Методом исключения - Владимир Турунтаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Шарову?
— Ага. Потом я приложил ухо к груди мужика, а Васька говорит: «Не слушай, он уже готов!» Я и не стал слушать. Потом Васька достал из его пиджака бумажник, заглянул в него и сказал: «Порядок!» И это… сунул его себе за пазуху.
— А Шаров лежал на снегу?
— Нет! Мы уже собрались уходить, а он как вскочит и бежать. «Ну все, заложит он нас!» — говорю я Ваське. А Васька: «Не боись, перышко-то у него в кармане! Да и бухой он, а проспится — и вовсе ничего не вспомнит». Потом пригрозил мне: дескать, сболтнешь лишнее — разговор будет короткий, ты меня теперь знаешь!..
— После этого вы встречались с Хохловым?
Роман помотал головой:
— Не, больше он не приходил к нам!
— Ты кому-нибудь про этот случай рассказывал?
— Только Нинке. Она тоже велела держать язык за зубами. «И не бери себе ничего в голову, — сказала. — Раз ты сам не убивал, то и вины твоей тут нет». Легко сказать…
Орехов понимающе покивал.
— Значит, Хохлов забрал только бумажник с деньгами и документами? Или все-таки прихватил пальто и шапку?
— Не, он только хотел снять кожан, да увидел дырку и сказал: «Ну его!»
— Какую дырку? — не понял Орехов.
— А которую ножом… И подкладка была в крови.
— Точно не снимали пальто? — Орехов пристально вглядывался Роману в глаза.
Роман поежился под его взглядом и снова мотнул головой:
— Не… Я только пуговицы расстегнул. Ну он велел, чтобы подкладку посмотреть. И еще я сердце хотел послушать…
— Когда уходили, пальто, значит, было на Прохоренко?
— Ага, на нем так и осталось! А шапки сразу не было, еще раньше, видать, слетела…
13
Хохлова арестовали в тот же вечер в овощесовхозе, на квартире Клавдии Опенкиной. При задержании, в котором участвовали, кроме Орехова и Бородина, еще начальник уголовного розыска с двумя омоновцами, преступник сопротивления не оказал.
Здесь же, на квартире Опенкиной, при обыске были обнаружены похищенный у Прохоренко телевизор с нацарапанной на днище меткой — числом, составленным из дня, месяца и года рождения хозяина, а также пара дамских сапог, опознанных вдовой Прохоренко.
Хохлов признался в совершенном грабеже, однако заявил, что действовал один, без сообщников.
— Получается, что это вы сами представились гражданке Прохоренко врачом и затем сообщили ей, что муж ее доставлен в больницу с инфарктом? — спросил Орехов.
— Сам! — не моргнув глазом ответил Хохлов.
— Вы знали, что самого Прохоренко в это время нет дома?
— Так я ж его две недели пас! — убежденно проговорил Хохлов. — За каждым его шагом следил.
Орехов хмыкнул.
— Где же он был этой ночью?
— Известно где, — ухмыльнулся Хохлов. — У бабы.
— Вы ее видели, эту женщину?
— Ясное дело, видел!
— Видели, как Прохоренко встретился с ней?
— Ну да!
— Где же именно произошла их встреча?
— На Эльмаше, на Шефской улице, дома через два от его кооператива.
— Где находится кооператив знаете?
— Ясное дело! — и Хохлов назвал адрес кооператива.
Бумажник Прохоренко при обыске не был найден — скорее всего, Хохлов от него избавился. Не исключено, что в бумажнике, помимо денег и паспорта, мог оказаться какой-нибудь документ с адресом кооператива. Или визитная карточка Прохоренко.
— Встретились — и что дальше?
— Дальше… Остановили машину, сели и поехали.
— Вы не проследили, куда именно они поехали?
— Бегом, что ли, я побегу за ними? Я к его дому сразу подался, до часу ночи там дежурил, с подъезда глаз не спускал. Ну и, значит…
— Решили, что Прохоренко уже не явится?
— Решил, да, — Хохлов принял подсказку.
— Но ведь Прохоренко мог вернуться домой и в половине второго, и в два.
— Конечно, мог, — согласился Хохлов. — Так ведь без риска ни одно дело не обходится, а то бы никто не попадался…
— С вами кто еще был?
— Никого не было! Один я…
— Ну-ну, не надо!
Что-то и впрямь было завораживающе жуткое в этих холодно мерцавших глазах на темном, словно закопченном лице с коротким ноздрястым носом и вздернутой верхней губой, отчего рот был постоянно приоткрыт. Такое лицо, раз увидев, уже вряд ли забудешь. Однако вдова Прохоренко уверенно заявила, что, разговаривая с врачом, видела в дверной глазок совсем другое лицо — круглое, широконосое, губастое…
— Опишите ваши действия, начиная с момента, когда вы приступили к осуществлению своего замысла. Каким образом вы совершили ограбление квартиры Прохоренко?
