Звезды в ладонях - Олег Авраменко

— Крайне некорректное сравнение, — тотчас отозвался через интерком Агаттияр, который дежурил в машинном отделении. — За время вашего отсутствия в науке не случилось ничего, что коренным образом перевернуло бы наше мировоззрение. Фактически, с тех пор как человечество достигло звёзд, наша цивилизация шла по экстенсивному пути развития, без каких-либо существенных качественных скачков. Мы исследовали и осваивали Галактику, делали открытия, совершенствовали свою технику, однако со времени обнаружения Марушкопулосом гиперканалов ничего переломного, ничего эпохального, по сути, не произошло. Да и общество с началом межзвёздной экспансии человечества практически затормозило своё развитие. Выходец из средневековья, оказавшись в XX веке, просто не смог бы сориентироваться в окружавших его реалиях. Вы же отнюдь не кажетесь нам отсталым дикарём, а мы в ваших глазах выглядим почти такими же, как ваши современники. Ваш XXVII век и наш XXXVI не разделяет культурная, социальная и научно-техническая пропасть. Мы общаемся с вами на равных, хорошо понимаем друг друга, вам известны все принципы, на основании которых функционируют устройства нашего корабля, а космические полёты для вас дело привычное. К тому же вы квалифицированный пилот, и проблема только в том, чтобы разобраться во всех внесённых за последнюю тысячу лет усовершенствованиях. Я уверен, что вы справитесь с этим за считанные дни.

— Ну, вы преувеличиваете, — смущённо произнёс Сигурдсон.

— Вовсе нет, сэр. Здесь у нас есть виртуальные тренажёры-симуляторы, пойдите попрактикуйтесь на них, и я могу поручиться, что всего за пару-тройку часов вы вполне освоитесь с новой системой управления. — Агаттияр повернулся лицом к камере, которая передавала изображение на экран моего монитора: — Как вы думаете, капитан?

— Я думаю точно так же, — ответил я, сходу сообразив, к чему клонит профессор. Он хотел отвлечь нашего гостя от мрачных мыслей об утраченном тысячелетии, о потерянных друзьях и родных, о том бедственном положении, в котором ныне оказалось человечество. Ну а что может быть лучшим утешением для пилота, как не управление кораблём — пусть даже виртуальным...

Я поднялся с кресла, передал вахту Рашели и обратился к Сигурдсону:

— Пойдёмте, Лайф. — Мы уже стали называть друг друга по имени. — Я покажу вам наши симуляторы и объясню, как с ними работать.

Сигурдсон без раздумий согласился, я отвёл его в тренажёрный зал и помог ему войти в нужную виртуальность. Я немного опасался, что может возникнуть языковая проблема — тренажёры, в отличие от бортового компьютера, на английский не переключались, — но оказалось, что Лайф отлично владеет французским и не нуждается ни в каких переводчиках.

Оставив Сигурдсона тренироваться, я направился в медсанчасть, где сейчас находилась Рита, присматривавшая за Мелиссой Гарибальди. В отличие от Лайфа, с его нордической сдержанностью, Мелисса восприняла всё происшедшее чересчур эмоционально, и в конце концов Рите пришлось вколоть ей смесь антидепрессантов с транквилизаторами. Женщина вскоре уснула, однако сон её был тревожным и неспокойным, поэтому Рита не рисковала оставлять её одну.

Также спали Ортега с Шанкаром. Я отправил их по своим каютам сразу после того, как мы совершили скачок к Бете Центавра и не обнаружили там никаких неприятных сюрпризов. Через девять часов эта пара должна была сменить нас с Агаттияром. Что же касается Рашели, то ей отводилась роль «вольного художника» — она уходила отдыхать, когда ей хотелось, и попеременно дежурила то с нами, то с «дедушкой Радживом» и «дядей Арчи».

В лазарете я застал Риту, дремавшую на диване, а за перегородкой на широкой мягкой койке спала Мелисса Гарибальди. Расслабленное выражение лица женщины и ровное, размеренное дыхание свидетельствовали о том, что она наконец успокоилась.

— Ну как дела? — спросил я у Риты.

— Да вроде нормально, — ответила она, протирая глаза. — Кажется, лекарства подействовали. Но, боюсь, это ещё не конец. Ей понадобится помощь квалифицированного психолога.

— Она что, такая ранимая?

— Все люди ранимые, Стас. Тем более при таких обстоятельствах. Оказаться за тысячу лет от своей родной эпохи... — Рита зябко повела плечами. — Мистеру Сигурдсону тоже не обойтись без курса адаптации. Просто он более уравновешен и не так открыто выказывает свои эмоции. К тому же Мелисса потеряла гораздо больше, чем он. Насколько я поняла, Сигурдсон по натуре одинокий волк, космический странник. А у Мелиссы была семья — муж и две маленькие дочки-близняшки.

