ОШИБКА СТОЛЫПИНА Премьер, перевернувший Россию - Сергей Кара-Мурза

Перед нами стоит проблема, которой пока что нет ни в каком другом обществе (лет через сто она встанет и перед Китаем, если он не пойдет по пути оболванивания масс): народ с высоким уровнем образования и культуры, который не рассыпался на индивидов и не принял классового деления, перерос и сословный тип общества. Как его преодолеть? В какой-то мере эта проблема схожа с теми, что столкнулся СССР при выходе из военного коммунизма в 20-е годы и из «мобилизационного социализма» (сталинизма) в 60-е.

Из военного коммунизма вышли через нэп — чрезвычайно сложную и оригинальную программу (об «отступлении» говорилось для упрощения, это был неизведанный путь вперед). ААБогданов, взяв как объект изучения военного коммунизма даже не Россию, а более чистый случай — Германию, показал, что это «ублюдочный» хозяйственный уклад потребительского коммунизма как чрезвычайного режима и что социализм не входит в число его «родителей». И главное для нас положение: военный коммунизм, возникнув в чрезвычайных условиях, после исчезновения породивших его условий (окончания войны) сам собой не распадается. Выход из военного коммунизма — особая и сложная задача. В России решить ее было особенно непросто, поскольку очень большую роль играли Советы солдатских депутатов, проникнутые мышлением военного коммунизма. Точно так же сословное устройство советского общества, возникнув, само собой не исчезало с исчезновением породивших его причин. Его надо было «демонтировать», а это было очень непросто.

Даже сегодня видно это противоречие. В среде заметной части патриотов России бытует важная политическая концепция, вытекающая из идеи сословности. Суть ее в том, что нам не нужна демократия, всякие там выборы и парламенты, а нужна «спасительная и созидательная диктатура». Народу приписывается мечта о сословном обществе, живущем под рукой доброго царя (генсека, патриарха, президента и т. п.). Псевдосословные атрибуты стали в России важной частью политического спектакля.

В какое же государственное устройство можно «упаковать» такой народ, что не желает ни классов, ни сословий? В 1917 г. наш народ сам задал тип власти — Советы, взявшие за образец прямую демократию сельского схода. Но поднять промышленную страну с таким типом власти было невозможно, нужны были «быстродействующие» централизованные механизмы (партия и номенклатура), а с ними возникли и привилегированные сословия. Какой же тип государства у нас возможен и желателен?

Пока что. простого и хорошего решения этой проблемы нет, есть только наметки. Все они противоречивы, их надо обсуждать в спокойном и рассудительном разговоре. Сложность в том, что мы не знаем, как выйти из этого заколдованного круга: реформа провалилась, и наше общество не раскололось на классы. Так что «правильной» буржуазной, а затем пролетарской революции нам ждать не приходится. Слава богу, нас не загнали в этот тупик. Если же нам удастся вернуться на путь построения солидарного общества типа советского, то через какое-то время в нем начнет восстанавливаться сословность. История повторится, хотя благодаря полученным урокам можно будет смягчить процесс. Конечно, после окончательного краха реформ страна окажется в таком же положении, как после гражданской войны в 1921 г. Значит, одно-два поколения нового «дворянства» вынуждено будет работать честно и довольствоваться малым.

Октябрьская революция и советское прошлое — такая больная тема, что ее или обходят, или пожинают легкие, но ядовитые плоды охаивания. И ладно бы уж экс-диссиденты или продажные писаки, так нет, даже просвещенный патриот полковник В.Зорькин, герой Конституционного суда. Вот он отмежевывается от тех, кто впал в ностальгию по СССР. Для них, мол, «великая Россия есть непременно интернациональная тоталитарная империя сталинского типа, лишенная всякой национальной самобытности, коснеющая в убогих идеологических догмах, разделенная внутренними «классовыми» противоречиями, страна, медленно, но неуклонно хиреющая под непосильной ношей «добровольной» помощи многочисленным «братским» народам». Так в газете «Завтра» Зорькин дословно повторяет формулу, с помощью которой разваливали СССР, принимая первую Декларацию о суверенитете.

«Новые красные» же сдвигаются к примиряющей формуле — «не все было плохо при советской власти». И начинают вспоминать цену буханки, Гагарина и т. д. И там, и здесь я вижу глубокую, исторического масштаба бессовестность — большую, чем у «демократов». Эти признали, что они — сознательные и непримиримые враги советского строя. Сейчас явные, а раньше «солдаты невидимого фронта» холодной войны, которую Запад вел против России, продолжая другими средствами дело недотепы Гитлера. Чего же от них требовать?

