Врачебные тайны. Пороки и недуги великих - Федор Раззаков

Анатолий Папанов (64 года) — актер театра, кино: «Живые и мертвые» (1964; главная роль — генерал Федор Федорович Серпилин), «Родная кровь» (1964; муж-подлец), «Дети Дон Кихота» (1965; главная роль — врач-акушер Петр Бондаренко), «Берегись автомобиля» (1966; тесть Димы Семицветова Сокол-Кружкин), «Бриллиантовая рука» (1969; главная роль — контрабандист Лелик), т/ф «Адъютант его превосходительства» (1970; батька Ангел), «Белорусский вокзал» (1971; главная роль — ветеран войны Дубинский), т/ф «12 стульев» (1977; главная роль — Киса Воробьянинов), «Холодное лето 53-го…» (1988; главная роль — Петр Старобогатов, он же Копалыч) и др.; озвучивал мультфильмы: «Ну, погоди!» (Волк) и др.

Папанов умер по нелепой случайности. Вернувшись в самом начале августа 1987 года со съемок фильма «Холодное лето 53-го…» в Москву, он, будучи дома один, решил принять холодный душ. А при его больном сердце это было опасно. По словам супруги актера Надежды Каратаевой:

«В Москве Толя был один. Как потом мне рассказал наш слесарь, он его встретил, и Анатолий Дмитриевич спросил: «Саша, почему у нас нет горячей воды?» Тот в ответ: «Да отключили». — «Ну, ничего, — говорит, — помоюсь холодной». Он всегда любил холодный душ… Разгоряченный, уставший, он встал под холодный душ, и у него случился сердечный приступ.

Поначалу я была спокойна. И только когда он не прилетел к спектаклю, тревога меня как ножом полоснула. Я начала метаться. Звоню в Москву на пульт: говорят, квартира с охраны снята. Звоню соседке. Она вышла, на окна глянула — свет горит. А мои — дочка с семьей — были на даче. Позвонила Нине Архиповой, ее зять рванул к моим за город. Приехал уже мой зять, перелез с соседнего балкона на наш, выбил стекло… В ванной текла вода… ледяная… Потом диагноз поставили: острая сердечная недостаточность».

Евгений Евстигнеев (65 лет) — актер театра, кино: «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен» (1965; главная роль — начальник пионерлагеря Дынин), «Гиперболоид инженера Гарина» (1966; главная роль — Петр Петрович Гарин), «Берегись автомобиля» (1966; режиссер самодеятельного театра), «Золотой теленок» (1968; главная роль — миллионер Корейко), «Зигзаг удачи» (1969; Калачев), «Бег» (1971; Парамон Ильич Козухин), «Старики-разбойники» (1971; главная роль — пенсионер Валентин Петрович Воробьев), т/ф «Семнадцать мгновений весны» (1973; профессор Плейшнер), т/ф «Место встречи изменить нельзя» (1979; вор Петр Ручников, Ручечник), т/ф «Собачье сердце» (главная роль — профессор медицины Филипп Филиппович Преображенский) и др.

У Евстигнеева было больное сердце. Как-то в одном из разговоров он признался: «У меня столько сил и энергии, я столько еще могу сделать, а сердце, как двигатель в старой машине, не тянет. Надо только двигатель отремонтировать, и все будет в порядке». Один из его знакомых-сердечников — композитор Микаэл Таривердиев — незадолго до этого сделал в Лондоне, у знаменитого врача Тэрри Льюиса, операцию на сердце. «Ты знаешь, Жень, я на четвертый день после операции бегал по лестнице и пил коньяк». От многих людей Евстигнеев знал, что эта операция почти безопасна и что она необходима для его хорошего состояния. Он хотел привести себя в форму и решился ехать в Лондон. Николай Губенко, тогда министр культуры Союза, дал деньги. Евстигнеев нашел паузу в своем расписании. 5 марта 1992 года должна была пройти операция, актеру обещали, что к 10-му числу он будет в порядке, на 17 марта был назначен «Вишневый сад», на 21-е — «Игроки», потом досъемки «Ивана Грозного» (два последних эпизода с его участием). Евстигнеев относился к операции легко и, казалось, не беспокоился за ее исход.

