Очерки агентурной борьбы: Кёнигсберг, Данциг, Берлин, Варшава, Париж. 1920–1930-е годы - Олег Черенин

В свою очередь, заключенный дал «сенсационные» показания, что все сведения, считавшиеся в Абвере секретными, он взял из абсолютно открытых источников в виде газет, журналов, специальных военных сборников. Так, объясняя свою поразительную информированность, Якоб показал: «Все, что опубликовано в моей книге, я почерпнул из газет. Основание для утверждения, что генерал-майор Гаазе командует 17-й дивизией, расположенной в Нюрнберге, я извлек из некролога, помещенного в местной газете. В нем говорилось, что на похоронах присутствовал генерал Гаазе, командующий 17-й дивизией. В газете Ульма среди светских новостей я нашел данные о свадьбе дочери полковника Вирова с неким Штеммерманом. В заметке упоминалось, что Виров командует 306-м полком 25-й дивизии. Майор Штеммерман был назван офицером службы связи этой дивизии. В газете сообщалось, что он приехал из Штутгарта, где расквартирован штаб его дивизии…»[219].

Получив такие убедительные объяснения, сотрудники гестапо и СД в желании замести следы своего преступления и скрыть свое участие в операции по захвату Якоба были готовы уже кардинально решить проблему путем его ликвидации, но тут вмешались швейцарские власти. Жена Бертольда Якоба не сидела сложа руки. Она через свои связи во влиятельных политических кругах инициировала шумную кампанию в швейцарской прессе. Швейцарское правительство через своего дипломатического представителя в Берлине заявило протест по факту нарушения суверенитета страны и потребовало освобождения задержанного. Нажим был настолько силен, а аргументы были настолько весомыми, что немцы сначала были вынуждены признать факт задержания Якоба, а через полгода освободили его из-под стражи.

Через месяц после базельских событий, 4 апреля 1935 года, в лондонской квартире по адресу 12, Грет-Ормонд-стрит полицией были обнаружены трупы двух политических эмигрантов из Германии — Доры Фабиан и Матильды Вурм. Осмотр места происшествия на первый взгляд указывал на то, что женщины покончили с собой. Они лежали в своих кроватях, на прикроватной тумбочке была обнаружена чашка с сильнодействующим ядом, квартира была заперта изнутри, следы борьбы отсутствовали и т. д.

Дора Фабиан, родившаяся в 1901 году в семье известного берлинского адвоката и активиста СДПГ, к двадцати семи годам сделала успешную научную карьеру, став доктором философии и автором книги «Рабочий класс и колониальная политика». До эмиграции работала секретарем и переводчиком прусского министра юстиции Курта Розенфельда[220].

Ее подруга Матильда Альдер Вурм до прихода нацистов к власти тоже сделала неплохую политическую карьеру. Выйдя замуж за бывшего заместителя министра продовольствия Эммануэля Вурма, после его смерти «наследовала» его место в Рейхстаге по списку СДПГ. Обе женщины, оказавшись в Лондоне, продолжали заниматься журналистикой и являлись консультантами «по германским делам» Лейбористской партии.

Когда факт «самоубийства» на другой день был обнародован английскими газетами, начали выясняться интересные подробности жизни и политической деятельности погибших. В частности, репортеры установили, что Дора Фабиан долгое время сотрудничала с Бертольдом Якобом и оказывала помощь прокурору Базеля в предоставлении информации и подготовке соответствующих запросов.

Вспомнили, что несколько ранее квартира, где проживали погибшие, подверглась взлому. Причем ценные вещи остались на своих местах, а похищены были только личные бумаги Фабиан. Бывший ее муж Вальтер Фабиан признал, что она проводила расследование, связанное с деятельностью нацистских агентов на Британских островах, включая Веземана, которого она однозначно считала «агентом гестапо». Знакомая Доры Фабиан бывший член английского парламента Элен Уилкинсон подтвердила слова бывшего мужа Доры. Выяснилось также, что у Доры Фабиан была любовная связь с неким Карлом Коршем, в отношении которого в немецкой колонии Лондона поговаривали, что он тоже «работает на гестапо».

Несмотря на то что при расследовании дела о «самоубийстве» было собрано много важных данных, указывающих на наличие весомых мотивов у Фабиан свести счеты с жизнью, имелись также веские основания подозревать, что «без гестапо дело не обошлось». Если у Доры Фабиан была сложная и запутанная история взаимоотношений со своим любовником Коршем, финансовые проблемы и т. д., то ее подруга Вурм не была обременена подобными проблемами. Некоторые свидетели, общавшиеся с женщинами накануне их смерти, однозначно говорили, что их поведение и жизненные планы не предвещали столь печальный конец[221].

