Положитесь на Псмита - Пэлем Вудхауз

Лорд Эмсуорт логично предположил, что дело зашло много дальше и теперь из туч сыплются цветочные горшки.

Обычно ко всем житейским перипетиям граф Эмсуорт относился с рассеянным безразличием, но этот феномен был настолько поразителен, что он почувствовал любознательное волнение. Его мозг все еще отказывался искать ответа на вопрос, с какой стати кому-то понадобилось швырять цветочные горшки к нему в спальню в подобный час — как, впрочем, и в любой час, если на то пошло, — но, решил он, почему бы не поглядеть, что это за оригинал.

Надев пенсне, он выпрыгнул из кровати и зарысил к окну. Но на пути туда в нем пробудилось смутное воспоминание, как за несколько минут до этого оно пробудилось у Компетентного Бакстера. Ему вспомнился странный случай: несколько дней тому назад эта прелестная девушка, мисс Как Бишь Ее Там, сообщила ему, что его секретарь бросался цветочными горшками в этого поэта, в Мактодца. Его, он вспомнил, очень раздосадовало, что Бакстер до такой степени забылся. Теперь же он был не столько раздосадован, сколько испуган. Каждой собаке дозволено куснуть один раз, не навлекая на себя подозрения в бешенстве, и точно так же, если взглянуть надело шире, каждому человеку дозволено метнуть один цветочный горшок. Но на подобную привычку мы посмотрим косо. Эта непонятная страсть, казалось, приобретала над Бакстером все большую власть, словно наркотик, и лорду Эмсуорту это весьма не нравилось. Никогда прежде он не подозревал своего секретаря в психической неуравновешенности, но теперь, подбираясь на цыпочках к окну, он подумал, что бакстеровский тип — люди энергичные и беспокойные — это именно тот тип, который легко свихивается. Именно такую катастрофу, сказал себе граф, ему следовало бы давно предвидеть. Изо дня в день, с той самой минуты, когда он появился в замке, Руперт Бакстер напрягал свой мозг, и вот теперь вывихнул его. Лорд Эмсуорт робко прищурился из-за занавески.

Его худшие страхи подтвердились. Да, это был Бакстер, и к тому же взлохмаченный, безумноглазый Бакстер, одетый в лимонную пижаму, что вообще превосходило всякое вероятие.

Лорд Эмсуорт попятился от окна. Ему вполне хватило того, что он увидел. Почему-то совсем его доконала пижама, и он впал в состояние, близкое к панике. То обстоятельство, что Бакстер стал настоящим рабом своей загадочной мании и даже не потрудился одеться прилично перед тем, как отправиться в очередной раз метать цветочные горшки, делало происходящее совсем уж печальным и безнадежным. Рассеянный пэр не был жалким трусом, но его юность осталась далеко позади, и он с удивительной ясностью ощутил, что умиротворять впавших в амок секретарей следует человеку помоложе. Он прокрался через спальню и приотворил дверь. У него созрело решение поручить эту миссию посреднику.

Вот как случилось, что через минуту Псмит был разбужен прикосновением к его плечу и, привскочив, увидел, что в жутковатом свете занимающейся зари на него щурится бледное лицо его гостеприимного хозяина.

— Дорогой мой! — дрожащим голосом произнес лорд Эмсуорт.

Псмит, подобно Бакстеру, спал чутко и уже секунду спустя полностью пробудился и рассыпался в любезностях.

— С добрым утром, — сказал он. — Не присядете ли?

— Я крайне сожалею, что вынужден был разбудить вас, мой дорогой, — сказал граф, — но дело в том, что мой секретарь Бакстер сошел с ума.

— И сильно? — осведомился Псмит с живым интересом.

— Он в саду в пижаме и бросает цветочные горшки в мое окно.

— Цветочные горшки?

— Цветочные горшки.

— А-а! Цветочные горшки… — сказал Псмит, задумчиво хмурясь, словно ожидал чего-то другого. — И какие шаги вы думаете предпринять? Конечно, — поспешил он добавить, -если вы не хотите, чтобы ои продолжал их кидать.

— Дорогой мой!…

— Некоторым это нравится, — объяснил Псмит. — А вам нет? О, да, о, да! Я понимаю. У нас у всех есть свои пристрастия и антипатии. Ну, так что же вы предлагаете?

— Я надеялся, что, может быть, вы не откажетесь спуститься в сад… э… предварительно вооружившись хорошей тяжелой тростью… и убедите его преодолеть эту потребность и вернуться в постель?

— Отличная идея, в которой я не нахожу ни единого «но», — одобрительно сказал Псмит. — Располагайтесь здесь как дома… Прошу прощения, что я приглашаю вас быть как дома под вашим собственным кровом… А я посмотрю, что можно сделать. Товарища Бакстера я всегда считал разумным человеком, готовым выслушивать предложения, исходящие из внешних источников, и не сомневаюсь, что мы легко достигнем того или иного рабочего соглашения.

