Алый цвет зари... - Сергей Фадеев

Однако не все французы тронулись из Москвы 19 октября 1812 года. Еще какое-то время в белокаменной, уже уничтоженной страшным пожаром, оставался отряд в несколько тысяч человек, которым командовал генерал Мортье. Наполеон приказал ему взорвать Кремль. Мортье был настоящим служакой и отличался тем, что приказы не обсуждал. Он со своими солдатами должен был на какое-то время ввести русских в заблуждение, показать, что французы остались в Москве и никуда не собираются уходить.

21 октября Мортье со своими головорезами начал взрывать Кремль. Была частично разрушена Никольская башня, в нескольких местах подорваны кремлевские стены, здание Арсенала, Грановитой палаты, возникли пожары в соборах. Земля в городе дрожала, как во время землетрясения. В Китай-городе рушились ветхие строения…

Революция часто меняет верхи с низами. Она освежает кровь правящего класса. В него приходят новые способные люди, сделавшие карьеру благодаря глубоким переменам в социальном строе. Так было всегда, так случилось и во Франции после 1789 года. В армии Наполеона среди офицеров было множество выходцев из простых крестьянских семей и городской бедноты. Отвага, ум, решительность и военный талант помогли им подняться наверх. И все они верой и правдой служили своему кумиру — Бонапарту.

Одним из таких людей и был молодой полковник Пьер Шамбрион, в конце октября 1812 года командовавший арьергардом отряда генерала Мортье. Это его люди 23 октября, перед своим окончательным уходом из города, устроили в Москве последние взрывы.

Пьер Шамбрион родился в Париже, в семье бедного сапожника, племянник которого, Люсьен Фружье, с детства якшавшийся со всяким сбродом, был вором, профессиональным карманником. Пьер же стал солдатом революции. Он добровольно записался в 1790 году в новую армию. С оружием в руках подавлял мятеж в Вандее. Потом воевал в Италии, Австрии, участвовал в египетском походе Бонапарта. Он был человеком отчаянной храбрости, однажды спас от верной смерти самого генерала Мишеля Нея. Будущий маршал Франции отблагодарил смельчака-солдата — за этот подвиг он был произведен в офицеры. И к сорока годам, к походу в Россию, дослужился до звания подполковника. Полковником же он стал после знаменитого кровопролития в Бородине…

Вообще-то, Пьер Шамбрион был человеком небогатым. Однако волею случая он стал обладателем старинного золотого кольца с огромным красным камнем — рубином. Получил он его от своего родственника, того самого Люсьена Фружье, бывшего любовника рыжеволосой шлюхи Франсуазы, гильотинированной за убийство сожителя.

После казни любовницы Люсьен тоже подался в армию — так было легче замести следы и начать новую жизнь фактически с нуля. Родственники оказались в Вандее в одном полку. Но, в отличие от Пьера, Люсьену не повезло, он был смертельно ранен в одной из стычек с мятежниками-роялистами и умер на руках у кузена, успев перед кончиной поведать ему о тайнике с кольцом и двумя бриллиантами. Пьер отыскал клад спустя два года. Бриллианты он продал, а вот с кольцом решил не расставаться, приберегая его на черный день. Да и огромный рубин буквально заворожил его. Кольцо сопровождало Пьера во всех походах, и со временем он стал считать его талисманом, свято веря, что рубин оберегает его от гибели…

Ранним утром 24 октября 1812 года маленький отряд под командованием полковника Пьера Шамбриона покинул древнюю российскую столицу. Он оставлял за собой полуразрушенный разграбленный город, жители которого жаждали возмездия. Последней каплей, переполнившей чашу терпения народа, был никому ненужный, совершенно бессмысленный взрыв гордости Москвы — древнего Кремля. Одинокие, редко встречавшиеся прохожие бросали на французов затравленные, но злобные взгляды.

Пьер Шамбрион и сам ехал с тяжелым сердцем. Он понимал, что со своими людьми оказался замешанным в неблаговидном грязном деле, но Пьер был солдатом до мозга костей и не привык подвергать сомнению приказы своих командиров. А генерала Мортье к тому же он искренне уважал за доблесть и даже любил за великодушие и веселый нрав.

Следом за двигающейся на Запад Великой Армией Пьер Шамбрион повел свой отряд по старой Калужской дороге, чтобы поскорее соединиться с основными силами. Кони у его солдат были славными, специально подобранными, накормленными благодаря усердию фуражиров. Они резво несли французов мимо унылых бедных лачуг под соломенными крышами — окрестных деревень. Пьер, разумеется, уже был наслышан о набегах на войска русских мужиков-партизан, но считал подобный вооруженный сброд недостойным внимания противником. Как он ошибался!

