Легенда о Вавилоне - Петр Ильинский

Однако покой вавилонянам только снился. Начиная с нового возвышения Ассирии при Тиглатпаласаре III, наступление империи на юг становится одним из важнейших направлений ее геополитической стратегии. Постепенно одни представители вавилонской знати склоняются перед ассирийской мощью, а особо упорные уничтожаются. Наконец в 729 г. до н.э., после длительной геополитической интриги Тиглатпаласар становится царем Вавилонии, объединенной им с Ассирийской метрополией. Умный царь понимал, что Город нельзя сделать еще одной провинцией империи. Однако решить вавилонскую проблему ассирийцам так и не удалось. И не только потому, что Тиглатпаласар III ушел из жизни через два года после своего триумфа.

В VIII в. до н.э. к власти в Вавилоне постепенно пришли вожди с халдейскими именами. Это опять-таки свидетельствует о том, что, как и в давние времена касситов, коренному населению удалось образовать с пришельцами некий стабильный симбиоз, а может быть, и создать что-то вроде нового этноса — арамеоязычного, аккадокультурного и с примесью новых, халдейских генов. В пользу последнего говорит способность Вавилона выдержать более чем вековую борьбу с Ассирией и в результате — победить! Вряд ли подобное могла совершить аморфная коалиция нижнемесопотамских царьков без поддержки коренного населения.

Первым хорошо известным халдейским борцом за вавилонскую независимость был знаменитый Мардук-апла-идцин (библейское имя Меродах-Баладан[317]), неоднократно поднимавший восстания против Ассирии, их проигрывавший, эмигрировавший в Элам, чтобы через несколько лет опять вернуться в великий город, вновь быть изгнанным превосходящими силами северного царя, снова вовремя сесть на корабль, и т. д. В конце концов, ассирийцы, думая, что все зло исходит от хитроумного халдея, потребовали от эламцев его выдачи. Но неуловимый мятежник их опять обманул — и умер. Смеяться тут не над чем, ибо с политической точки зрения, умереть побежденным, но не плененным — это одно дело, а быть принесенным в жертву у ног ассирийского царя при большом скоплении вавилонского народа — совсем другое.

Так или иначе, ассирийцы остались ни с чем, а через несколько лет власть в Вавилоне (при эламской поддержке) захватил уже иной борец за нижнемесопотамскую независимость, что свидетельствует о закономерности подобного процесса. И все повторилось. Так Мардук-апла-идцин, сам того не желая, добился важного исторического эффекта: непрестанно тревожимая им Ассирия была вынуждена умерить свои аппетиты на западе. Вероятно, именно благодаря этому Иудея и уцелела. Но обо всем по порядку.

Мардук-апла-иддин был, судя по всему, незаурядным политическим деятелем и прекрасно понимал, что в одиночку ему с Ассирией не справиться, тем более что в 710 г. до н.э. Саргон II изгнал его из Вавилона после более чем десятилетнего правления, возможно заложившего основы дальнейшей вавилонской непокорности. С этого времени вавилоно-ассирийские отношения окончательно превращаются в непримиримые. Союзнические связи халдейского правителя с Эламом не подлежат сомнению (именно его поддержка помогла вавилонянам отбиться в 720 г. до н.э., во время первого похода Саргона), а вот посольство в Иудею свидетельствует о том, что она была наиболее сильным из западных ассирийских вассалов и что ее поддержка была для вавилонян очень важна. Возможно, что те же послы должны были заручиться помощью Египта, ибо в противном случае выступление Иудеи могло оказаться бессмысленным. Почти идентичные свидетельства об этом визите приводятся в Писании дважды — в 4-й Книге Царств и в Книге Исайи[318]. «Меродах Валадан… царь Вавилонский, прислал к Езекии письмо и дары; ибо слышал, что он был болен и выздоровел. И обрадовался посланным Езекия, и показал им сокровищ своих, серебро и золото, и ароматы. И драгоценные масти, весь оружейный свой дом, и все, что находилось в сокровищницах его…»{71}.

Иначе говоря, вавилонянам была предоставлена возможность убедиться, что у Иудеи есть ресурсы для совместной борьбы. Поздняя традиция связала с этим посещением предсказание Исайи о вавилонском пленении: так как послы видели все содержимое «дома Езекии», то все это будет «унесено в Вавилон; ничего не останется, говорит Господь»{72}. Обсуждать реальность этого пророчества мы, конечно, не можем, а вот сказать кое-что о геополитической программе Исайи совершенно необходимо[319]. И здесь очень важно обратить внимание не на то, что должно быть в данных текстах: проклятия в адрес окружающих народов-идолопоклонников, предсказания о ассирийском нашествии, о возмездии Иерусалиму за грехи его правителей, о грядущей гибели самой Ассирии, Вавилона[320], а на речения, совсем не укладывающиеся в канву дальнейших событий и, возможно, не слишком испорченные при поздней редакции.

