Поединщик - Савенков Роман

С второй дочерью в королевской семье все давно решили – Альпине судьбою был уготован династический брак. И кандидат в мужья тоже давно имелся: принц Легреллан из Фоллса, юноша немалых достоинств. Но в народе говорили, что Вертрон так прикипел сердцем к своей младшей дочурке, что никак не мог решиться отпустить ее в чужой дом. Да и сама Альпина не горела желанием покидать отчий кров. В результате королевский дом Овергора продолжал оставаться с двумя невестами на выданье и кучей не решенных вопросов в этой связи.

В суете приготовлений к выезду в последний момент вдруг вспомнили, что от щеки Риордана позабыли отлепить компресс. Был немедленно вызван Пайрам, который, перемежая манипуляции ироническими замечаниями, размочил свою лечебную нашлепку, и творение Ариста предстало во всей красе. На щеке курсанта горела ярко-синяя спираль, под завитками которой полностью скрылся звездчатый шрам от удара молнии. Начало спирали словно состояло из синих искр, потом они сливались в единый луч, который будто бы вкручивался в лицо курсанта. С новым украшением физиономия Риордана преобразилась. Она стала цельной, как если бы рисунку художника не хватало последнего мазка кистью, и вот он был произведен. Врожденные страхолюдные черты словно сгруппировались вокруг этого рисунка. Теперь его лицо уже не внушало отталкивающего чувства, наоборот, в нем проступила некая притягательная внутренняя сила, до поры скрытая от любопытных глаз.

Вдоволь насмотревшись на щеку новобранца, Скиндар задумчиво хмыкнул:

– Я слышал, что в былые времена поединщики разукрашивали себя подобными художествами, когда приносили свою жизнь на алтарь какого-нибудь божества. Обычно это сопровождалось обетом. Похоже, в Школе оживают древние традиции. Парень, ты положительно не даешь скучать городским сплетникам.

В дверь лазарета постучал слуга и сообщил, что карета Посланника стоит у ворот. Капрал хлопнул в ладоши.

– Так, всем накинуть колпаки плащей. В Глейпине вести себя смирно, не болтать. Тиллиер, к тебе относится, на вопросы отвечать кратко, по сторонам не озираться. И ничего не хватать своими лапами. Ясно?

– Ясно, господин капрал, – гаркнули курсанты.

– Кто не справил естественные надобности, сделать это безотлагательно. Ожидание королевской аудиенции бывает долгим.

Колеса экипажа звонко пересчитывали камни мостовой, а курсанты сквозь цветные стекла на дверцах жадно всматривались в повседневную городскую жизнь. Было за полдень. Когда они проезжали мимо харчевен, до них доносились ароматы снеди, в которые вплетался хорошо различимый запах помоев. По тротуарам спешили и просто прогуливались жители, торговки в чепцах волокли куда-то корзины яблок, лотошники горланили о своем товаре, с полотняных навесов служки стряхивали дождевую воду Пару раз они с трудом разъезжались с телегами, при этом с козел слышался громогласный окрик форейтора:

– Дорогу карете Посланника!

Один раз мимо них проследовала кавалькада всадников, одетых не слишком броско, но в полном вооружении. Вернее так показалось новобранцам, пока Скиндар не заметил важно:

– Герцог Эльвар со свитой на охоту направился. Судя по пикам, едут за полорогими быками.

– Так время-то, господин капрал, – негромко заметил Риордан, как бывший охотник.

– Ну и что время? У знати только день начинается. Королевские егеря наверняка уже загнали ему стадо. Сейчас подколет пару телят и к вечеру опять будет в Глейпине. А дальше у них танцы и прочие увеселения до утра. Придворная жизнь, она такая, много здоровья требует.

Риордан отметил для себя, с каким неодобрением в голосе капрал высказался о герцоге. Эльвара в Овергоре мало кто любил, впрочем, тот и не искал народной любви, предпочитая ей власть и влияние.

Карета выехала на уже знакомую им по первому дню в Овергоре Цветочную улицу.

– Чем это так запахло? – не обращаясь ни к кому, брякнул Тиллиер.

– Цветочными лепестками, – охотно пояснил Скиндар. – Тут такая мода. Их целые чаны замачивают, чтобы потом выливать цветочную воду на тротуары. Почти у каждого дома свой аромат.