— Ну как… Очень просто: прямо тут, за углом, остановил машину…
— Что за машина?
Частник. «Жигуль».
— Вы с ним заранее условились?
Хохлов помотал головой.
— В глаза до этого не видел.
— И номера машины, конечно, не запомнили?
— А зачем?
— Так-так… — задумчиво покивал Орехов. — Незнакомый частник, значит, помог вам ограбить квартиру? Долго вам его пришлось уговаривать?
— Никто его не уговаривал, — сказал Хохлов. — Попросил подождать, пока за вещами схожу.
— За один раз все вынесли?
— А что было нести? В одной руке телевизор, в другой — чемодан.
— Как это вам удалось впихнуть в чемодан две шубы, видеомагнитофон и вдобавок еще две пары сапог?
— Какие шубы? — удивился Хохлов. — Какой магнитофон? Первый раз слышу!
— Ну к шубам мы еще вернемся, — легко отступил Орехов. — А сейчас мне хотелось бы вот что уточнить, — он выдержал паузу, чтобы подавить зевок. В то же время внимательно наблюдал за выражением лица Хохлова. — Два-три момента… — еще немного помолчал, порывшись в ящике стола. — Когда вы караулили Прохоренко на улице Шефской, вы в само помещение кооператива не заходили?
— Нет, — сказал Хохлов. — Что мне там было делать?
— Просто по улице прогуливались?
— Ну да. По другой ее стороне.
— Приблизительно, сколько часов вели наблюдение?
— В тот день?
— Да, непосредственно перед ограблением квартиры.
Хохлов хмурил брови, припоминая.
— Пожалуй, что часа три, а то и три с половиной, — ответил он наконец.
— В котором часу Прохоренко встретился с той женщиной?
— Да уже около семи.
— Значит, наблюдение вы начали вести самое позднее в половине четвертого вечера?
— Примерно так, — согласился Хохлов.
— Еще было светло?
Хохлов насторожился.
— Может, и так, — осторожно согласился он. — Я уж не помню.
— Но улица хорошо просматривалась? В частности, здание, в котором находится кооператив?
— Ну я видел его, конечно!
— Вход в кооператив со стороны улицы или со двора?
Хохлов стрельнул глазами по углам кабинета.
— На улицу, — ответил он после некоторой заминки.
— Там что, вставка какая-то в доме или просто приспособленная квартира с отдельным выходом на улицу?
— Похоже, как квартира, — сказал Хохлов.
— Дом пятиэтажный, панельный?
— Ну да, обыкновенный.
— Значит, около семи часов Прохоренко вышел из подъезда на улицу, а вы в это время наблюдали за ним через дорогу, находясь на другой стороне улицы?
— Ну так, примерно.
— С женщиной он тут же, возле подъезда встретился?
— Нет, прошел до угла. Она там, на углу, дожидалась.
— На углу дома, в котором находится кооператив, или на углу квартала?
— На углу квартала, — без запинки ответил Хохлов.
— То есть на углу улицы Шефской и?..
Хохлов застыл с раскрытым ртом.
— Ну, какая там улица пересекает Шефскую? — заторопил его Орехов.
— А Бог ее знает, какая там улица! — сказал Хохлов. — Мне дела не было до того, как она называется.
Орехов посмотрел на него в упор:
— Может, хватит, а?
Хохлов прикинулся непонимающим:
— Чего хватит? Ну не глядел я на названия! Одно было на уме: не упустить момента, когда он выйдет…
— Не было вас там в этот момент, Хохлов! — сказал Орехов.
— Как это не было?
— Иначе вы знали бы, что кооператив, председателем которого являлся Прохоренко, расположен внутри квартала, в отдельно стоящей кирпичной постройке наподобие сарая… Но дело даже не в этом. Дело в том, что Прохоренко в тот день ни с какой женщиной в промежутке между восемнадцатью и девятнадцатью часами не встречался. Никакой машины он не останавливал, потому что в это время он находился возле автовокзала, на углу Щорса и Восьмого марта… Хотите, я вам расскажу со всеми подробностями, где вы сами находились и что делали в тот вечер, седьмого января? — Орехов вгляделся в напряженно застывшее, скалившееся мертвой улыбкой лицо Хохлова. — Приблизительно в семь часов вы слонялись возле хозяйственного магазина, что на улице Шаумяна, совсем в другом районе города…
— Ты с кем-то меня путаешь, начальник! — глаза Хохлова злобно сверкнули, но голос ему изменил, прозвучал сипло и фальшиво.