и повесил трубку. - Ничего не могу с собой поделать, - пробормотал инспектор. - Жаль мне старину Моргана - и все тут! Эллери что-то проворчал себе под нос. Ему было не до выражения каких-то симпатий. От визита миссис Анжелы Рассо у него осталось гадливое чувство. Ровно в шесть утра инспектор Квин и Эллери вошли в уютное фойе ресторана "Карлос" и увидели Бенджамина Моргана. Тот сидел как в воду опущенный. Лицо его было печальным, и даже поза - согнутая спина и широко расставленные колени - выражала какую-то подавленность. Когда Квины подошли к нему, он героически попытался встретить их улыбкой и поднялся с такой решительностью, что наблюдательным отцу и сыну стало ясно - он уже выбрал роль, какую намерен играть. Инспектора просто переполняли положительные эмоции: отчасти потому, что он чувствовал к полному адвокату искреннюю симпатию, отчасти потому, что он считал эту встречу своим долгом, который был рад исполнить. Эллери, как обычно, был невозмутим. Все трое поздоровались, словно старые приятели. - Рад, что вы смогли прийти, Морган, - сказал инспектор. - Я действительно должен извиниться перед вами за то, что ставлю под угрозу ваш домашний покой, в частности, сегодняшний вечер. Но, знаете, бывают моменты... Он вздохнул. Все трое сели за столик. - Вам не стоит извиняться, - сказал Морган со слабой улыбкой. - Вы, вероятно, знаете, что каждый женатый человек время от времени бывает рад, если ему приходится провести вечер вне дома... Ну, инспектор, так о чем же вы хотите поговорить со мной? Старик предостерегающе поднял палец. - С разговорами давайте-ка чуточку погодим, - сказал он. - Полагаю, что Луи вначале обеспечит нам первоклассный обед. Правда, Луи? И в самом деле, обед был вершиной поварского искусства. Инспектор, который был равнодушен к кулинарным изыскам, предоставил выбор блюд сыну. Интерес же, который питал ко вкусной еде и ее приготовлению Эллери, можно было бы, не колеблясь, назвать фанатическим. Излишне говорить, что они пообедали просто отлично. Морган, который, видимо, поначалу вовсе не собирался прикасаться к еде, постепенно соблазнился изысканными блюдами, которые ему подавали, и в конце концов полностью забыл о своих бедах разговорился и даже начал смеяться. Подали кофе и отборные сигары. Инспектор воздержался. Эллери осторожно попробовал, а Морган стал курить взатяжку. Квин перешел, наконец, к делу. - Морган, я вовсе не собираюсь ходить вокруг да около, словно кошка вокруг горячей каши. Полагаю, что вы знаете, почему мы пригласили вас прийти. Хочу быть с вами полностью откровенным. Мне бы хотелось получить от вас честный ответ - почему вы умолчали о том, что произошло вечером в воскресенье двадцать третьего сентября. При этих словах инспектора Морган тотчас посерьезнел. Он положил сигару на пепельницу и поглядел на Старика с выражением безмерной усталости на лице. - Что ж, рано или поздно до этого непременно должно было дойти, сказал он. - Я знал, что дойдет. Полагаю, что обо всем рассказала по злобе миссис Рассо. - Она, - откровенно признал Квин. - Как частное лицо, я мог бы наплевать на ее рассказы и не обращать внимания на всякие сплетни. Но, будучи полицейским, я обязан проверять любые показания и давать им ход. Итак, почему же вы умолчали об этом, Морган? Морган чертил по скатерти ложкой какие-то замысловатые линии. - Ну, потому.., потому что человек остается сущим глупцом до тех пор, пока ему не покажут, насколько он глуп, наглядно, - сказал он спокойно и поднял взгляд. - Я надеялся и втайне молил Бога - полагаю, что это чересчур по-человечески, как говорил Ницше, - чтобы эта наша ссора с Фильдом так и осталась нашей тайной. И вдруг узнаю, что эта шлюха пряталась у него в спальне и слышала каждое мое слово! Тут у меня, конечно, опустились руки. Он залпом выпил стакан воды и продолжал: - Богом клянусь, инспектор, это чистая правда. Я думал, что меня заманили в ловушку, и мне уже никак не выбраться. Ведь я находился там, в театре, совсем неподалеку от места, где был убит мой злейший враг. Мог ли я объяснить свое присутствие в театре? Как? Объяснение у меня было весьма неубедительное, даже сумасбродное. А потом меня как громом ударило - ведь даже накануне вечером у меня была ссора с убитым. Я оказался просто в безвыходном