Через минуту карета остановилась у фундаментального кованого забора, ограждавшего королевский дворец. Форейтор доложил страже о цели визита, после чего дверца кареты распахнулась, и в проеме возникла фигура одного из стражников. Его обветренное лицо наискось было пересечено шрамом.

– Оружие сдать, – сухо распорядился он, потом увидел Скиндара и улыбнулся. – Сладкой смерти, Ловкач.

– И тебе, Летяга, – ответил Скиндар. – Как служба?

– Паршивая работенка, – осклабился тот. – Не то что на Парапете Доблести. Привез молодняк?

– Точно.

– А Биккарт?

– Мастер войны остался в Школе.

– Понятно. Это те самые, из Вейнринга?

– Угу. Мы без оружия.

– Проезжайте. Заглядывай как-нибудь, Ловкач. Мы почти каждый день ошиваемся в «Распоротом брюхе», это на улице Точильщиков.

– Увидимся, Летяга.

Стражник повернулся от двери и бросил кому-то:

– Этих не обыскиваем, они с Ловкачом.

Ворота Глейпина распахнулись с мелодичным звоном, карета въехала на территорию дворца и почти сразу же остановилась.

– Дальше топаем пешком, – сказал Скиндар. – К парадному входу нас не допустят. Вытряхивайтесь.

Каждый из них не раз рассматривал дворец на картинках. Конечно же это было не то же самое, как лицезреть его воочию. Один из символов королевской власти, он был выстроен, чтобы подчеркивать ее величие. К воротам Глейпин располагался полукругом, в середине высилась колоннада, расступавшаяся перед широкими мраморными ступенями портала, правое и левое крылья увенчивали остроконечные башни часовен. Фасад дворца покрывали причудливые барельефы, на балюстрадах виднелись скульптурные группы. Из множества труб в небеса поднимались струйки белых дымов. По центру в Глейпине было шесть этажей, к флигелям их количество уменьшалось до четырех. Риордан прикинул, что при желании тут можно с комфортом расселить всех жителей Вейнринга. От ворот к дворцу, огибая протяженный прямоугольный пруд, вели две дороги, вдоль которых были высажены аккуратные аллеи. Еще несколько водоемов окружали Глейпин с обеих сторон. Все пруды соединялись узкими каналами, через которые были перекинуты мостики, достаточные по ширине, чтобы по ним проехала конная коляска.

Заметив, что Риордан уставился на водную гладь, Скиндар сказал:

– Болтают, что их глубина в некоторых местах превышает пятьдесят локтей. Король Гедрик приказал вырыть такие котлованы. Он же распорядился запустить туда рыбу. Теперь ее тут неимоверное количество. На стол хватает круглый год, даже на продажу остается. В Глейпине любят рыбу. От нее, считается, зубы белее.

– Летом тут комаров, наверное… – предположил Тиллиер.

– Нет комаров, – буркнул капрал и в ответ на удивленные взгляды с неохотой пояснил: – Ловят.

Перед парадным входом они миновали второй кордон стражи. Среди солдат у Скиндара знакомых не оказалось, поэтому их все-таки досмотрели. Всех, кроме капрала. Тем не менее лицо Скиндара приобрело озадаченно-напряженное выражение. У него на языке явно вертелся какой-то вопрос к стражникам, который бравый капрал не решался задать. Когда они поднялись по мраморным ступеням к входу во дворец, за массивной дверью их встретил мажордом в ливрее из такого тонкого шитья, что собственные парадные мундиры показались курсантам грубым одеянием скоморохов.

Распорядитель Глейпина деловито глянул в пергамент, который держал в руке.

– Так. Пополнение Школы? Четыре человека плюс капрал. Все верно. Ваша аудиенция состоится сегодня, в коридоре перед Каминным залом, в правом крыле. Между докладом звездочета и посещением августейшей семьей королевских конюшен. Передайте плащи камердинеру и следуйте за мной.

По случаю дождливой и зябкой погоды в Глейпине было жарко натоплено. Через равные промежутки стены по коридорам были оборудованы каминами, в которых весело трещали дрова. Под потолками, в люстрах, горели сотни свечей. На полках из голубого травертина повсюду стояли букетики живых цветов. В воздухе висел запах роскоши.