Он поднялся с кровати, надел шлепанцы, вставил в глаз монокль и задержался перед зеркалом, чтобы причесать волосы.

— Ибо, — объяснил он, — когда являешься перед очами Бакстеров, следует быть подтянутым.

Он подошел к стенному шкафу и выбрал из нескольких шляп черную фетровую. Затем вынул из вазы с цветами на каминной полке простую белую розу, пришпилил ее к груди своей пижамы и объявил, что готов.

Внезапный фонтан исступленной энергии, подвигший Компетентного Бакстера на демонстрацию своих метательных способностей, быстро иссяк. Тяжелое оцепенение наползало на него, еще когда он нагибался за горшком, который обрел свою судьбу на позвоночнике лорда Эмсуорта. Отправив в окно следующий снаряд, Бакстер понял, что больше он уже ничего не может. Если и теперь никакие результаты не воспоследуют, с ним покончено.

Насколько он мог судить, результаты не воспоследовали. Из окна не выглянула вопросительно ничья голова. Оттуда не донеслось ни единого шороха. Из губ Бакстера вырвался истомленный вздох, и секунду спустя он уже растянулся на дерне, уткнув голову в балюстраду, — компетентный секретарь, признавший свое поражение.

Веки его смежились. Сон, который он так долго и успешно гнал от себя, внезапно заартачился. И, когда изящно, точно тросточкой, поигрывая клюшкой для гольфа, изъятой из сумки высокородного Фредди Трипвуда, на террасе появился Псмит, спящий как раз начал похрапывать.

Душа у Псмита была доброй. Пусть Руперт Бакстер ему не нравился, но это еще не было причиной оставить его валяться на дерне, мокром от росы, что всегда чревато ишиасом и радикулитом. Он потыкал клюшкой живот Бакстера, и секретарь, мигая, приподнялся. Но возвратившееся сознание принесло с собой жгучее ощущение незаслуженной обиды.

— Долго же вы копались! — пробурчал он, протер глаза в красной обводке и только тогда разглядел своего спасителя. Над ним снисходительно-сочувственной улыбкой сиял Псмит. Жгучее ощущение стало еще более жгучим. — А, это вы! — произнес он угрюмо.

— Собственной персоной, — негромко ответил ему Псмит. — Проснись, любовь моя! Проснись! Пал в чашу ночи камень тот, что гонит с неба звездный хоровод. Охотник-Утро затянул петлю зари на башне, где султан живет! Самого же султана, — добавил он, — вы обрящете вон за тем окном, где он на досуге раздумывает, что именно побудило вас осыпать его цветочными горшками. И правда, для чего, если мне дозволено задать столь нескромный вопрос, вы это делали?

Бакстеру было не до интимных признаний Он молча поднялся на ноги и поплелся по террасе к двери. Псмит зашагал рядом в ногу с ним.

— На вашем месте, — сказал Псмит, — и говорю я это из самых лучших побуждений, я приложил бы все усилия, чтобы побороть в себе эту укореняющуюся страсть к швырянию цветочными горшками. Знаю, вы скажете, что способны избавиться от нее в любую минуту, что еще всего один горшок вам не повредит. Но способны ли вы остановиться на этом одном горшке? Не с одного ли, казалось, безобидного цветочного горшка все и началось? Будьте мужчиной, товарищ Бакстер! — Он умоляюще положил ладонь на плечо секретаря. — Едва в следующий раз в вас пробудится эта неотвязная потребность, поборите ее! Поборите! Ужели вы, наследник всех веков, станете рабом привычки? Ба! Вы знаете и знаю я, что в вас найдутся на это силы. Пробудите в себе волю, любезнейший, волю!

Ответ Бакстера на этот красноречивый призыв (а судя по тому, с каким видом он повернулся к своему спутнику, сказать он собирался много) был оборван донесшимся сверху голосом:

— Бакстер! Дорогой мой!

Граф Эмсуорт наблюдал за пробуждением Бакстера из спальни Псмита, где чувствовал себя в полной безопасности, и, не обнаружив никаких симптомов буйного помешательства, решил дать знать о своем присутствии. Его паника улеглась, и он хотел докопаться до первопричины.

Бакстер поднял к окну истомленный взор.

— Я могу все объяснить, лорд Эмсуорт.

— Что? — спросил его сиятельство, высовываясь из окна еще дальше.

— Я могу все объяснить! — взревел Бакстер.

— Оказывается, все очень просто, — услужливо вмешался Псмит. — Он тренировался в спортивном выдергивании гераней, готовясь к следующим Олимпийским играм.

Лорд Эмсуорт поправил пенсне.

— У вас испачкано лицо, — сообщил он, вглядываясь в своего секретаря. — Бакстер, дорогой мой, у вас испачкано лицо!