положении, поверьте мне, инспектор. Квин-старший ничего" не ответил. Эллери откинулся на спинку кресла и угрюмо разглядывал Моргана. Тот с трудом справился с волнением и продолжил: - Потому-то я ничего и не сказал. Разве можно поставить в вину человеку, что он молчит, коли весь его юридический опыт решительно предостерегает от того, чтобы добавлять еще одно звено л цепь подозрений против себя? Квин секунду помолчал, а потом сказал: - Хорошо, давайте пока оставим это. Почему вы отправились в воскресенье вечером на квартиру к Фильду? - У меня была на то очень хорошая причина. Лучше не бывает, - с горечью ответил адвокат. - В четверг на прошлой неделе Фильд позвонил ко мне в контору и сообщил, что ему требуется немедленно для важного делового предприятия пятьдесят тысяч долларов. Пятьдесят тысяч долларов! - Морган нервно рассмеялся. - После того, как он меня столь основательно выдоил, у меня почти совсем не осталось денег! "Деловое предприятие"! Если бы вы знали Фильда так же хорошо, как я, у вас бы не было ни малейших сомнений, что он намеревался играть на бирже или на бегах... Впрочем, может, на этот раз я и ошибаюсь. Возможно, он просто решил в последний раз капитально меня потрясти. Так или иначе, а он хотел пятьдесят тысяч долларов - причем за эту сумму предлагал даже отдать оригиналы документов, на которых строил свой шантаж. Он в первый раз заикнулся об этом. До сих пор лишь нагло обещал молчать, если я принесу деньги. На сей же раз решил выставить против денег товар. - Это очень интересный аспект, - заметил Эллери. - Какие-то его слова действительно привели вас к предположению, что он решил вас капитально потрясти в последний раз, как вы выразились? - Да. Потому я и ответил согласием. Мне показалось, что у него большие денежные трудности. Он собирался поехать немного отдохнуть. "Немного отдохнуть" - это для него значило трехлетнее, не меньше, турне по Европе. Вот он и решил ради такого дела "потрясти" всех своих друзей. Я до сих пор не знал, что он занимается шантажом с таким размахом. Но уж как узнал, только ахнул... Эллери и инспектор переглянулись. Морган между тем невозмутимо продолжал: - Я сказал ему правду. Сказал, что мои финансы пришли в упадок, и в первую очередь - по его вине. Сказал, что мне абсолютно невозможно собрать ту безумную сумму, которую он требует. Но он только расхохотался в ответ и продолжал вымогать деньги. Я, конечно, страстно желал вернуть эти бумаги... - Вы проверили, действительно ли пропали какие-то из ваших квитанций на переводы? - спросил инспектор. - Проверки тут не требовалось, - ответил Морган, скрипнув зубами. Он еще два года назад в клубе "Уэбстер" продемонстрировал мне похищенные квитанции и письма - как раз тогда, когда мы там поссорились. Нет, сомнений здесь быть не могло. Фильд был негодяем высокого класса. - И что же дальше? - Он закончил наш разговор по телефону в четверг откровенными угрозами. Все время, пока мы говорили, я отчаянно пытался заставить его поверить, что изо всех сил стараюсь удовлетворить его требования. Ведь я сознавал, что он ни секунды не будет раздумывать, а предаст без зазрения совести огласке бумаги, как только поймет, что вытянул из меня все, что мог. - А вы не спросили его, можно ли взглянуть еще раз на эти документы? - Кажется, спрашивал. Но он только рассмеялся в ответ и заявил, что квитанции и бумаги я увижу только тогда, когда он получит всю сумму вплоть до последнего доллара. Этот мошенник прошел огонь, воду и медные трубы. Он не стал рисковать - боялся, что я могу прикончить его, когда он достанет документы и будет их показывать мне... Хочу быть совершенно откровенным с вами. Иногда мне действительно приходило в голову прибегнуть к насилию. А кто не подумал бы об этом в таких условиях? Но все же я никогда не допускал мысли об убийстве по очень веской причине... Он запнулся и умолк. - Убийство было совершенно бесполезным для вас, - мягко сказал Эллери. - Ведь вы не знали, где находятся документы. - Верно, - ответил Морган с нервной улыбкой. - Этого я не знал. Если бы смерть Фильда принесла мне какие-то преимущества! Ведь по-прежнему существовала бы опасность, что бумаги снова появятся на свет и попадут в руки другому шантажисту. Я бы попал из огня да в полымя... Я три дня пытался