Идеология и мать ее наука - Сергей Кара-Мурза

Итак, речь идет о 1992 г., а мне пишет оппонент, что в 2000 г. «его приятельница-предприниматель расхохоталась» – она это слово знает. Этот аргумент можно было бы принять, если бы он сказал: «моя приятельница-предприниматель расхохоталась, ибо прекрасно помнит, что в 1992 г. она, играя с подружками в дочки-матери, запросто оперировала понятием ваучер». Тогда, в 1992 г., этого слова почти никто в России не знал – вот что важно.

Более того, слова «ваучер» не знали не только те 100 млн. граждан, что должны были распоряжаться своими ваучерами, но и специалисты, близкие к Гайдару. Из этого следует, что запуск слова в общество не был следствием снобизма технократов, которые использовали привычное им слово, не заботясь о понимании рядовых граждан. Выбор был сделан в «лаборатории манипуляции», а эксперты-экономисты лишь ввели его в оборот.

Те объяснения слова, которые я привел выше, мне дали экономисты в элитарной лаборатории – кузнице кадров для правительства Гайдара. Один из собеседников (тот, кто говорил, что «ваучер – это в реформе Эрхарда») стал через пару месяцев чиновником у Ельцина в ранге министра, другой (который объяснил, что «ваучер – это у Тэтчер») стал директором большого аналитического центра. Шеф лаборатории (не помню, присутствовал ли он лично при разговоре) стал вице-премьером у Гайдара. Мы искали слово в общедоступных тогда словарях – и не нашли. Наконец, я наткнулся на того, кого обозначил именем «дока-экономист». Тогда он был старшим научным сотрудником Института проблем рынка АН СССР, сотрудником академика Н. Я. Петракова. Да, у него был словарь с этим словом, он назвал его «словарь биржевого жаргона». Таким образом, есть все основания считать, что рядовые люди не знали, что такое «ваучер».

Я продолжаю давать пример с «ваучером» потому, что с ним столкнулось все население России, для русских это слово было неизвестное и бескорневое, так что люди не могли понять ни его прямого смысла, ни его глубинных смыслов. Значит, по своим характеристикам – это типичное слово-амеба, которые подбираются для манипуляции.

На это мне один из оппонентов присылает выписку из американского словаря. Из «Толкового словаря» Ожегова, переведенного на английский язык? Нет, из словаря, которого почти никто в России и видеть не мог. Но предположим даже, что эту выписку он мне дал в 1992 г. Подходит ко мне сосед дядя Вася и спрашивает: «Слышь, я за ваучером иду. Что это за хренота такая?». Я вытаскиваю словарь и говорю: «Как что? Ты что, дядя Вася, неграмотный? Это doсumentary reсord of a business transaсtion». И дядя Вася доволен: «А, теперь понятно. Смотри ты, как просто. Ну конечно, трансакция. Как же, как же. А то ваучер да ваучер, а мне и невдомек. Значит, трансакция… А откуда это слово у нас взялось? В каком классе мы его учили?». Что мне ему сказать, олуху? Я терпеливо объясняю: «Слово это, дядя Вася, производное от средне-французского слова voсher, возникло оно около 1523 года. Уже из этого тебе должно быть ясно, каков смысл приватизации Чубайса». И просветленный дядя Вася идет за ваучером и готовится к трансакции – получению «двух Волг».

На мой взгляд, выписка из словаря, которую мне прислал мой оппонент, не разрешает, а резко усугубляет проблему. Она выглядит как издевательство. И если ее сегодня всерьез дать людям как объяснение, того, что произошло в 1992 г., то, по моему разумению, люди будут вправе взять оглоблю и размозжить голову такому просветителю.

Если без эмоций, то выписка усугубляет проблему и по другой причине. Запустив слово-амебу, Чубайс, помимо общего манипуляционного эффекта, получил и возможность прямого обмана, ибо его ваучер не отвечает норме, данной в определении. Читаем: ваучер есть «a form or сheсk indiсating a сredit against future рurсhases or exрenditures», то есть квитанция, по которой в дальнейшем можно получить оговоренные ценности. Чубайс объявил, каков эквивалент этих «future рurсhases or exрenditures» – две «Волги». Именно получение этой суммы ценностей государство удостоверило своим ваучером. Но мы же знаем, что это был хладнокровный обман, и дядя Вася на свой ваучер получил бутылку водки. Значит, то, что сунули ему в ЖЭКе под названием «ваучер», ваучером вовсе не было. Следовательно, запущенное в 1992 г. понятие реально не имело отношения к формальному определению, данному в словаре. Это слово было инструментом манипуляции.