Перед отлетом он навестил своих близких. В частности, свою первую жену Галину Волчек. Держался непринужденно, уверял, что операции совершенно не боится, дескать, точно такую же недавно сделали Таривердиеву, и он уже бегает. Но Волчек все же уловила в его голосе потаенный страх. Позвонила знакомой женщине-астрологу. И та буквально ошарашила ее своим ответом: мол, никакой операции не будет. Волчек подумала, что операцию отложат по причине ее ненадобности. А вышло по-другому.

Вспоминает жена Евстигнеева Ирина Цивина: «Мы прилетели в Лондон вечером 2 марта. Нас поселили в роскошной посольской квартире. 3 марта был свободный день. У Евгения Александровича была привычка отдыхать дома, он не любил никуда ездить, гулять по улицам. Он очень много был за границей, но почти не выходил из гостиничного номера. Бродить по городу ему было неинтересно, его хватало только на первые полдня…

В Лондоне он уже был два раза, на съемках и на гастролях, тоже, конечно, просидел свободное время в номере, но ему этого было довольно. Мы сидели дома. Он немного волновался, но к вечеру и это прошло. Мы поехали на машине смотреть вечерний Лондон, зашли в какую-то таверну, выпили пива. У него было роскошное настроение — никакого страха, никаких дурных предчувствий. Он, казалось, сгорал от любопытства — как ему будут делать операцию, — рассказывал, как он себе все это представляет. Ночью я проснулась от того, что увидела во сне, как он курит. Я включила свет: он сидел и курил. Такого никогда прежде не бывало. Я рассердилась, заставила его выбросить сигарету и лечь спать и только мельком подумала, что, должно быть, он все же очень волнуется. Через некоторое время он опять проснулся и включил свет. Он был в холодном поту и дрожал, как маленький ребенок. «Я сейчас умру». Я стала успокаивать его: «Ты вспомни свою маму. Ведь могла же она продлить свою жизнь ради тебя, потому что очень этого захотела. Зачем ты себя раньше времени хоронишь?»

Он уснул. Утром 4 марта мы поехали в клинику. Ему должны были сделать обследование, маленькую предварительную операцию — коронарографию — и оставить в клинике до утра, чтобы оперировать. Ночные страхи были забыты, он шутил и снова был в прекрасном настроении. Пока ему делали анализы, я пошла погулять, а часа через два вернулась к нему в палату и села около его кровати. Евгений Александрович сказал: «Езжай-ка ты домой. Что здесь сидеть? Приедешь завтра утром, перед операцией, а чтобы тебе не было скучно, я тебе позвоню сегодня вечером». Я решила дождаться Тэрри Льюиса и врача из нашего посольства, который должен был переводить. Полчаса мы сидели вместе, шутили, разговаривали. Евгений Александрович с утра ничего не ел перед обследованием и послал меня сказать медсестре, что он голоден. Я сходила, вернулась к нему: «Через пять минут они тебя покормят».

За эти пять минут он умер…

Все происходило так быстро, что теперь эти события прокручиваются в моем мозгу, как ускоренная съемка в кино. Только я это сказала, вошли Тэрри Льюис и посольский врач. У Льюиса в руках был лист бумаги, он стал говорить и рисовать, а посольский врач переводил, очень быстро, без пауз: «Я ознакомился с вашей историей болезни, завтра мы будем вас оперировать, но у нас принято предупреждать пациента о возможных последствиях операции. Вот ваше сердце, — он нарисовал, — в нем четыре сосуда. Три из них забиты, а четвертый забит на девяносто процентов. Ваше сердце работает только потому, что в одном сосуде есть десять процентов отверстия. Вы умрете в любом случае, сделаете операцию или нет!» В переводе слова звучали буквально так.