Дикая ненависть к захватчикам, грабившим, опустошавшим и сжигавшим все и вся, заставила русских крестьян превратиться в отчаянных и бесстрашных воинов.

Батальон Пьера Шамбриона попал в засаду под вечер у небольшого селения Михайловское, километрах в сорока от Москвы. На французов с двух сторон внезапно обрушились партизаны и казачий отряд поручика Хованского. Бой был жарким, но скоротечным, французы были разбиты наголо, а тяжело раненный полковник Шамбрион попал в плен.

Его на телеге довезли до усадьбы графов Шереметевых, где поместили в просторном флигеле огромного барского дома.

Придя в сознание, Пьер прежде всего убедился, что никто его не обыскал и его единственное сокровище, спрятанное в потайном кармашке рейтуз, находится при нем. Он огляделся — его положили в большой светлой комнате на удобную мягкую постель. Рану в боку ужасно саднило, голова сильно кружилась, видимо, от потери крови. И все же он понял, что еще легко отделался. Большинство его солдат погибло, остальные были рассеяны. «Воистину „на войне как на войне“! Ничего не поделаешь! Впервые в жизни я попал в плен. Видно, так уж было на роду написано. Но плен все же лучше смерти. Надеюсь, русские меня не повесят. Может быть, даже обменяют на какого-нибудь офицера. Недаром наш император ведет с собой тысячи пленных…»

Раздумья полковника внезапно прервал шум открывающейся двери. Он скосил глаза и — о, чудо! — увидел проскользнувшую в комнату юную и прелестную белокурую незнакомку. Поняв, что пленник пришел в себя, она приветствовала его на отличном французском языке:

— Здравствуйте, дорогой полковник! Я так рада, что вы пришли в себя! Рана вас сильно беспокоит?!

Как истинный француз, Шамбрион, приподнявшись на локтях, попытался галантно склонить голову в поклоне, чтобы представиться, но это ему плохо удалось. Он не удержался и упал обратно на подушку, совсем обессиленный.

— Ах, господи боже мой, да лежите вы спокойно! Вам нельзя делать резких движений. Рана у вас тяжелая, и наш лекарь, Петр Фомич, едва остановил кровотечение. Мы ваши документы видели, знаем, что вы — офицер, полковник Пьер Шамбрион. А меня зовут Ксения Лопухина, я хозяевам, графам Шереметевым, прихожусь внучатой племянницей, — без умолку тараторила девушка.

Полковнику было очень трудно воспринимать столько новой для него информации, голова у него налилась свинцом и дико болела. Он инстинктивно прикрыл глаза и неожиданно для себя непроизвольно тихо застонал.

— Боже мой! Да вы совсем слабый! Отдыхайте! Постарайтесь уснуть! А я пойду распоряжусь, чтобы вам принесли морсу. Вам надо много пить, а морс у нас очень вкусный, его бабушка Пелагея делает! — засуетилась Ксения и поспешно выскочила за дверь.

В следующий раз Шамбрион очнулся уже под вечер, обнаружив рядом с собой полного коренастого облысевшего немолодого мужчину с кожаным саквояжем в руках. «Доктор», — догадался полковник. Рядом с врачом стояла молодая девушка, давеча говорившая с ним по-французски.

Она принялась старательно переводить вопросы эскулапа. Потом служанка принесла тазик с водой, и Ксения смущенно удалилась, пока медик сменил ему повязку на боку. После чего обессиленный Пьер уснул. Так началась жизнь французского полковника в имении Шереметевых в Михайловском.

Поправлялся Шамбрион медленно, мучительно и тяжело. Но молодой и крепкий организм здорового сорокалетнего закаленного мужчины все-таки постепенно одолевал недуг, вызванный ранением. Все чаще его стали посещать грустные мысли о том, что, пока он валяется здесь в теплой постели, французская армия уходит все дальше на запад. Он вроде бы и не считался военнопленным, во всяком случае, обращались с ним как с гостем, но все же полковник понимал, что рано или поздно встанет вопрос о его возвращении во французскую армию. От жизнерадостной, пышущей здоровьем и молодостью Ксении он знал, что французские полки стремительно отступают в сторону Литвы и Польши. Разумеется, Ксения радовалась каждому новому успеху российских войск, рассказывая о победах русских под Малоярославцем, Смоленском, а потом и под Березиной, она всячески восхваляла воинский гений Кутузова и вовсе не щадила самолюбия француза, хотя по-прежнему проявляла к нему участие, доброту и гостеприимство.