собрать сумму, которую он требовал, и безрезультатно. Тогда я пришел к выводу, что в воскресенье вечером надо еще раз - последний! попробовать договориться с ним. Я пошел к нему домой. Он открыл мне в халате. Я застал его врасплох. В гостиной было не убрано. В тот момент я еще не знал, что миссис Рассо прячется в соседней комнате. Его рука подрагивала, когда он раскуривал потухшую сигару. - Мы поскандалили. Говоря точнее, я кричал на него, а он только насмешливо улыбался. Он больше не желал слушать никаких возражений и просьб. Он хотел получить пятьдесят тысяч долларов - хоть ты тресни, а в противном случае грозил обнародовать все - с документальным подтверждением. Я все больше приходил в бешенство. Но я ушел прежде, чем окончательно потерял самообладание. И это все, инспектор. Честное слово. Он отвел глаза и стал смотреть куда-то в сторону. Инспектор Квин кашлянул и положил сигару Моргана, упавшую на стол, в пепельницу. Потом порылся в кармане, нашел табакерку и взял понюшку табаку. Эллери невозмутимо налил Моргану стакан воды. Тот залпом выпил. - Благодарю вас, Морган, - сказал Квин. - Раз уж вы сегодня так откровенны с нами, скажите: высказывали ли вы во время этой ссоры в квартире Фильда угрозу убить его? Давайте играть в открытую: мне следовало еще раньше сообщить вам, что миссис Рассо обвиняет вас в убийстве Фильда, основываясь на том, что в ссоре вы угрожали сделать это. Морган побледнел. Веко его задергалось. Он испуганно уставился на инспектора. Теперь он вызывал откровенное сострадание. - Она лжет! - воскликнул он. Несколько посетителей за соседними столиками с любопытством стали поглядывать на них. Инспектор коснулся руки Моргана. Тот спохватился и продолжил значительно тише. - Я ему не угрожал! Ведь я только что откровенно вам признался, инспектор, что иногда мысль убить его мне приходила. Но это была глупая идея. Я никогда не набрался бы смелости кого-то убить. Даже в клубе "Уэбстер", когда я совершенно вышел из себя и выкрикнул такую угрозу, я вовсе не собирался его убивать. Тем более вечером в воскресенье. Пожалуйста, инспектор, верьте, мне, а не этой беззастенчивой, жадной до денег шлюхе! Инспектор! Вы должны мне поверить! - Я бы только хотел, чтобы вы объяснили мне, что именно вы сказали. Как бы вам это ни показалось странным, я полагаю, что фраза, о которой говорит эта женщина, действительно была сказана. - Какая фраза? Моргана прошиб пот. - "Если вы сделаете эти бумаги достоянием гласности - что меня погубит наверняка, - я позабочусь, чтобы вы не смогли больше никого шантажировать!" Вы говорили такое, мистер Морган? Адвокат ошарашенно поглядел на Квина, а потом с облегчением рассмеялся. - Боже милостивый! - сказал он, наконец, когда смог перевести дух. Это вся "угроза", которую я высказал? Ну, инспектор, единственное, что я подразумевал, - так это то, что если я не смогу удовлетворить требования Фильда и он предаст огласке документы, я расскажу все про него в полиции и, погибая сам, потяну его вместе с собой. Вот что я имел в виду! А она-то думала, что я угрожаю его убить! Он нервно потер руки. Эллери улыбнулся и поманил официанта, заплатил по счету, прикурил сигарету и поглядел на отца, который смотрел на Моргана с симпатией, хотя был явно расстроен услышанным. - Ладно, мистер Морган, - сказал инспектор, отодвигая кресло. - Это все, что мы хотели от вас узнать. Он вежливо отступил, пропуская все еще смятенного и дрожащего адвоката к гардеробу. Когда оба Квина свернули с Бродвея на Сорок седьмую улицу, на тротуаре около Римского театра уже бурлила толпа. Людей было так много, что полиции пришлось выставлять оцепление. Улица была узкая, движение на ней полностью застопорилось. Светящиеся буквы над входом в театр так и выкрикивали название спектакля - "Игры с оружием". Под этой крупной светящейся надписью красовалась другая, поменьше: "В главных ролях Джеймс Пил и Эва Эллис с ансамблем звезд театра". Женщины и мужчины, с одинаковым ожесточением работая локтями, пытались продраться сквозь колышущуюся толпу. Полицейские, раскрасневшиеся от крика, требовали показывать билеты у всех, кто пытался пройти через оцепление. Инспектор показал свой значок. Толпа внесла его и Эллери в небольшое фойе театра. Здесь, у окошечка кассы, стоял