ФАНТАЗИИ ОФИСНОЙ МЫШКИ - Наталья АЛЕКСАНДРОВА

— Судя по всему, они его не убивали, — осторожно сказала я. — Он им был нужен, потому что знал что-то про деньги. Они ищут какие-то деньги.

Деньги оставили Карабаса равнодушным, но зато когда он узнал, что я в клубе видела Ларису, он просто взбеленился. Я воочию увидела, как он подпрыгнул на кровати, и с необъяснимым злорадством поняла, что больше он не заснет.

— Ладно, мне на работу надо, вечером заеду. — Я поскорее отключилась.

Я вбежала в банк буквально за минуту до начала рабочего дня. В дверях стоял Вася, но он был какой-то как в воду опущенный — никаких шуток, никаких анекдотов. Я даже озабоченно спросила:

— Вась, ты не заболел? Хочешь, анекдот расскажу? Приходит мужик в цирк и говорит…

— Да ладно тебе. — Он отмахнулся и тяжело вздохнул. — У нас тут свой цирк… каждый день по канату ходим, а вокруг — одни хищники!

Я пожала плечами и направилась к своему кабинету. Однако не прошла и нескольких шагов, как столкнулась с незнакомым человеком.

Это был мужчина лет шестидесяти, очень маленького роста, с густыми седоватыми волосами, кустистыми бровями и крупным, мясистым носом. Он напоминал гнома — не сказочного, а скорее садового, одного из тех, которых ставят на своих участках любители ландшафтного дизайна. Однако те гномы встречают прохожих приветливой улыбкой, а этот обжег меня неприязненным, пристальным взглядом маленьких темных глаз.

Я невольно вздрогнула и прошла мимо, не поздоровавшись.

Гном проводил меня взглядом, и я, идя по коридору, спиной чувствовала этот взгляд. Мне казалось, что он прожигает мою спину между лопатками.

Возле лифта стояла Лидия Петровна.

Я задержалась рядом с ней, поздоровалась и вполголоса спросила:

— Что это там за страшный карлик?

Лидия скосила на меня глаза и зашипела:

— Ты что! Надо же такое сказать — карлик! Это не карлик, это большой человек, один из основных акционеров нашей компании! Начальство надо знать в лицо! Это же Николай Андреевич Заведонский из центрального московского офиса!

— И что этот большой человек делает в нашем маленьком банке?

— Неужели неясно? Приехал лично разобраться, что у нас здесь происходит, и навести порядок. Так что будь внимательна и осторожна — он все замечает и из всего делает выводы!

— Мне-то что? — Я пожала плечами. — Я — человек маленький, вся эта большая политика меня не касается…

— Между прочим, — Лидия Петровна еще понизила голос, — говорят, что покойный Меликханов был его человеком…

В это время подъехал лифт, и Лидия Петровна вошла в кабину. А я тихонько проскользнула в свой кабинет, села за стол и попыталась сосредоточиться.

Чем нам с Антоном грозит появление этого московского гостя?

Надо же — я мысленно произнесла «нам с Антоном», как будто мы с ним составляем единое целое! Только этого не хватало! Да, на какое-то время наши интересы совпали — но не более того!

Мне нужно было подумать, привести свои мысли в порядок, но этому мешало неприятное ощущение между лопатками. Мне казалось, что я все еще чувствую спиной взгляд Заведонского. Дошло до того, что я даже оглянулась. Разумеется, за спиной у меня не было никого.

Лариса Ивановна не вышла на работу, видно, легла вчера поздно и проспала. Вообще я заметила, что дисциплина в банке после всех событий неуклонно падала. Так что приезд московского начальства был весьма своевременным. Не скрывая своей радости от того, что Ларисе попадет от начальства, я нахально заявила сотрудникам, что меня ждет на допрос майор Синицын, и ушла с обеда.

Водитель высадил меня перед железнодорожным переездом в сотне метров от ворот Серафимовского кладбища. Возле самого переезда сгорбленная старушка в черном ситцевом платочке продавала темно-красные пионы.

— Дочка, купи цветков! — окликнула она меня. — Свежие, не сомневайся! Только утром срезала… дешево отдам!

Сама не знаю зачем, я купила у старушки два пиона и двинулась к воротам.

— Ей понравится! — проговорила цветочница мне в спину.

— Что? — Я удивленно обернулась. — Кому — ей?

— Бабушке твоей… Ты же к ней на могилку идешь…

Я отвернулась и ускорила шаги. Меня пронзил мучительный стыд. Когда последний раз я была на бабушкиной могиле? Два года назад? Три? Четыре года?

