Право на скелет - Татьяна Хорунжая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чёрная кошка, как в первую ночь, снова бросилась ей под ноги. Но Ане больше не было страшно. Ярость бушевала в душе ее.
– Ну что же, кто здесь – призрак бабки или уголовники – выходите, поговорим! Вот она я ! Я не боюсь вас! – крикнула она в темноту. Никто не ответил ей, только ночные цикады притихли на минутку. – Я ничего больше не боюсь, – тихо добавила она и, размахнувшись, со всей дури ударила топором по замку. Он отлетел, как детская игрушка. Она вошла в кромешный мрак передбанника, слабым лучом фонаря нашла дверь в саму баню, дернула ее и вошла. Кругом пахло сыростью и плесенью. Ошалелые пауки спешно спасались от луча ее фонарика. Она закрепила его, взяла топор и со всей силы шарахнула по доскам пола. Столько злости в ней было, что, казалось, ей не хватает места в голове, и мозг вот-вот взорвется от ярости. Злость давала силу рукам, много силы. Она лупила доски, пока они, уже прихваченные гниением, не поломались. Аня вышвырнула их, сходила за лопатой и принялась копать.
– Всё из-за меня! Из-за моей вечной жадности! Проклятые сокровища! Сейчас или никогда найду я вас, и будьте прокляты! – пульсировало криком в ее голове. – Я виновата во всем, одна я… – и слезы сами потекли по ее лицу, смешиваясь с грязью. Страшные мысли лезли ей в голову. – А уходя, подожгу проклятый дом…
Она копала несколько часов, не замечая усталости и быстро образовавшихся мозолей. Довольно часто ей казалось, что лопата на что-то натыкается, но каждый раз это оказывались обломки кирпичей и досок. Она разворотила весь пол несчастной бани, ставшую жертвой ее нечаянной злости. Но постепенно ярость уходила, и приходило бессилие. Руки ее слабели. В конце концов, с первым лучом солнца, забрезжившим в крохотном окошечке бани, она отпустила лопату и без сил опустилась на колени.
– Ничего нет! Ничего и не было… – в бессилии думала она. – «Утопия…» – вспомнила она слова Гюнтера. – Из-за утопии я погубила жизнь Ивана. И наше счастье я схоронила здесь, в кучах этого бесполезного чернозема. Она легла на кучу земли, как на могильный холмик, и зарыдала. Она плакала долго, уткнувшись в грязь лбом, и постепенно успокаивалась. Ее некогда любимое платье было окончательно испорчено и вся она, измазавшись в грязи, была похожа на черта из преисподней.
А Солнце, вечное Солнце всходило над горизонтом и обещало жаркий день. «Жизнь продолжается» – всё вспоминала и вспоминала она слова Гюнтера. – Жизнь… Жизнь без Ивана.
Она успокоилась и притихла. Не хотелось ничего. Ни спать, ни есть, ни шевелиться. Она лежала в грязи, уставившись бессмысленным взглядом в дыру, где раньше был фундамент глиняной печки, а теперь лишь торчали ржавые железки, и взгляд её угасал. «Всё кончено», – в последний раз подумала она. Голова ее была пуста, все мысли куда-то ушли, оставив ее одну. Она закрыла глаза и стала вспоминать, как им с Ваней было хорошо вместе. Как он смеялся… Целовал ее в макушку… Заботился и во всех смыслах носил на руках. Она открыла глаза и лицо ее стало озаряться тихой радостью в лучах взошедшего солнца, а взгляд стал более осознанным и постепенно сфокусировался.
Внезапно ей стало интересно, на что именно она смотрит столько времени. Что это за железки под печкой?.. Она вскочила и стала вытирать с них грязь руками. Постепенно они приобрели очертания какого-то железного короба.
Да, это были сокровища.
Аня откапывала этот короб, сколько смогла, а потом, собрав все последние силы, потянула его на себя. Он подался и выскочил ей в руки. Это оказался небольшой, кованный, довольно простой сундучок. Никаких замков, как показывают в фильмах. Грязный, проржавевший ящик. Аня попыталась открыть его, но крышка «приварилась» от времени и влаги. Аня взяла топор и с большим трудом, но открыла его. В нем лежали серебряная посуда, золотые и драгоценные украшения и старинные деньги. А на дне – пожелтевший лист бумаги. Аня достала его.
«Дорогая моя внучка Анна!» – читала она. – Скоро я умру и уже никогда тебя не увижу. Но я надеюсь, что ты сможешь простить свою глупую бабку… Разные эпохи и разные судьбы отдаляют нас друг от друга. Но во все времена каждая мать хочет верить, что ее дети и внуки будут лучше, умнее, а главное, счастливее ее самой.
Я очень хочу верить, что ты уже нашла свое счастье и без этих безделушек, и теперь правильно распорядишься ими. Воспользоваться ими сама я не смогу никогда, так же, как и мои дочери, потому что богатство в наше время наказуемо и опасно. Но я расстаюсь с ними с легким сердцем, потому что не хочу прикасаться к ним. Деньги не принесли счастья нашей семье. Мой бедный брат Дмитрий много страдал, чтобы мы были свободны и счастливы, но он погиб, так и не узнав, что свободу в душе и счастье быть с близкими не выкупить никакими деньгами. Труды его были напрасны.
Мы всегда получаем то, что сами заслуживаем. Поэтому я молю Бога, чтобы он даровал моим потомкам благодать свою, и чтобы потомки мои благодать эту заслуживали.
Благословляю тебя на жизнь долгую и счастливую. Твоя любящая бабка, Анна Матвеевна.»
Аня брала каждую вещицу в руки и с грустью рассматривала. «И этой женщины я боялась столько дней и ночей! – с сожалением думала она. – Иван и тут был прав: она же хотела защитить меня… Надо поискать ее могилу на кладбище… Её письмо не пригодилось настоящей Ане, зато будто мне завещано… Каждое слово! Это всё про меня! Я тоже настоящая Аня, и я тоже ее внучка… Почему же не сбывается прабабкино благословление? Ну хоть одно поколение Ань должно же прожить свою жизнь нормально! Ну почему так… Все свои дивные сокровища сейчас я с радостью променяла бы на него одного – на Ванечку… »
Она перебирала незамысловатые бусы и броши и представляла, как много-много лет назад 12-летняя девочка Аня везла их в своем убогом узелке в холодном поезде и плакала от страха и неизвестности за жизнь свою, жизнь младшей сестренки и жизнь старшего брата… Чего стоило Дмитрию заработать на каждое из этих «сокровищ» и как мучительно и беззвестно он канул в лету, не успев пожить, не дотянув и до тридцатника…
В руку