Панцер. По лицу директора так и гуляла широкая улыбка. Он очень вежливо, но твердо пытался ускорить движение очереди от кассы к зрительному залу. С другой стороны стоял взмокший от напряжения дородный портье и затравленно озирался по сторонам. Кассиры трудились из последних сил. Зажатый в угол фойе Гарри Нельсон вел серьезную беседу с тремя молодыми людьми, явно представляющими прессу. Панцер заметил Квинов и двинулся было к ним, но инспектор жестом остановил его. Директор понимающе кивнул и вернулся к своему месту у кассы. Эллери скромно встал в очередь, чтобы взять оставленные им с инспектором два билета. Затесавшись в толпу, они вошли в зрительный зал. Мадж О'Коннел чуть не упала от страха, когда Эллери предъявил ей билеты на места ЛЛ 32 и ЛЛ 30. Инспектор невольно улыбнулся, глядя, как она неловко обходится с их билетами, то и дело испуганно поглядывая на них. Она проводила Квинов по толстому ковру к проходу, молча указав на два самых крайних места в последнем ряду, повернулась и ушла. Эллери и инспектор сели и положили свои шляпы на специальные проволочные полочки под сиденьями. Потом стали устраиваться поудобнее - ни дать, ни взять два заядлых театрала в ожидании долгожданного зрелища. В зрительном зале яблоку негде было упасть. Последние группки зрителей еще пробивались между рядами, занимая свои места. Взгляды всех, кто сидел вокруг, были устремлены на Квинов, которые невольно стали центром всеобщего интереса, что было совсем ни к чему. - Черт возьми! - в сердцах выругался Старик. - Надо было сесть на эти места уже после начала спектакля! - Ты и в самом деле чересчур нервно реагируешь на мирскую славу, жрец мой, - рассмеялся Эллери. - Вот мне так не доставляет никаких неудобств внимание широкой публики. Он глянул на часы. Отец и сын многозначительно переглянулись: было ровно 8.25 вечера. Свет в зале медленно погас. Шум и разговоры сменились полной ожидания тишиной. Когда настала полная темнота, открылся занавес. Взору зрителей открылась полутемная сцена, производившая какое-то неуютное впечатление. В тишине вдруг раздался выстрел. Полузадушенный мужской крик заставил многих в зале нервно перевести дух. Пьеса "Игры с оружием" пошла своим чередом. Несмотря на предвзятое отношение отца к этому боевику, Эллери, совершенно расслабившись, наслаждался той легкостью, с которой игрался спектакль, и закрученностью интриги, сидя на том кресле, где три вечера назад был найден умирающий Монти Фильд. Его приводил в восхищение прекрасный звучный голос Джеймса Пила, которому приходилось действовать на сцене во все более острых ситуациях. Эва Эллис тоже жила своей ролью: она как раз говорила, исполненная нежности и волнения, со Стивеном Барри, симпатичная физиономия которого явно произвела неизгладимое впечатление на девушку, сидящую от инспектора справа. Хильда Оранж стояла в углу, облаченная, как того требовала роль, в платье самых кричащих цветов. Актриса в амплуа комической старухи ковыляла по сцене. Эллери наклонился к уху отца. - Довольно приличная постановка, - шепнул он. - Посмотри только на мисс Оранж! Спектакль на полных парах несся дальше. Оглушительным всплеском голосов и звуков завершился первый акт. Инспектор посмотрел на часы, когда зажглись светильники. Было 9.05 вечера. Он встал. Эллери лениво последовал его примеру. Мадж О'Коннел, которая все время делала вид, будто не замечает их, открыла тяжелые железные двери, и публика стала выходить в слабо освещенные боковые проходы. Эллери и отец, смешавшись с толпой, вышли тоже. Юноша в ливрее, расставив на изящной переносной стойке бумажные стаканчики с оранжадом, подчеркнуто негромко предлагал свой товар. Это был Джесс Линч, тот самый юноша, которому Монти Фильд заказал эль с джином. Эллери прошел по боковому коридору и оказался у большой железной двери. За ней было нечто вроде внутреннего дворика. От улицы этот дворик отделяла глухая стена соседнего дома - как прикинул Эллери, не менее чем в шесть этажей высотой. В ней не было ни окон, ни даже малейших щелей. Железная дверь, открытая во дворик, вплотную прилегала к кирпичной стене, так что зайти за нее и спрятаться было совершенно невозможно. Инспектор купил себе оранжад. Джесс Линч испуганно вздрогнул, когда узнал его; инспектор Квин дружески его