Чарующий апрель - Элизабет фон Арним
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Больше того, утро не изменило состояния мистера Уилкинса. Блаженный настрой сохранялся в течение всего дня, несмотря на то что это был первый день второй недели, а следовательно, настало время расчета.
Необходимость оплаты расходов ускорила признание Лотти, хотя она с радостью отложила бы нелегкий разговор на неопределенный срок. Не то чтобы она боялась: будь что будет, – но Меллерш пребывал в таком чудесном расположении духа, что не хотелось рисковать и расстраивать его раньше времени. Однако вскоре после завтрака Констанца со стопкой исписанных карандашом грязных клочков бумаги постучала в дверь миссис Фишер, но получила отказ. Стук в дверь леди Кэролайн тоже не принес ничего, кроме слов возмущения. Миссис Арбутнот уже ушла в сад, поэтому и от нее ответа не было. В конце концов, повариха перехватила Лотти, которая с самым невинным видом показывала Меллершу замок, и, тыча пальцем в грязные бумажки, принялась что-то громко доказывать, пожимать плечами и разводить руками. Тогда-то Лотти вспомнила, что неделя миновала, а никто из них ничего не заплатил. Роковой момент настал.
– Эта добрая женщина чего-то от тебя хочет? – медоточивым голосом поинтересовался мистер Уилкинс.
– Денег, – отрезала Лотти.
– Денег?
– У нее в руках хозяйственные счета.
– Но ведь ты не имеешь к хозяйству ни малейшего отношения, – безмятежно заметил мистер Уилкинс.
– Очень даже имею…
Последовало запоздалое признание.
Меллерш принял исповедь удивительным образом. Можно было вообразить, будто он всю жизнь полагал, что сбережения только для того и существуют, чтобы тайком от мужа тратить их на путешествия. Не стал устраивать никаких допросов, а принял известие таким, каким оно получилось: с рассказом о лжи и хитрости. Закончив исповедь, Лотти дипломатично добавила:
– Имеешь полное право рассердиться, но я надеюсь, что поймешь и простишь меня.
На что Меллерш ответил, даже не повысив голоса:
– Что может благотворнее действовать на человека, чем отдых в старинном итальянском замке.
После этих слов Лотти крепко сжала руку мужа и, раскрасневшись от гордости за него, воскликнула:
– О, Меллерш! Ты так добр!
Удивительно, как быстро муж впитал атмосферу божественного места и сумел проникнуться витавшим в воздухе великодушием. Это доказало, что он внутренне близок ко всему прекрасному на свете, поскольку естественно вписался в обстановку небесного спокойствия. Но больше всего Лотти поразило, что он спокойно выслушал и принял постыдную ложь, до которой она опустилась, и даже не осудил. Впрочем, чему удивляться, если они попали в рай? В раю никто не принимает близко к сердцу то, что миновало, здесь нет необходимости простить и забыть. В раю все просто счастливы. Исполненная благодарности и восхищения, Лотти крепко сжала руку мужа. Он не вырвал ладонь, но и не ответил на ее жест. Мистер Уилкинс обладал уравновешенным характером и не испытывал сейчас желания устраивать сцену.
Тем временем Констанца поняла, что добиться оплаты от четы Уилкинс не удастся, и вернулась к миссис Фишер: та, по крайней мере, говорила по-итальянски. К тому же, как считали слуги, судя по возрасту и внешнему виду, пожилая синьора имела возможность заплатить по счетам. В этот самый момент миссис Фишер заканчивала туалет, а именно: надевала шляпу, вуаль, меховое боа и перчатки, – чтобы впервые после приезда выйти на прогулку в нижний сад. И вот появилась Констанца и многословно сообщила, что, если счета за истекшую неделю не будут оплачены, ни один магазин в Кастаньедо впредь не предоставит кредит на продукты. Больше того, заверила кухарка, которая потратила крупную сумму и задолжала родственникам, и вот теперь, а ей нужно было выяснить настроение госпожи, никто не предоставит кредит даже на сегодняшнюю еду. Скоро настанет время colazione[12], а как готовить colazione без мяса, рыбы, яиц…
Миссис Фишер взяла счета, посмотрела на конечную сумму и пришла в такой глубокий ужас от масштаба и экстравагантности расходов, что присела за письменный стол и принялась вникать в каждую цифру.
Констанца пережила мучительные полчаса, поскольку не предполагала, что английская леди будет столь мелочна и придирчива. К тому же la Vecchia[13], как прозвали миссис Фишер на кухне, настолько хорошо говорила по-итальянски, что с упрямством, наполнявшим Констанцу стыдом, так как от благородной англичанки трудно было ожидать такого поведения, тыкала пальцем в строчку за строчкой, настойчиво требуя и добиваясь объяснений.
Существовало одно-единственное объяснение: в течение недели Констанца наслаждалась полной свободой действий, по собственному желанию покупала все, что считала лучшим в своем роде, и в итоге пришла к плачевному результату.
Не в силах представить оправдание жестокого перерасхода средств, повариха расплакалась. Страшно было подумать, что впредь придется готовить под постоянным присмотром, в условиях подозрительности и недоверия. Что скажут родственники, обнаружив, что щедрые заказы отменяются? Сочтут ее бестолковой и станут презирать.
Повариха плакала, но на миссис Фишер это никоим образом не действовало: она хранила каменную непреклонность. На медленном, тягучем итальянском языке дантовского «Ада» она проинформировала несчастную повариху, что не намерена платить по счетам до начала следующей недели, но, несмотря на это, блюда должны оставаться такими же качественными, только стоить в четыре раза дешевле.
Констанца воздела руки к небесам.
– А на следующей неделе, – ровным голосом продолжила миссис Фишер, – если условия будут выполнены, вы получите всю сумму. В ином случае… – Дама умолкла, поскольку сама не знала, как поступит в ином случае, но вид у нее был такой угрожающий, что Констанца испугалась.
Жестом отправив повариху прочь, миссис Фишер пошла искать леди Кэролайн, чтобы объясниться. Она полагала, что ответственность за цены несла леди Кэролайн, поскольку она заказывала еду, но сейчас выяснилось, что с самого первого дня повариха действовала исключительно по собственному усмотрению, что, конечно, было недопустимо.
На стук в дверь ей не ответили. Миссис Фишер заподозрила, что компаньонка в спальне, но не отзывается и толкнула дверь. Странно… Открыто. Комната сохраняла восхитительное присутствие обитательницы.
– Запах, – заключила миссис Фишер, втянув носом воздух, и закрыла дверь. Как ей хотелось, чтобы Карлайл побеседовал с этой молодой дамой хотя бы пять минут!
Пожилая дама направилась вниз, чтобы