Я вспомнила покосившийся крест, бледную фотографию на эмали, буйно разросшиеся на могиле сорняки и дала себе слово сходить туда и навести порядок, как только закончатся все мои теперешние неприятности. Если, конечно, они когда-нибудь закончатся…

Войдя на кладбище, я огляделась по сторонам.

Справа от входа располагался строгий мемориал, посвященный погибшим в блокаду ленинградцам, слева — помпезные могилы «новых русских».

Где среди этих роскошных надгробий мне искать могилу Василия Самоцветова?

Навстречу мне по обсаженной липами дорожке шел кладбищенский рабочий с лопатой на плече.

— Гражданин! — окликнула я его. — Можно вас на минутку?

— Граждане в прокуратуре показания дают! — отозвался землекоп.

— Так что тогда — господин? — Я с сомнением покосилась на его спецовку и стоптанные сапоги.

— Господа — вон они, по могилкам отдыхают! — Он кивнул на ряды надгробий.

— Так неужели товарищ? — переспросила я с недоверием.

— Товарищи перед бабками речи произносят!

— Ну, так как же мне вас называть?

— А назови человеком — я не обижусь!

— Ну ладно, добрый человек, вы ведь здесь все знаете… как бы мне дяди своего могилу найти?

— Кладбище большое, народу на нем лежит немерено. Все здесь никто не знает, окромя одного Павла Петровича! — наставительно произнес землекоп.

— А кто это — Павел Петрович? — осведомилась я. — Директор, что ли?

— Зачем директор? Павел Петрович — это призрак здешний, привидение, попросту говоря! Семьдесят лет по кладбищу шатается, так уж все досконально изучил. При жизни-то он здесь сторожем работал, так это еще пятьдесят лет прибавь…

— А кроме привидения никто мне помочь не в состоянии? — расстроилась я. — Дяди моего фамилия Самоцветов, Василий Андреевич… памятник у него такой красивый, необычный — птица с человеческим лицом, плачет и крылом лицо свое закрывает…

— Птица, говоришь? — переспросил могильщик. — Ну, памятников-то тут много, все разве упомнишь… память-то у меня не очень… особенно если до обеда…

Однако в его голосе, а особенно в выражении лица мне почудился некий намек и даже подсказка на то, как можно улучшить его ослабевшую память.

— Значит, не помните? — Я достала из кошелька сторублевку. — А это вам не поможет вспомнить?

— Птица, говоришь? — Могильщик ловко выхватил у меня купюру и спрятал в карман спецовки. — Кажись, вспомнил, где такая птичка имеется. Ты сейчас, девонька, прямо до церкви иди, за ней, значит, повернешь направо, там еще чуток — и увидишь эту птичку. Не сомневайся, мимо не пройдешь!

— Спасибо! — поблагодарила я и зашагала к церкви.

Миновав голубую деревянную церквушку с золоченым крестом на куполе, я свернула направо и увидела ряд довольно новых могил. Как и сказал могильщик, не заметить здесь могилу Самоцветова было трудно — она и размерами превосходила все остальные, и памятник на ней был действительно очень впечатляющий. Зря Генка злопыхает — его знакомый потрудился на совесть! Птица с заплаканным женским лицом у каждого прохожего вызывала невольное сострадание.

Я подошла к могиле, перешагнула низкую ограду, положила на черную каменную плиту свой скромный букет, выпрямилась и прочла надпись на надгробии.

«Василий Андреевич Самоцветов. 1948–2005. Дорогому другу, авторитетному руководителю, преданному мужу и отцу».

Ну, и что я здесь узнала?

Судя по тому, что мужем и отцом он назван в последнюю очередь, оплачивали могилу не члены семьи, а деловые компаньоны и совладельцы фирмы. Но семья у покойного, несомненно, была, и эта семья наверняка кое-что знает об обстоятельствах его смерти. Только вот вряд ли мне что-то расскажут…

— Так вот ты какая! — раздался вдруг у меня за спиной женский голос.

Я обернулась.

В нескольких шагах от могильной ограды стояла женщина.

Она была, безусловно, красива и очень ухоженна, одета во все черное — впрочем, ей это шло. На ногах у нее были дорогие черные босоножки на высоком каблуке — совершенно неподходящая обувь для кладбища. В первый момент я дала бы ей не больше тридцати, однако, приглядевшись внимательнее, поняла, что незнакомке никак не меньше сорока, а то и сорока пяти лет.

— Ни рожи ни кожи! — произнесла она, оглядев меня с ног до головы. — Не понимаю, что он в тебе нашел?

— Кто? — переспросила я. — О ком вы говорите? И вообще, мы с вами разве знакомы?

— Ты дуру-то не разыгрывай! — Ее рот искривился, глаза потемнели. — Я думала, что у Василия хороший вкус! Выходит, и в этом я ошибалась! Нет, я его совсем не знала!