Ванька-ротный - Шумилин Ильич

– Знаешь что! – говорю я ординарцу.

– Давай-ка снимем рубахи. А то мы с тобой целый день здесь мотаемся на виду у немцев. Подкараулят они нас! Стукнут из снайперской винтовки! Я останавливаюсь, снимаю с себя рубаху маскхалата и отдаю её ординарцу.

– На положи к себе в мешок! Ординарец тоже до половины раздевается. Старшина Сенин издалека замечает нас. Он что- то говорит своим солдатам, и те зашевелились в окопах. Да! Стоило один раз по делу прикрикнуть на старшину, и старая дружба сразу дала трещину. Но что сделаешь? Война во всё вносит свои поправки! К вечеру потемнело. Подул резкий ветер. Снежная пыль зашуршала под ногами. Застонали пустые разбитые окна в избах. На ночь я решил

– 15- пойти в избу лечь и отдохнуть. Считай уже третьи сутки на ногах, нужно лечь и как следует выспаться. Окопы у Сенина [были] почти готовы. Черняев забрал топоры и приступил к работе. Я предупредил старшину, и мы с ординарцем пошли в избу, отведенную комсоставу. Там сидели связисты, они круглосуточно посменно дежурили у телефона. На полу была набросана солома, мы легли и тут же заснули. Утром, с рассветом в деревню прилетел первый снаряд. Немцы стреляли откуда-то из-за леса. За ночь все свежие выбросы земли перед окопами замело и запорошило чистым снегом, так что они растворились в белом пространстве. Второй немецкий снаряд прошуршал и ударил под крышу соседнего дома, ещё один рванул за обрывом, перелетев дома [и сараи]. Потом зафыркали ещё два, они грохнули с недолётом на дороге. На дороге перед взводом Черняева поднялся столб снега и черного дыма. За двумя [этими, прогудев] прилетело ещё несколько [штук], они метнулись к домам Черняева, где были вырублены амбразуры. Мы с ординарцем быстро поднялись на ноги и перебежали в окопы к солдатам Сенина. Солдаты в окопах как-то вдруг сгорбились, втянули шеи, навострили уши [и присели поглубже] и смотрели что будет.

– Пристреливают! Товарищ лейтенант!

– Я обернулся на голос, и увидел в соседнем окопе старшину Сенина.

– Ты всех убрал из домов? – спросил я.

– Пошли двух солдат, пусть ещё раз проверят! И вели всем немедленно в окопы! Телефонистам скажи, чтоб забрали свой телефон и бежали сюда [поскорее]!

– Учти! Через две [три] минуты будет поздно! Немцы откроют беглый огонь. Откуда у меня появилась такая уверенность? Я впервые видел, как рвутся снаряды.

– Ну, Черняев!- подумал я. Достанется сегодня тебе и твоим солдатам! Влепит он вам по амбразурам! Когда после очередной пристрелочной пары немцы пустили залп беглым огнем, то с одной и изб сорвало крышу и щепа разлетелась, как куриные перья, кругом. Вот когда всем солдатам стало ясно, что такое в снежном поле [за дорогой] окоп. Немец разнесет всю деревню, не оставит бревна на бревне, сотрет всё с поверхности земли. Немецким наблюдателям видны темные силуэты изб на снегу. Амбразуры они пересчитали в стереотрубу. Пристреляли улицу по самому краю домов. А вот после небольшой паузы послышался отдалённый нарастающий гул летящих на нас снарядов.

– 16 – Затем мы услышали их затихающий звук [шуршание снарядов]. Над деревней вскинулось пламя, последовали мощные удары, и деревню заволокло дымом. Стенки окопов дрогнули и зашатались. Удары снарядов отозвались у нас внутри. От домов полетели брёвна и доски. Дома как бы на миг подпрыгнули от земли, повисли в воздухе, и с грохотом осели вниз. Взметнулись обрывки щепы, стропила крыш, обрывки, куски и кирпичи. Немцы били по домам тяжелыми фугасными снарядами. Бревенчатые коробки домов перекосились и стали рушиться. Я вспомнил бомбежку на Волге. Тогда нам взрывы показались силой сверх человеческого предела. То, что творилось сейчас, бомбежка была просто детской забавой. Возможно, что самое страшное быстро забывается, и человек каждый раз [преодолевает] переживает всё заново [и переживает всё иначе и по-другому]. Небольшой обстрел уже не вызывает у нас мандраж [дрожи %%% и на зубах]. Залпы немецких батарей следовали один за другим. Над деревней повисло черное облако дыма. Металась и дрожала земля. Уходил из-под ног мерзлый окоп. Мы вместе с окопом подпрыгивали при очередном недалёком ударе. В какой-то момент наступила короткая пауза. Я поднялся на ноги и осмотрелся кругом. Я хотел взглянуть туда, где сидели солдаты Черняева. Два дома, которые он занимал, горели. Яркое пламя охватило их с крыш. Искры и черный дым ветром сносило в нашу сторону. Если Черняев с солдатами сгорит в этих домах, то его и солдат объявят героями. Про самого Черняева пропечатают в дивизионной газете. "Погиб на огненном рубеже!" Около домов не видно ни одной живой души. Никто не мечется и не выбрасывается из окон и дверей. Но вот опять полетели снаряды. При ударе фугасного снаряда в пылающий дом, в небо взлетают горящие обломки и сыпятся искры. Солдаты старшины Сенина скорчились в своих окопах. Но не все пали ниц, есть любопытные. Они выглядывают поверх окопов и посматривают на горящие дома. [Одни согнулись, воткнулись в мерзлую землю окопа, ждут смерти и молят о жизни, о спасении своей души, другие только вздрагивают, но не пригибаются, смотрят.] Теперь видно, кто из них к войне годится, кто будет воевать, а кто закончит войну, не увидев её своими глазами. Теперь солдаты поняли, что их тяжкий труд не пропал даром. Но вот опять послышался гул и через десяток секунд над деревней [следуют] беспорядочные разрывы. Спины солдат согнулись. Каждый очередной удар гнет их всё ниже и ниже на дно окопа. Но, несмотря на неистовый огонь, грохот и рёв, все, кто уткнулись головой меж колен, уверены и знают, что немцам в окоп не попасть [попасть очень трудно]. Страх, конечно, [делает своё дело] у каждого есть. Но в белом снегу [немцам] окопов не видно.