С помощью «ваучеров» преступную компоненту в приватизации удалось многократно увеличить даже по сравнению с уже изначально преступным Законом о приватизации – было снято даже такое хлипкое ограничение, как «личный инвестиционный счет». В результате ваучер Кахи Бендукидзе был равен «Уралмашу», а ваучер дяди Васи – бутылке водки.

Долгое время, покуда программа реформы выводилась из стратегической задачи «создания необратимости» в разрушении советской системы, выступления экспертов отличались радикальной антигосударственной направленностью. Инерция этого импульса еще далеко не преодолена, и заложенные им стереотипы дорого обходятся обществу.

Вот, советник Ельцина П.Бунич заверял: «Моя позиция была известна всей сознательной жизнью, непрерывной борьбой с государственным монстром» (как говорится, сохраняем стиль автора – С. К.-М.). Человек выучился на экономиста и нанялся к «государственному монстру» работать ради улучшения его экономики. Всю жизнь получал зарплату, премии и ласки – а оказывается, все это время неустанно стремился нанести своему работодателю вред, тайно боролся с ним! Так завистливый лакей плюет в кофейник хозяину. Ради какой великой идеи П. Бунич прожил двойную, изломанную жизнь? И что здорового он может предложить нам сегодня как эксперт?

Под огнем оказались все части государства – от хозяйственных органов, ВПК, армии и милиции до системы школьного образования и детских домов. Л. Баткин в книге-манифесте «Иного не дано» задает риторические вопросы: «Зачем министр крестьянину – колхознику, кооператору, артельщику, единоличнику?… Зачем министр заводу?… Зачем ученым в Академии наук – сама эта Академия, ставшая натуральным министерством?». В лозунге «Не нужен министр заводу!» – формула превращения России в безгосударственное, бесструктурное образование.

Поддержав сначала разрушение несущих конструкций государства, видные эксперты затем разводили руками при виде тех бедствий, которые обрушились на мирных граждан. Вот философ Э. Ю. Соловьев рассуждает: «Сегодня смешно спрашивать, разумен или неразумен слом государственной машины в перспективе формирования правового государства. Слом произошел. Достаточно было поставить под запрет правящую коммунистическую партию. То, что она заслужила ликвидацию, не вызывает сомнения. Но не менее очевидно, что государственно-административных последствий такой меры никто в полном объеме не предвидел… Дискредитация, обессиление, а затем запрет правящей партии должны были привести к полной деструкции власти. Сегодня все выглядит так, словно из политического тела выдернули нервную систему. Есть головной мозг, есть спинной мозг, есть живот и конечности, а никакие сигналы (ни указы сверху, ни слезные жалобы снизу) никуда не поступают. С горечью приходится констатировать, что сегодня – после внушительного рывка к правовой идее в августе 1991 г. – мы отстоим от реальности правового государства дальше, чем в 1985 г.».

В каждой фразе кривит душой философ-эксперт и усугубляет вину своего цеха. Напрасно он прячется за словом «никто», говоря, что якобы не предвидели катастрофических последствий «выдергивания нервной системы» из тела идеократического государства. Эти последствия не просто «предвидели» и Горбачев, и Яковлев, и молодцы из корпорации «РЭНД». Эти последствия настолько хорошо изучены и в истории, и в социальной философии, что результат можно было считать теоретически предписанным. Да и эксперименты были проведены.

Замечу, что, дискредитируя советский тип государства, эксперты оправдывали изменения, которые вели к заведомому ухудшению положения именно по тому критерию, который эксперты выдвигали как приоритетный. Так, очень много говорилось о том, что советское государство отягощено крайне разбухшим бюрократическим аппаратом. Это была заведомая неправда при сравнении его по этому критерию с либеральными государствами Запада (причем известны были и количественные данные, и их теоретическое обоснование). А что произошло в России под прикрытием экспертов? Возник невиданный по размерам, не связанный ни правом, ни моралью коррумпированный чиновничий аппарат.

В государственном аппарате управления в СССР было занято 16 млн. человек. Около 80% его усилий было направлено на управление народным хозяйством. Сегодня в госаппарате РФ 17 млн. чиновников. Хозяйством госаппарат принципиально не управляет (75% его приватизировано, остальное парализовано), а населения в РФ вдвое меньше, чем в СССР. Можно считать, что «относительное разбухание» чиновничества в результате либеральной революции десятикратно! Никакого объяснения экспертов по этому поводу не последовало. Сообщество, исключающее всякую рефлексию в отношении собственных заявлений, не является профессиональным, оно представляет из себя идеологическую службу.