— Вот как? — удивился я. — А мне почему-то казалось, что они с Лайфом любовники.

— Нет. Сигурдсон просто друг их семьи. Впрочем, я допускаю, что он влюблён в Мелиссу. И теперь — но это только моё предположение, учти, — он находит определённый позитив в своей нынешней ситуации. Мужа Мелиссы давно нет в живых, а он остался единственным близким ей человеком во всём этом чуждом для них мире.

— Ясненько, — сказал я, присел рядом с Ритой на диван и обнял её за талию. — Кстати, о любовниках. Как насчёт того, чтобы немного поразвлечься. Мы не потревожим твою пациентку?

Она прильнула ко мне и зарылась лицом на моей груди.

— Если мы не станем сильно шуметь, то всё в порядке.

— А если станем? Если мы будем плохими мальчиком и девочкой? Очень-очень плохими, как сказала бы Рашель.

Рита подняла голову и улыбнулась:

— Тогда нам лучше перейти в соседнюю палату. Там можно шуметь сколько угодно.

5

Примерно через час я покинул медсанчасть в отличном настроении и вновь поднялся в рубку управления. Вместо Рашели я застал там Агаттияра, чьё внимание было сосредоточено на экране интеркома, который транслировал изображение из шестой каюты. Я шагнул было к пульту, чтобы выключить его, но профессор решительным жестом остановил меня:

— Погодите, мистер Матусевич. Вы только послушайте — это очень занимательно.

Между тем, на экране альв Шелестов говорил, обращаясь к Ахмаду:

— Я тебя не понимаю, брат-человек. Ты несёшь ужасную несусветицу. Какая дискриминация? Какой геноцид? Люди — самые добрые, самые гуманные существа во Вселенной. Они всегда относились к нам лучше, чем даже к самим себе. Они вывели нас из дикости, сделали цивилизованной нацией, подарили нам целые планетные системы, помогли освоить их и колонизировать. А ты говоришь — истребляли и притесняли. У тебя что-то не в порядке с логикой. Если бы люди хотели нас истребить, то сделали бы это сразу, ещё на Альвии. Мы со своими мечами и луками даже дня не продержались бы против ваших бластеров и плазмотронов.

— Ты отсутствовал тысячу лет...— начал было Ахмад, но альв запальчиво перебил его:

— А хоть и две тысячи! Хоть и десять тысяч! Я не верю и ни за что не поверю, что люди так изменились. Они прекрасные и благородные, они сделали много добра для нас. И не только для нас, но и для всех других разумных существ в Галактике. Они потратили столько сил, столько времени, столько средств, чтобы помочь нам встать на ноги. Зачем, спрашивается? Чтобы потом притеснять и истреблять?

— Чтобы потом беззастенчиво эксплуатировать вас, сделать своими слугами и рабами, — чуть ли не менторским тоном заявил Ахмад. — Ты ведь с XXVII века, так? Значит, ты должен знать о том, как в 2573-ем году сорок тысяч альвов и дварков были захвачены и отправлены на рудники планеты Урании-5. Около двух тысяч там и погибло, а половина из тех, что вернулись, позже умерли от последствий лучевой болезни. Это, по-твоему, не геноцид?

— Да, я знаю об этом позорном эпизоде, — сказал альв. — И знаю также то, что люди, которые сделали это, были преступниками и заплатили за свои злодеяния. Знаю я ещё и то, что среди этих преступников были не только люди, но также и альвы, и дварки. В каждой семье не без уродов, а это как раз и были выродки, отщепенцы, позор всех наших рас. Кроме того, ты забыл упомянуть, что именно отряд земных коммандос уничтожил этот преступный синдикат и освободил альвов с дварками из рабства. Так что ты лукавишь, друг-Ахмад, ты передёргиваешь факты, искажаешь их в угоду своим убеждениям. Теперь ты, наверное, станешь приводить примеры более поздние, о тех случаях, которые мне неизвестны, и я не смогу поймать тебя на лукавстве. Но я твёрдо знаю одно: люди — именно люди в целом, а не отдельные, худшие их представители, — не способны причинить зла другим разумным расам.

— О да, конечно, они желали вам только добра, — саркастично отозвался Ахмад, мигом переменив тактику. — Точно так же, как в XIX и XX веках североамериканские и европейские империалисты желали добра отсталым народам Азии, Африки и Латинской Америки. Они вроде бы помогали им развивать экономику, науку и медицину, несли им свободу и демократию, а на самом деле эксплуатировали их дешёвую рабочую силу и природные ресурсы, наживались за счёт стран третьего мира. Благополучный Запад, так называемый «золотой миллиард» человечества, жил в достатке и богатстве, а все остальные влачили жалкое, полуголодное существование.