поприветствовал. Зрители вышли во дворик и дышали свежим воздухом. Было видно, что их разбирает любопытство. Они тщательно разглядывали все вокруг. Инспектор услышал, как одна женщина с благоговейным страхом сказала: "Где-то здесь, наверное, он и стоял в понедельник вечером вот так же, как мы. Может, покупал себе оранжад..." Внутри здания прозвучал звонок к началу второго акта. Все, кто выходил во дворик, снова заторопились на свои места. Инспектор, прежде чем сесть в кресло, бросил быстрый взгляд на заднюю часть зала - в особенности на лестницу, ведущую на балкон. На первой ее ступеньке стоял, внимательно оглядывая все кругом, высокий билетер в ливрее. Второй акт начался бурно. Публика так и замерла, затаив дыхание, глядя, какой фейерверк и канонаду устроили на сцене актеры. Казалось, оба Квина совершенно поглощены развитием действия. И отец, и сын напряженно подались вперед в своих креслах и наблюдали за происходящим в зале и на сцене. В 9.30 Эллери снова посмотрел на свои часы. Оба Квина сразу расслабились и откинулись на спинки кресел, хотя спектакль продолжался с тем же шумом и грохотом. Ровно в 9.50 вечера Эллери и отец встали, взяли пальто и шляпы и потихоньку прошли в заднюю часть зала. Там стояло несколько человек, которым инспектор приветливо улыбнулся, втайне проклиная могущество вездесущей прессы. Мадж О'Коннел, бледная как смерть, по-прежнему стояла, словно статуя, прислонившись к колонне и устремив прямо перед собой пустой взгляд. Вместе с сыном инспектор подошел к Панцеру. Тот стоял в дверях своего кабинета и с удовольствием поглядывал на зал, в котором не было ни одного свободного места. Инспектор дал ему знак войти в кабинет и вместе с Эллери последовал за ним. Лицо Панцера сразу сделалось озабоченным. - Надеюсь, вечер прошел для вас не впустую? - спросил он беспокойно. - Не впустую? Как сказать... Все зависит от того, какой смысл вы вкладываете в этот вопрос. Инспектор прошел еще дальше в кабинет Панцера. Эллери и директор последовали за ним из приемной. - Вот что, Панцер, - сказал Старик, расхаживая по маленькой комнатке. - У вас есть план зрительного зала, на котором обозначены все места с их номерами и все выходы? Панцер удивленно поглядел на него. - Кажется, есть. Минуточку. Он подошел к шкафу, порылся в папках и, наконец, достал большой план театра в двух частях. Первая часть изображала первый этаж, вторая - балкон. Инспектор нетерпеливо отодвинул вторую часть в сторону и склонился вместе с Эллери над планом партера. С минуту они внимательно разглядывали его. Затем Квин-старший взглянул на Панцера, который нервно переминался с ноги на ногу и ждал, что от него потребуется еще. - Можно мне взять этот план с собой, Панцер? - спросил инспектор. Через несколько дней я верну его вам в целости и сохранности. - Ну разумеется! - живо откликнулся тот. - Может быть, я еще что-то могу сделать для вас, инспектор? Я бы хотел еще раз поблагодарить вас за содействие в рекламе сегодняшнего спектакля. Гордон Дэвис чрезвычайно доволен, что сегодня вечером - аншлаг. Он попросил меня передать вам свою благодарность. - Ей-богу, не за что! - проворчал инспектор, аккуратно сворачивая план и пряча в нагрудный карман. - Все это мне не стоило особых трудов... А теперь, Эллери, пойдем-ка со мной. Приятного вам вечера, Панцер. И ни слова не говорите про то, что мы были в театре. Помните! Отец и сын повернулись и пошли из кабинета, сопровождаемые заверениями Панцера, что он будет нем, как могила. Они еще раз прошли через заднюю часть зала, направляясь к левому боковому выходу. Инспектор знаком подозвал Мадж О'Коннел. - Что вы хотите? - спросила она, обмирая. Лицо ее стало белее мела. - Приоткройте-ка нам на секундочку дверь, чтобы мы могли выйти, О'Коннел, и после этого забудьте обо всем. Поняли? - сурово сказал инспектор. Она что-то неразборчиво прошептала, приоткрывая большие железные двери по левой стороне совсем неподалеку от последнего ряда. Еще раз погрозив ей напоследок, инспектор выскользнул сквозь них. Эллери - следом. Дверь снова бесшумно закрылась. В одиннадцать часов вечера, когда широко раскрытые двери театра выпускали после окончания спектакля первые группы зрителей, Ричард и Эллери Квин снова вошли через главный вход в зал Римского театра.