– 17- Теперь солдат почувствует на собственной шкуре, что значит попасть под обстрел. Каждый новый залп устремляемся к земле, каждый новый удар застилает всё дымом [, заставляет подгибать колени. Но в сознании теплится надежда, что ты жив, и что с тобой ничего не случится]. Но вот с гулом и рёвом успели освоиться ещё несколько солдат. Они чувствуют, что шуму много, а прямых попаданий не предвидится. Они вытянули шеи, стоят и выглядывают наружу. Что это? Лихость, храбрость, проба своих сил, или просто человеческое любопытство? В начальный момент я тоже было ткнулся [в свои колени] в окоп. Но тут же сообразил, куда [собственно] падают и где рвутся снаряды. Я видел, что окопы в стороне от обстрела [но в этот момент] что в первый момент нужно [всё равно найти в себе силы, чтобы преодолеть грохот и страх] осмотреться кругом и осмыслить обстрел %%%% Я поднялся на ноги и стал наблюдать за обстрелом. Любопытство [, твёрдое желание] и первый страх! [Это что-то похожее на вино, смешанное с пивом и %%%% настойкой из чеснока]. Любопытство и страх! Что преодолеет? Я смотрел [по долгу службы] вдоль деревни и думал. Мне нужно [было] знать, что делается теперь [там,] на поверхности земли. Мне нужно знать, как действовать в будущем. Что твориться у младшего лейтенанта Черняева? Тем более, что осколки не долетали до нас. При взрыве снаряда осколки веером уходили вперёд. Долго будет продолжаться эта огненная пляска? Кажется, что время остановилось совсем [минуты %%% как дни]. Но вот немецкие пушки неожиданно поперхнулись, разрывы стали реже и через мгновение прекратились совсем. Я прислушался. Какая-то напряженная тишина расплылась над окопами [навалилась на окоп]. И только сзади между домов потрескивал огонь, да слышалось шипение таявшего снега. В такой момент жди, да гляди! Я смотрел на опушку леса, ожидая увидеть рассыпавшуюся по снежному полю немецкую цепь. На опушке леса никакого движения, в поле на снегу ни одной живой души. Но я подал на всякий случай своим солдатам команду – К бою!

Не встряхни сейчас своих солдат, многие так и будут торчать костлявыми задами кверху. Команда – К бою! Это когда все солдаты встают, кладут перед собой трёхлинейки, передёргивают затворы и глядят [в оба вперёд] в сторону противника.

– Передай пулеметчикам, – сказал я старшине, – пусть ударят по опушки леса. Полсотни патрон, короткими очередями! Немцы должны знать, что мы сидим в деревне! Я огляделся кругом и сказал сам себе: Немцам здесь делать нечего. Деревня сгорит. Все дома охвачены огнем, а им натопленные дома и избы нужны, иначе они не могут держать оборону! Им подстилка из соломы под задницу должна быть! Они в снегу и в мерзлой земле топтаться долго не будут. Предположения мои сбылись. Немцы в атаку не пошли.

– 18- Но вот опять подул холодный порывистый ветер, подхватил красные языки пламени [и угли], и замигал яркими искрами. Соседний обуглившийся бревенчатый сруб окутался белым облаком [белыми кудрями] пара. Вот он вспыхнул ярким пламенем, и черные клубы дыма поднялись над ним. Дома горели подряд. Через некоторое время в прогале между [сохранившихся домов] горящими домами я увидел группу солдат, идущую в нашем направлении из тыла. Их было не больше тридцати. Что это? Новобранцы? Или новое пополнение из другой стрелковой роты? [Эти] Идут вразброд. Новички обычно ходят кучно [держась друг за друга]. Я вылез из мерзлого окопа и махнул ординарцу рукой. Пойдем, мол, посмотрим! Когда я приблизился к обрыву, то понял, что это солдаты Черняева. Да и он сам шел сзади за своим храбрым войском. Видно я прозевал, когда они начали драпать из своих домов. В первый момент артналёта дома, где они сидели, попали под огонь. Под ударами фугасных снарядов стали рушиться стены, потолки [и взлетали кверху крыши. Но огонь и дым появился в них только в конце обстрела]. С первым же ударом солдаты Черняева бросились наутек под обрыв, Черняев оказался среди своих солдат. Он промолчал как всегда. О том, чтобы вернуться назад, он не сказал ни слова. Под обрывом нашлись два паникёра, они заметались на месте и бросились бежать дальше к реке. Остальных уже невозможно было остановить. Взвод галопом помчался на переправу к кладкам. По мосткам они перебрались на другой берег и в кустах напоролись на комбата.