В чем сила (СИ) - Сергей Буденов

Фома развернулся и выпустил в пробежавшего в сантиметрах зверя остаток магазина, но не убил, а лишь изорвал в клочья заднюю ногу. Меняя магазин «Вала», он развернулся к ученым и увидел, как сразу четверо кабанов разворачиваются для повторного удара. Залп из подствольников и один из четырех разлетелся на куски, еще двое превратились в отбивные.

К мутанту-везунчику присоединились оставшиеся двое и снова вломились рылами в скопление людей. Повторная лобовая атака снова оказалась успешной, и снова досталось ученым, точнее только лаборанту, его снова стоптали, а Кирилла лишь слегка задело и отбросило. Досталось и Пижону, его насадил на пятак здоровенный, под стать вожаку, зверь и протащил в таком положении пару десятков метров, напоследок перебросив сталкера через себя. Пока вся группа добивала тех двоих, что стоптали «высшую знать», Пижон оказался практически один на один с мутантом, но отчего-то не стрелял.

На помощь пришел Фома, побежав навстречу уже развернувшемуся хряку, поливая его из бесшумного «Вала».

– Беги! – закричал он Пижону и парень сразу стартовал в бок, словно только и ждал команды.

Как назло закончились патроны, а перезарядить или взяться за другой ствол кабан не даст – осталось каких-то четыре метра. Сталкеры не стреляли, боясь зацепить его. Пистолет! Фома выдернул «Орла» и как мог, начал быстро расстреливать все восемь патронов прямо в лоб мутанта. Но не тут-то было – отдача у пистолета была слишком сильной, так что приходилось постоянно корректировать огонь, а значит и скорострельность тоже упала. Успел выстрелить лишь три раза. Массивные бронебойные пули с легкостью пробили самое защищенное место изрядно пораненного зверя, выбивая алые фонтаны. Монстр уже умер, но продолжал бежать по инерции, в геометрической прогрессии сбавляя в скорости. До Фомы он уже докатился на брюхе и опрокинул его на спину, ткнув рылом.

Поднимаясь, Фома обнаружил у самой морды мутанта мобильник Пижона. Он подхватил телефон, развернулся и, обнаружив удаляющегося хозяина в поле зрения, с силой метнул его, злясь на придурка за то, что оба едва с жизнями не простились. Телефон от удара о шлем разлетелся в дребезги, а сам сталкер от неожиданного удара по затылку дернулся вперед и, запнувшись, упал на бок, ища безумными глазами новую угрозу. Осознав, что опасности нет, он поднялся и тут же обнаружил осколки телефона.

– Ты чё сделал? Урод! – бешено завопил он – Ты на фига его разбил, сволочь?

– Я тебя предупреждал, забыл? – спокойно ответил Фома.

– Мразь! Ты зачем…

– Эй, голубки! А ну заткнулись и бегом сюда! – перебил обоих Колобок.

Вся группа стояла в том самом месте, где в момент нападения находились ученые. Они полукругом нависли над чем-то и закрывали обзор. Фома подошел последним, так как бежать и не думал в отличие от послушного во всем юнца, и неспешно перезаряжал автомат.

В окружении сталкеров находился лежащий на спине лаборант. Рядом с ним сидел напарник, поддерживая его голову, оба были бледными, как сама смерть. Кирилл от страха, а Саша был ранен. В правой части груди зияла кровавая рваная углубленная дыра. Он судорожно хватал ртом воздух, часто дыша, глаза смотрели в никуда, полные боли и безумия. С каждым вздохом из раны вырывался бурунчик крови, заливая и так залитую грудь и землю.

– Потерпи, Саша. – Дрожащим голосом успокаивал его друг – Слышишь? Держись! Ну что же вы стоите, помогите ему чем-нибудь! – Кирилл от отчаянья заплакал.

– Что у него? – спросил Фома.

– Ребра проломлены, похоже, кабан копытом пробил. – Ответил Барон, позабыв о намерении игнорировать его.

– А может, вернемся? – с надеждой спросил Кирилл, подрагивая от плача – Отнесем его в лагерь?

– Не успеем. – Сухо ответил Фома, пока все думали, что сказать – Если ребра продавлены внутрь, то легкое пробито. Это значит, что он нежилец. Либо кровью захлебнется, либо задохнется от давления воздуха на легкие. Проще добить и не мучить.

При этих словах у лаборанта в глазах появился еще и страх. Кирилл поднял глаза на Фому и посмотрел на него, как на палача.

– Фома! – попытался одернуть его Пудель.

– Что «Фома»? Я просто так сказал, вам решать. Я для охраны нанимался, а не для врачевания.

– Ну, может, можно что-то сделать? – захлебываясь плачем, спросил Кирилл. Тем временем взгляд лаборанта уже терял осмысленность.

– Операцию не сделать без оборудования в полевых условиях. – Фома был непреклонен – До лагеря не успеем. А умрет, как пить дать. Добейте.

– Фома! – прикрикнул Пудель.

– Он прав, парень обречен. – Пришел на защиту Барон – Я на «скорой» раньше работал, всякого повидал. Лучше добить. Пудель, Пижон, пошли. Догонят. – Он развернулся и направился дальше, обходя туши кабанов, чем дал понять, что не собирается вершить начатое одним из мутантов.

– Кто? – спросил Колобок – Я не стану. Жужа? – сталкер отрицательно мотнул головой – Ганс? Бастиан?

– Мы охрана. Не имеем права. – За двоих ответил Ганс, впервые подав голос, почти без акцента.

– Фома? – Колобок перевел взгляд.

Вместо ответа он выщелкнул обойму из пистолета и протянул его Кириллу.

– Вы в своем уме? – закричал ученый, затравленно глядя на сталкера с примесью ненависти, страха и отчаянья.

– Как хочешь. Но он бы сказал тебе спасибо. Ему больно и помочь должен ты. Ведь ты его друг. – Фома положил руку ему на плечо, постоял пару мгновений и сунул ему пистолет – Не тяни. – И ушел догонять сталкеров: все, кроме охраны, ожидали в сторонке, не глядя на умирающего.

Иностранцы похватали рюкзаки и оружие ученых, и отошли к сталкерам. После одинокого выстрела группа обернулась, в ожидании теперь уже единственного ученого. Он был подавлен, плечи и голова повисли. Шагая неверными вынужденными шагами, он не сразу понял, что настиг группу. Не глядя протянул пистолет, Фома забрал и принялся снаряжать его. Должно быть, парень впервые видел смерть воочию, причем сам стал ее причиной, вынужденной, но причиной. Так и шел в строю, повесив голову и постоянно плача, нисколько не стесняясь слез.

И кто сказал, что мужчины не плачут? Сказать мог лишь тот, у кого нет причин для сожаления или для самих слез. Нет, и никогда не будет. А когда сожаление, тяжкая боль утраты и много чего еще терзают душу, разрывая ее когтистыми лапами, то не только заплачешь, но и завоешь. Не плачет только робот, у него нет души. Не плачут монолитовцы, потому что их души сожжены вместе с волей и сознанием, они машины на службе руководства секты. Плачет всяк, у кого есть душа, если она не потеряла свой изначальный облик и способна плакать.