Рози — моя родня - Джеральд Даррелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Прости, дорогой. Я думала, он уже закончил.
Кажется, после четвертого номера программы я почувствовал, что корзинка шевелится. Подумал сперва, что ошибся, но, придавив ее ногой, убедился, что там происходит какое-то шевеление. Посмотрел на Урсулу, она сидела с закрытыми глазами, покачивая в такт музыке указательным пальцем.
— Урсула! — прошептал я.
— Да, дорогой, — отозвалась она, не открывая глаз.
— Что у тебя там в корзине?
Она озадаченно уставилась на меня.
— Ты о чем это?
— В твоей корзинке что-то шевелится.
— Тс-с-с! — донесся сзади сердитый хор.
— Не может быть, — сказала Урсула. — Разве что кончилось действие таблеток.
— Что у тебя в корзине? — спросил я.
— Ничего особенного, просто подарок для одного человека.
Она наклонилась, подняла крышку и извлекла из корзинки крохотного мопса с огромными черными глазами.
Я был потрясен. Борнмутские любители музыки очень серьезно относились к концертам, меньше всего на свете они желали и допускали, чтобы в священные покои вторгались собаки.
— Черт возьми! — сказала Урсула, глядя на очаровательную мордочку мопса. — Действие таблеток кончилось.
— Слышишь, немедленно посади его обратно в корзину, — прошипел я.
— Тс-с-с! — шикали на нас со всех сторон.
Урсула наклонилась, чтобы вернуть щенка в корзину, он широко зевнул, потом вдруг дернулся, и она выпустила его.
— О-о-о! — пропищала Урсула. — Я уронила его! Уронила!
— Замолчи! — рявкнул я.
Шиканье продолжалось.
Я нагнулся, пытаясь нащупать щенка, однако мопсик, явно ободренный тем, что вырвался из заточения, уже трусил мимо кресел, сквозь лес из чужих ног.
— Что мы теперь будем делать? — спросила Урсула.
— Вот что, ты лучше помалкивай, — ответил я. — Заткнись и предоставь действовать мне.
Шиканье не прекращалось.
Мы помолчали, я лихорадочно соображал. Как отыскать щенка мопса среди всех этих кресел и ног, не срывая концерт?
— Придется оставить его в покое, — заключил я. — Я поищу после концерта, когда все разойдутся.
— Ты что! — всколыхнулась Урсула. — Разве можно бросить вот так этого крошку, на него могут наступить, могут его покалечить.
— Хорошо, а что ты сейчас предлагаешь мне делать?
— Тс-с-с! — неслось отовсюду.
— Пойди отыщи его среди этой чащи кресел и ног, — продолжал я.
— Но дорогой, ты обязан его найти. Ему так страшно, страшно одиноко.
«Одиноко среди семи сотен людей в зале», — подумал я.
— Ладно, сделаю вид, что мне понадобилось пойти в уборную.
— Чудесная идея, — просияла Урсула. — Наверно, он как раз в ту сторону направился.
Встав на ноги, я прошел сквозь строй негодующих лиц и произносимых вполголоса проклятий. Очутившись в проходе, прямо перед собой увидел мопсика, который присел, как приседают щенята до того, как научатся поднимать ножку, и по-своему декорировал красную ковровую дорожку. Осторожно подкравшись, я схватил его и поднял, при этом мопсик громко взвизгнул, заглушая бурные звуки музыки. Послышался нестройный шум — это возмущенные меломаны повернулись в мою сторону. Щенок продолжал визжать, тогда я затолкал его под пиджак и выбежал из зала.
К счастью, в гардеробе дежурила одна моя знакомая девушка.
— Привет, — сказала она. — Уже уходишь? Тебе не понравился концерт?
— Н-нет… меня… меня вынудили обстоятельства. — Я достал щенка из-под пиджака и показал ей. — Ты не присмотришь за ним для меня?
— Ой, какой миленький! — воскликнула она. — Надеюсь, ты не носил его в зал? У нас ведь строго запрещено приводить с собой собак.
— Знаю, знаю. Произошло недоразумение. Это не мой щенок, моего друга. Ты присмотришь за ним до конца концерта?
— Конечно, присмотрю. Он такой миленький!
— Совсем не такой уж миленький, когда попадает на концерт, — ответил я.
Передав мопсика в заботливые руки гардеробщицы, я возвратился в зал и тихо постоял в тени, пока не кончилось исполнение очередного номера. После чего прошел вдоль рядов к Урсуле.
— Ты принес его, милый? — осведомилась она.
— Нет, я оставил его у гардеробщицы, мы с ней знакомы.
— Ты уверен, что с ним ничего не случится? — В представлении Урсулы, в гардеробах с щенками мопсов происходили какие-то ужасные вещи.
— Все будет в полном порядке, — ответил я. — Его будут нежить и лелеять до конца концерта. Ума не приложу, зачем тебе понадобилось приносить собаку в зал.
— Но, дорогой, это подарок одному моему другу. Я… я собиралась все объяснить тебе, но ты все время говорил, говорил, не давал мне слова вставить. Я отвезу его после концерта.
— Ладно, только, ради Бога, не повторяй больше этот номер. Концертный зал не предназначен для собак. А теперь давай посидим спокойно, постараемся наслаждаться музыкой, хорошо?
— Конечно, милый, — отозвалась Урсула.
Когда закончился концерт и Урсула, как она выразилась, поаплодировала до хрипоты, мы извлекли щенка из гардероба, вернули его в корзину и покинули зал вместе с толпой любителей музыки, оживленно обсуждавших достоинства Борнмутского симфонического оркестра.
— Дорогой, я так счастлива, — говорила Урсула. — Все эти архипелаги, у меня от них мурашки по спине. Никто не сравнится с Бетховеном, верно? — громко и отчетливо спросила она, вися на моей руке, точно хрупкая девственная тетушка, заглядывая мне в глаза и сжимая в одной руке программу, на которой большими буквами было написано: «Концерт из произведений Моцарта».
— Никто, — поспешил я согласиться. — Но ты собиралась рассказать про щенка.
— Так вот, — начала она. — Я хочу, отвезти его моему другу, которая живет на окраине Пула. Ее зовут миссис Голайтли.
— Я нисколько не удивлен, — ответил я. — Только объясни мне, зачем ты везешь щенка миссис Голайтли.
— Он нужен ей. Страшно нужен. Понимаешь, она только что потеряла своего Бов-вов.
— Что она потеряла?
— Своего Бов-вов.
— Ты говоришь о собаке?
— Ну да. Это такая кличка была — Бов-вов.
— И теперь ей нужна другая собака?
— Конечно. Не то чтобы она сама этого хотела, но она нуждается в собаке.
— Другими словами, ты… гм… хочешь подарить ей щенка, потому что считаешь, что она в нем нуждается?
— Ну конечно! — воскликнула Урсула. — Это же сразу видно, как ей нужна собака!
— Сдается мне, большая часть твоего времени уходит на вмешательство в дела твоих друзей, когда они этого вовсе не желают.
— Конечно, желают, — серьезно возразила Урсула. — Желают, хотя не отдают себе в этом отчета.
Я сдался.
— Ладно. Поехали в Пул.
И мы двинулись в путь. Когда мы добрались до Пула, Урсула повела меня по каким-то закоулкам, пока не остановилась перед крохотным домиком, отчужденно смотрящим на своего соседа через улицу. Бронзовая дверная ручка этого домика была тщательно отполирована, и я обратил внимание на удивительную белизну ступенек,
