Реквием по пилоту - Андрей Лях

Нечасто за время последних приключений Эрликону приходилось видеть люд ей абсолютно нормальной внешности. На лице Бэклерхорста не было ни шрамов, ни чудовищных бородавок, ни безумных глаз, даже усов, которые были на фотографии в «Интеллидженсере», и тех не было. Вице-президент выглядел как обыкновенный мужчина лет сорока пяти, довольно красивый — красотой, правда, отнюдь не классической, но мужественной и приятной для глаза, темноволосый и коротко подстриженный. На нем были синий костюм, голубая рубашка и галстук в полоску с платиновой булавкой. Словом, перед Эрликоном сидел стандартный преуспевающий бизнесмен, ни в каком кошмарном сне его нельзя было представить жестоким средневековым завоевателем — уж скорее Реншоу походил на какого-нибудь хитрого и вероломного визиря.

Протянув руку в часах с серебряным браслетом, Бэклерхорст показал Эрлену на кресло перед столом и, когда тот сел, доброжелательно посмотрел на него, ожидая, что ему скажут. На пальце вице-президента пилот увидел обручальное кольцо и от этого почему-то окончательно пал духом. Ужас его подскочил до леденящих высот и лишил дара речи. «Ошибка, — прострелило в голове. — Горим».

Но Кромвель, как видно, считал иначе. Подойдя к столу и опершись на него, маршал без колебаний произнес:

— Здорово, феодал.

В отличие от Пиредры Бэклерхорст, удивляясь, поднимал сразу обе брови. Он взглянул сначала на то место, откуда раздался голос, потом на Эрликона и ничего не сказал.

— Сейчас все поймешь, — продолжал Кромвель. — Убери свет.

Помедлив мгновенье, Бэклерхорст опустил руку и нажал что-то внизу стола. Окно потемнело, в комнате наступил полумрак, и Дж. Дж. проявился полностью. Он был ясен, серьезен, свои длинные белые волосы заправил за уши, отчего сразу сделался похож на премудрую сказочную старуху. На сей раз на нем была такая же потертая летная куртка, как и у Эрлена, только с маршальскими погонами с гербами.

— Ну как? — спросил он почти сурово. — Узнаешь? Что тебе напомнить, чтобы ты поверил, что это я? Казанову? Сибирь-68? «Трансгалактик»?

— Ничего не нужно, Джон, — ответил Бэклерхорст. — Я вижу, что это ты. — Говорил он с едва уловимым мягким акцентом, и от всего его облика веяло удивительным спокойствием. — Прости за нескромный вопрос: откуда ты?

— Откуда мы все. — Дж. Дж. пожал плечами, усаживаясь напротив Эрликона. — От Скифа. Кстати, он не предупреждал о том, что мы можем здесь появиться?

— Нет, Джон. Я давно его не видел.

— Верю, верю… Если бы он и знал, что этот разговор состоится, то вряд ли заставил тебя врать… Что же, сказ простой — вот он имел удовольствие чем-то не угодить нашему другу Рамиресу…

— Наш друг Рамирес теперь знаменитый музыкальный деятель.

— Да, он расстроился, разволновался, даже, кажется, собирался парня убить, и Скиф пригласил меня разобраться в ситуации. Вот я здесь. Но расскажи о себе.

— О, моя история не столь романтична, — сказал Бэк-лерхорст, и Эрлен явственно ощутил, как он пристыковывает одно слово к другому. — Я опять немножко фотографировал, хотел открыть студию, но вот снова оказался за таким столом, еще раз стал функционером.

Первый раз во время разговора Кромвель привычно усмехнулся:

— Как же, очень хорошо себе представляю: хотел студию, а тебя пригласили работать фотографом, ты хотел отказаться, а тебя назначили начальником отдела рекламы, тебе и это не понравилось… а что было потом?

— Потом было много всего. — Бэклерхорст улыбнулся.

— Было много всего, и ты хотел уходить, а тебя вот сделали директором и вице-президентом. Когда тебе надоест и это, тебя изберут президентом, а там, глядишь, «Дассо» переименуют в «Бэклерхорст».

— Это вряд ли возможно, но в основном ты прав: я не гонялся за этим креслом.

— Я так и думал — оно гонялось за тобой. Восемьдесят лет назад ты был точно таким же. Однако, как ты думаешь, зачем мы пришли?

— Я думаю, затем, — предположил Шелл, — чтобы повидать старого друга.

— Конечно, — согласился Кромвель.

— Но также думаю, что тебя привели и деловые причины. — Бэклерхорст повернулся и достал из верхнего отделения стола массивную, окантованную хромовой гусеницей папку. — Мне звонил Реншоу. Видимо, этот мальчик и есть тот самый пилот, который вызывает такой всеобщий интерес?

— Да, это он, — подтвердил Кромвель. — Шелл, ты не хочешь нас купить?

— Джон, не торопи события, а то я запутаюсь, и придется все начинать сначала. Помни, что я не ждал твоего прихода.

Вице-президент нажал на столе еще что-то невидимое и спросил:

— Анна, с кем я обедаю сегодня?

— Ни с кем, шеф, — ответил женский голос под потолком.

Бэклерхорст посмотрел на Эрликона:

— Молодой человек, скорее всего, хочет есть. У юности свои неоспоримые преимущества. Джон, я предлагаю покинуть это помещение и перейти в другое.

Он встал из-за стола, взяв с собой папку, и открыл совещание словами: «Как я понимаю, ты хочешь летать на „Милане“ и на меньшее не согласен…» Загадочный феодал и маршал разложили бумаги и зажгли проектор в оранжерее на самом верхнем этаже здания «Дассо» под скосом стеклянного потолка, а Эрлен устроился за изысканным двухэтажным столиком, щедро нагруженным всеми видами закусок, коктейлей, соков и фигурно нарезанных фруктов.

Здесь, в подражание Цезарю, придется пояснить, что летное ремесло делится на три части. Первая, наиболее зрелищная, — это демонстрация зрителям, судьям, соперникам спортивного мастерства. Вторая — более затаенная сторона, раздел инженерных секретов, тех конструкторских ухищрений, которые обеспечивают ставки на многомиллионные барыши; а третья часть и вовсе скрыта от людских глаз — это магическая область менеджмента, сделок и гонораров — от дьявольского искусства заключения многостраничного контракта с хвостатыми подписями до византийских интриг из-за надписей на фюзеляже.

Эрлен знал — и то не в совершенстве — лишь пилотажную часть профессии. Не в совершенстве потому, что многие из обязательных элементов не любил, не работал над ними и старался по возможности обойти, шлифовал же то, что доставляло в воздухе удовольствие ему самому, и слабых мест у него в программе всегда было предостаточно. Что же касается электроники или моторов, то Эрлен вряд ли сумел бы поддержать даже самый нейтральный разговор со своими же техниками или электриками. К деловой части его отношение было еще более незамысловатым: он глубокомысленно выслушивал все то, что говорили ему люди, которых приводил ему тренер Холуэл Дэвис, потом брал бумаги, открывал сразу последний лист, где стояло число с тремя нулями, и рисовал — сначала большие буквы Эй-Ти-Эй, а дальше что-то вроде энцефалограммы шизофреника с росчерком на конце; потом звонил Скифу и с важностью в голосе говорил: «Ну, я заключил контракт».