Книга Исайи создавалась очень долго и потому включает множество различных слоев. Мы уже упоминали о том, что в ней имеются и внутренние противоречия, касающиеся, в частности, отношения автора к сопредельным странам. В таких случаях принято полагать, что древнейшими и, весьма вероятно, отражающими точку зрения реального Исайи являются речения поэтические, в отличие от более поздних прозаически-лапидарных и даже пропагандистских заявлений, добавленных последователями пророка и еще более поздними редакторами и обработчиками текста[321]. Очевидно, что вокруг трудов Исайи очень быстро возникла целая школа толкователей и переписчиков, а значение его книги в пантеоне священных текстов только росло со временем в силу ряда обстоятельств, которые нам еще предстоит изложить.

Наиболее ранние аутентичные фрагменты книги, по-видимому, связаны с уже упоминавшейся сиро-эфраимитской войной. Столь же ранними (а возможно, и более) являются социально значимые речения, в которых легко найти отголоски проповедей старших современников Исайи — Амоса и Осии[322]. Не исключено, что, подобно им, Исайя впервые выдвинулся как обличитель общественных пороков. Также возможно, что он пользовался в Иерусалиме значительным авторитетом, действительно будучи царским советником[323]. Однако соответствующего сообщения Книги Исайи недостаточно, в частности потому, что очень уж схожи изложенные в ней обстоятельства бесед Исайи с царем Ахазом во время сиро-эфраимитской войны и знаменитого пророчества, данного Езекии 30 лет спустя, когда ассирийские силы подошли к Иерусалиму.

Гораздо информативней, с исторической точки зрения, эпизод, изложенный в 20-й главе книги, о том, как Исайя, протестовавший против заключения общепалестинского антиассирийского союза при поддержке Египта, «ходил нагой и босой три года в указание и предзнаменование о Египте и Ефиопии». Ибо «так поведет царь Ассирийский пленников из Египта и переселенцев из Ефиопии… в посрамление Египту… И скажут в тот день жители этой страны[324]: “вот каковы те, на которых мы надеялись и к которым прибегали за помощию, чтобы спастись от царя Ассирийского! И как спаслись бы мы?”»[325]

Данные ассирийских анналов помогают установить время этой, предсказуемо выигранной ассирийцами войны и предположить, что на политическую авантюру отважился молодой иудейский царь Езекия. Исайя же, судя по способу его протеста, не мог повлиять на молодого правителя каким-то другим, не столь визуально ярким способом. Еще более четкие (но не исключено, что вторичные) указания против обреченного альянса с Египтом содержатся в главах 30 и 31[326], предваряющих рассказ о чудесном спасении Иерусалима от ассирийского войска.

Особенно подробное пророчество о поражении Египта в главах 18–19 тоже принято относить к более позднему периоду (завоевание Египта Ассирией в первой половине VII в. до н.э.), а заключительные стихи 19-й главы — уже к совсем позднему времени. Однако кажется, что все эти пророчества родились не на пустом месте или даже в кругу учеников Исайи, а потом были просто добавлены в книгу его имени. Более чем вероятно, что добавлялись (или расширялись) именно те темы, которые были одновременно и присущими самому Исайе, и оказались особенно злободневными для современников. Поэтому вполне возможно, что многие загадочные фразы восходят к VIII в. до н.э., но, будучи изъяты из контекста и многократно отредактированы, постепенно стали не вполне понятными или даже, наоборот, чересчур понятными.

Таков знаменитый финал 19-й главы, который никто из комментаторов не может толком объяснить «с историко-философских позиций»: «…Из Египта в Ассирию будет большая дорога, и будет приходить Ассур в Египет, и Египтяне в Ассирию; и Египтяне вместе с Ассириянами будут служить Господу. В тот день Израиль будет третьим с Египтом и Ассириею; благословение будет посреди земли, Которую благословит Господь Саваоф, говоря: благословен народ Мой — Египтяне, и дело рук Моих — Ассирияне, и наследие мое — Израиль»[327]. В течение многих веков этот текст выглядел вполне однозначно, и единственное, что мы можем сделать в наш просвещенный век — это толковать его уже совсем расширительно, имея в виду весь известный нам мир. А вот в смысле историческом, если допустить, что здесь видны следы каких-то реальных событий, то мы услышим призыв к «мирному сосуществованию», а никак не к борьбе с иноземными захватчиками.