Их участие в расследовании «дела Якоба» и роли Веземана в нем дает не много оснований считать, что гестапо устранило их как свидетелей. Но, в совокупности с другими известными фактами расправ нацистов с политическими эмигрантами, можно считаться с возможностью убийства Фабиан и Вурм.

Охота на противников НСДАП за рубежом началась с берлинских импресарио братьев Альфреда и Фрица Роттеров, которые 24 января 1933 года просто бесследно пропали в Лихтеншейне. В начале апреля в Австрии был убит бывший функционер штаба Эрнста Рема Георг Белл, который вызвал у нацистов ярость после озвучивания в суде некоторых обстоятельств, указывающих на их причастность к убийствам политических противников.

В апреле 1934 года в Чехословакии была предпринята попытка похищения эмигранта Рейнхольда Рау, в которой, как было установлено чешскими властями, принимали участие сотрудники нацистских спецслужб. Там же в октябре 1935 года был похищен чех Фродл.

В конце декабря 1934 года при неясных обстоятельствах в Германии были арестованы эмигранты Эрнст Браун и Генрих Барч[222].

Большой резонанс в мировой прессе вызвало убийство бывшего редактора берлинского радио Рудольфа Формиса, который после своего отъезда из Германии, войдя в контакт с «Черным фронтом», создал оппозиционную нелегальную радиостанцию, вещавшую на территорию Рейха. Похищение Йозефа Ламперсбергера (апрель 1935 г.), Рихарда Проста (май 1935 г.), Пауля Гутцайта (февраль 1935 г.) и многих других свидетельствовало о планомерной практике нейтрализации противников нацистов. Так что дело о лондонском «самоубийстве» в этом ряду могло быть не случайным.

После завершения операции по захвату Якоба Ганс Веземан и не думал скрываться, пребывая в полной уверенности в своей безнаказанности — с помощью Абвера и гестапо алиби у него было отработано убедительное. Но полиция Швейцарской республики смогла найти доказательства его участия в акции, и он судом был приговорен к четырем годам тюремного заключения. Кроме того, признав факт нахождения Якоба на территории Рейха, германские власти тем самым усугубили ситуацию с обвинением Веземана как участника похищения. Отсидев половину положенного срока, Веземан в 1938 году был освобожден. Его показания швейцарской полиции и частичное признание своего участия в похищении Якоба, обусловленное опасением строгого судебного приговора, вызвало большое неудовольствие Гейдриха, который распорядился оставить Веземана без поддержки в тюрьме и не иметь с ним никаких дел в будущем.

По данным Джеймса Барнса, Веземан после освобождения из тюрьмы под своим именем эмигрировал в Венесуэлу, а позже в Гондурас и Никарагуа. Английский же журналист Кукридж считает, что Веземан проживал в странах Латинской Америки под именем Генриха Мюллера и действовал там как нелегальный резидент Абвера[223]. Видимого противоречия в этом нет. Практика деятельности германской разведки на американском континенте предполагала использование поддельных документов для некоторых ее сотрудников в рамках выполнения отдельных заданий.

В работе Фараго, основанной на документах Абвера и послевоенных беседах с Рихардом Протце (в части описания деятельности Веземана в США), утверждается, что Веземан во время проживания в Латинской Америке находился на связи у Рихарда Протце, действуя через связников в германских дипломатических представительствах[224].

По Фараго, «командировка» Веземана в США была связана с выполнением задания Протце по наблюдению за бывшим резидентом советской разведки в Гааге Вальтером Кривицким. Якобы Протце еще до отъезда последнего в США из Европы использовал своего неназванного агента для получения от бывшего советского резидента сведений о деятельности советской разведки в Германии.

Примечательно, что Протце во время своей работы в Голландии был осведомлен о работе Кривицкого в качестве нелегального резидента ИНО в Гааге. Фараго, со слов Протце, пишет: «Я (Протце. — Авт.) знал, что “Большая тройка” располагает резидентурами в Гааге: англичане на Ньив-Парклаан, французы в своем представительстве и русские на Целебесстраат. Последняя была лучшей из трех и под руководством пресловутого Вальтера Кривицкого фактически являлась разведцентром Красной Армии в Западной Европе. Резидент жил под именем австрийского букиниста Мартина Лесснера»[225].