Вейская империя (Том 1-5) - Юлия Латынина

Горожане были люди рассудительные, колдовства не терпели. При Ванвейлене был адвокат и семьдесят два соприсяжника, готовых клясться вместе с ним, что Сайлас Бредшо - не колдун, и никакого колдовства не было.

Наконец явился советник Арфарра.

Киссур Ятун и Арфарра-советник вышли перед королем и стали друг против друга, один - на яшмовом поле, а другой - на лазуритовом. Каждому под ноги положили стрелу-громотушку, чтоб они говорили только правду.

Киссур Ятун был в бирюзовом кафтане с золотым шнуром по вороту и рукавам. На пластинах боевого панциря были нарисованы пасти и хвосты, и такие же пасти и хвосты, только серебром, были на коротком плаще. Сапоги у него были высокие, красные, а рукоять меча и ножны отделаны жемчугом и нефритом. Арфарра-советник был в зеленом шелковом паллии, глаза у него были не золотые, а розоватые, и было видно, что всю ночь он не спал. Киссур Ятун погляделся в зеркало, усмехнулся и сказал соприсяжнику:

- Я одет достойно, как кукла на ярмарке, а он - скверно, как кукольник.

Тут Арфарра-советник заведенным чином начал обвинять Марбода Кукушонка в похищении и увечьях, нанесенных свободному человеку, послушнику Неревену.

Первым его свидетелем был Клайд Ванвейлен. Ванвейлен взял, как было велено, священный треножник и рассказал, как его друг увидел в храме разбой и поспешил на помощь. А кого, почему били - откуда им знать?

- А что он делал у храма? - спросил король.

- Шел молиться, - удивился Ванвейлен.

Король нахмурился. Вчера заморский торговец не был столь богобоязнен! Вспомнил следы: врет, на треножнике врет! Тысячу, тысячу раз прав советник: надо, надо искоренить нелепые суды, и соприсяжников, и судебные поединки, и ввести правильное слогоговорение, с защитой и обвинением, с юридическим разбирательством и пытками.

А Киссур Ятун улыбнулся и сказал, как велела старая женщина:

- Вы, Арфарра-советник, ошиблись в обвинении! У меня есть семьдесят два соприсяжника, что король называл вас хозяином Неревена, и мальчик носит на руке железное кольцо. Стало быть, он ваш раб, и нельзя обвинять моего брата в похищении свободного человека!

Тут Арфарра сказал, что Неревен - вейский подданный, а в империи рабов нет, а Киссур Ятун поглядел на бывшего наместника и сказал, улыбаясь:

- А я скажу, что в империи нет свободных.

Советник слегка побледнел.

А Киссур Ятун продолжал:

- А еще у меня есть семьдесят два соприсяжника, что Неревен - не только раб, но и колдун. И в свидетели того я беру следы Сайласа Бредшо, которого поволокло к храму с такого места, от которого он не мог слышать происходящего. И еще другое колдовство было в этом деле, и свидетель тому - клинок моего брата, оплавленный, а не разрубленный.

Клайд Ванвейлен закрыл глаза и подумал: "Ой, что сейчас будет!"

А дядя короля, граф Най Третий Енот, наклонился к старому сенешалю и зашептал, что Киссур Ятун, видно, решил драться до последнего, но все же придется ему сегодня уйти отсюда или без брата, или без Мертвого Города. Король услышал, как они шепчутся, и ему послышалось: "Киссур решил драться до последнего, и конечно, нам придется рассказать о том, что меч раскололся из-за того, как король разбил хрустальный шар". Тут король, в нарушение всех приличий, подошел к советнику и спросил тихо:

- Что же, доделали вы гороскоп?

- Нет, - ответил Арфарра-советник.

Король вернулся на возвышение, взял в руки серебряную ветвь:

- Нехорошо королю брать назад свое слово, и если я называл мальчика рабом господина советника, - так тому и быть. И так как мальчик жив и здоров, то за посягательство на чужое имущество род Кречетов должен уплатить владельцу денежный штраф.

И если бы мальчик был крепок и высок, и пригоден в качестве боевого вассала, то по законам наших предков за него полагался бы штраф в десять золотых государей, а если бы он некрепок, но знал ремесло доезжачего или псаря, или другое ремесло, необходимое в знатном доме, то он стоил бы пять государей. Но так как он некрепок и не учен нужным ремеслам, а умеет только читать, рисовать и вышивать, за него полагается штраф в три ишевика. Есть ли еще обвинения?

Арфарра-советник посмотрел на короля, потом на Киссура Ятуна, потом обвел глазами залу и сказал:

- Я не вижу смысла в других обвинениях.

Сошел со стрелы и сел на свое место в совете. Най Третий Енот обрадовался и громко сказал:

- Кто смеет говорить, что король привержен законам империи, где не различают господина и раба!

Это многие услышали.

А в дальнем конце залы стоял хуторянин Зан Дутыш, в латаном кафтане с капюшоном и в конопляных башмаках. Он понурил голову и сказал: "Если государь нарушает законы, вряд ли другие станут их соблюдать".

Его, однако, мало кто слышал, он повернулся и ушел.

Киссур Ятун поклонился королю и потом подошел к советнику. В руках он держал шелковый мешочек, вышитый золотой гладью.

- Три золотых государя, - сказал он, - такой штраф причитается с горожанина или торговца. Наш род - старейший в королевстве, и мы платим тридцать золотых.

Арфарра встал и с поклоном принял мешочек. Дело было закончено. И многие поразились великодушию, с которым король не стал поднимать вопроса о поединке.

Тут выступил вперед господин Даттам:

- Умоляю о милости, - сказал он и протянул ворох разноцветных бумаг.

Король листал бумаги. В первой речь шла о поместье Гусий Ключ, жалованном храму три года тому назад. Храм тогда же отдал поместье Зану Дутышу в лен. Теперь, судя по грамоте, храм уступал Дутышу поместье в полную собственность.

Во второй грамоте, писанной через день, - надо же, как переменчив нрав покупателя, - оный Дутыш продавал означенное поместье господину Даттаму. А в третьей грамоте, меченой следующим днем, Дутыш смиренно просил Даттама, чтобы земля, которую он продал вейцу и за которую, согласно свидетелям, получил сполна деньги, была отдана из милости Дутышу в пользование.

Кроме Гусьего Ключа, Даттам заплатил, судя по грамотам, еще за три поместья, - и тут же, как человек, безусловно, щедрый, спешил даром раздать купленные земли.

Храм сам судил и собирал налоги на землях, пожалованных в пользование королем, и теперь Даттам умолял о милости, - подтвердить это касательно земель, приобретенных им в личную собственность.

Хотя, кстати, монахам в личную собственность ничего приобретать не разрешалось.

Король оглянулся на Арфарру, улыбнулся, подтвердил.

Когда кончился суд, многие подошли к королевскому советнику, и Ванвейлен, и Киссур, и среди прочих - наследник Белых Кречетов, одиннадцатилетний сын Киссура Ятуна, проведший ночь в замке заложником. У Арфарры была одна беда: на лице его чувств не высказывалось, но, когда он сильно волновался, на лбу выступали капельки крови.