Почему же обе формулы бессовестны, а не просто ошибочны? Потому, что никто из них— ни Шафаревич, ни Зорькин ни разу не сказали: в какой из критических моментов после февраля 1917 года они в реальном спектре политических сил заняли бы иную позицию, чем та, которая и победила в проекте советского строя? Вот это было бы честно, поскольку тогда их критика этого проекта как якобы худшего из реально возможных была бы сопряжена с личной ответственностью. Пусть бы И.Р.Шафаревич сказал, что он в 1919 году был бы сподвижником генерала Шкуро, которого генерал Деникин послал в рейд — ободрать золото и серебро с иконостасов церквей в центральной России. Или громил бы города и местечки вместе с батькой Махно. Пусть бы он сказал, что это был лучший выбор, чем собирать Россию под красным флагом, что лучше было бы ему потом скитаться по эмиграции, чем заниматься математикой в Академии наук СССР. Если он этого не говорит, то честно было бы оставить 1917–1921 годы в покое. Тогда народ сделал свой выбор после огромного кровавого эксперимента на самом себе, и ревизовать тот выбор сегодня — грех.

Но я здесь хочу сказать о другом. Принижая советский строй и клевеща на него, неизбежно принижают (а по сути отвергают) корень России вообще — особенно любимой якобы царской России. А главное, своим тупиковым, никуда не ведущим отрицанием они заражают мышление многих людей. Даже не столько своими выводами, сколько типом рассуждений, своим способом мыслить. Наши патриоты-антикоммунисты проклинают Октябрь, исходя из мелочных политических оценок. Разве можно сказать, что они хотят капитализма? Нет, вроде им Чубайс противен. Но и те, кто против Чубайсов начала века восстали и восстановили именно суть России как цивилизации, им противны не меньше. Тут— внутреннее противоречие, расщепляющее сознание.

Передо мной лежит сценарий фильма СГоворухина «Россия, которую мы потеряли». Его тяжело читать, он — как бы наглядное пособие к мысли Ницше о том, что интеллигенция склонна орудовать фальшивыми гирями. Читаю сценарий, и так неприятно, будто тебя заставляют смотреть что-то неприличное. Обман, против которого зритель, размягченный образами русской старины, будет бессилен, — это же запрещено совестью художника. И все для того, чтобы сказать о советском строе: «Господи, кто же придумал этот строй, которому чуждо проявление сострадания к ближнему!». Но это — политика, Говорухин выполняет контракт, работал и работает на добивание советского строя. Да я и не о Говорухине. Он — натура художественная, живет чувствами и инстинктами (особенно инстинктом выгоды). Но о методе его говорить необходимо.

Дело в том, что метод, примененный С. Говорухиным, «работает» именно против России как цивилизации вообще, а вовсе не только против советского периода. Что остается от сценария, если «отжать» из него лирику про доброго Николая II, больного царевича, злых революционеров и примеси еврейской крови у Ленина? Что сказано о сущности России? Как объяснена революция?

В осадке — доводы от желудка, от потребления. Смотрите, какую Россию мы потеряли: «икра — 3 руб. 40 коп. фунт, водка — 13 руб. ведро. Слесарь получал 74 руб. в месяц, профессиональный рабочий— 344 руб.». Мол, даже слесарь (это у Говорухина что-то вроде рабочего-любителя?) мог в месяц пять ведер водки выпить и кило икры съесть, а уж рабочий-профессионал — вообще водкой залиться.

Для тонкого интеллигента— вещи деликатнее. Дается описание витрины Елисеевского магазина: «Жирные остендские устрицы, фигурно разложенные на слое снега, огромные красные омары и лангусты». И тут же — крик боли за поруганную большевиками родину, лишенную омаров: «Ну, хватит, наверное. Похоже на издевательство над нашим человеком». Непонятно, правда, чем же плох Чубайс — ведь при нем опять повезли в Москву жирных устриц.

Какой же вывод делает сценарист из списка цен и доходов? Что Россия в целом была благополучным обществом, а втянувшиеся в революцию рабочие, которые на свою зарплату могли зажраться (мясо— 15 коп. фунт), взбесились с жиру.