Пейтон Эмберг - Тама Яновиц

Получив приз, Пейтон подошла к Барри, который разговаривал с каким-то индусом.

— Пейтон, — радостно сказал Барри, видно, уже забывший о своей неудаче, — это — мой друг, доктор Соми Сингх, мы с ним вместе учились в колледже. Он хочет с тобой познакомиться.

— Я и не знал, что у тебя такая восхитительная жена, — любезно произнес Сингх.

У него были шелковистые волосы, пухлые щечки, маленькие мясистые губы и необычайной длины бархатные ресницы. Вероятно, в своей предыдущей жизни он был наложницей в персидском гареме.

— Откуда вы родом? — спросила Пейтон.

— Из Раджастана.[44] Я — раджпут. Вы знаете, кто такие раджпуты?

Пейтон покачала головой.

— Раджпуты — индийская каста воинов. Мы владели обширными землями, многочисленными дворцами, но после образования Пакистана часть наших богатств отошла к этому государству. Но не будем о грустном. У вас прекрасный карнавальный костюм.

В глазах Сингха вспыхнул жгучий огонь.

Пейтон смутилась. Таким пылким и страстным взглядом, сравнимым с ударом током, ее одаривал лишь Джермано, но это было давно. Пожалуй, с такой страстью смотрел и Омар Шариф на Лару, свою возлюбленную в фильме «Доктор Живаго».[45] Пейтон вспомнила, как герои это фильма долго шли лесом, утопая в снегу, пока не пришли к дворцу, оставленному хозяевами в революционное лихолетье, а войдя во дворец через высокую застекленную дверь, очутились в пустом танцевальном зале, где хозяйничал только ветер. Пустота…

Барри был положительным, добропорядочным человеком без вредных привычек. Он не курил, не злоупотреблял алкоголем, дома почти не пил: стакан сухого вина за ужином и бутылка пива в жару — вот и все, что он себе позволял. Если бы Пейтон предложила ему попробовать травки, посмотреть порнофильм или приобрести сексуальные принадлежности, он был бы шокирован, а то бы и счел, что она свихнулась.

Возможно, она никогда не проявляла к нему сексуального интереса и даже была довольна, когда их половые сношения стали более редкими. Пейтон терпела Барри, но в душе нескрываемо полагала, что ее настоящий муж, родственная душа, пребывает где-то в безвестности — возможно, рядом, за углом, по соседству, а может, в другой стране.

Сексуальной фантазией Барри не обладал, считая кровать единственным местом для любовных утех, да и в постели был не слишком изобретателен. К тому же Пейтон казалось, что Барри искренне полагает, что секс не только плотское наслаждение, но и духовная близость между партнерами.

Это раздражало ее: секс для нее был только физическим наслаждением, и чтобы получить настоящее удовольствие, ей приходилось изощряться самой, тайно пользуясь опытом, приобретенным на стороне. Но постепенно, со временем, Барри перестал ее возбуждать, и она отдавалась мужу только в тех редких случаях, когда он сам проявлял активность.

Однако на этот раз, вернувшись после бала домой, Пейтон была настолько возбуждена, что, оказавшись рядом с Барри в постели, нетерпеливо произнесла:

— Ты, наверное, не откажешься трахнуть Зубную волшебницу? Редкий случай, воспользуйся!

— Глубже, глубже! Сильней! — затем забормотала она, впервые столь грубо и откровенно проявляя похотливое вожделение.

Испытав оргазм и совладав с изнеможенными вздохами, Пейтон затихла, а когда разошедшийся Барри опять полез на нее, она его отстранила, утомленно проговорив:

— Я устала. Давай отложим на утро. Давно не пробовала твой пенис на вкус. Al dente — не возражаешь?

Она отвернулась к стене, подумав, что до утра еще далеко. Возможно, Барри забудет об ее обещании или просто не захочет ее, и тогда ей не придется давиться эякулятом или раздвигать услужливо ноги. Заниматься любовью с мужем неинтересно.

Женщины заводят знакомство с мужчинами, влюбляются и выходят замуж за человека, с которым делятся мыслями, чувствами, обсуждают хозяйственные дела, становясь вместе с ним единой, слитной командой, связанной более тесно, чем родители со своими детьми или ближайшие подруги между собой.

Или она ошибается? Прошло уже много лет, но Пейтон не ощущала, что тесно связана с мужем. Она делила с Барри квартиру, еду, вместе с ним воспитывала ребенка, но она не была уверена, что вспомнит о существовании мужа, если уйдет из дома, чтобы не возвратиться.

Однако причин для расставания не было. Да и куда ей уйти? В дом полоумной матери? Со времени знакомства с Юсефом Джонсом никто не предлагал ей руки и сердца. Да и стоит ли менять мужа, уходить к другому мужчине? Хотя такие случаи происходят, и даже в великосветских кругах. Какая-то английская герцогиня, поддавшись безумной страсти, сбежала из дому с аргентинским игроком в поло, оставив не только мужа, но и малолетних детей. Но только вполне возможно, что, оказавшись в непрезентабельной гасиенде, затерявшейся в аргентинских пампасах, да еще убедившись, что ее новый избранник предпочитает ей породистых лошадей, она уже клянет себя за ошибку.

Родственную душу днем с огнем не найдешь, хотя, полагала Пейтон, такой человек, разумеется, существует, но он казался ей призраком, который не ухватить, как ни протягивай руки. В конце концов она пришла к убеждению, что настоящая пламенная любовь может вспыхнуть только между людьми, мало знающими друг друга.

Пейтон устраивало, что Барри не уделяет ей большого внимания, принимая ее всего лишь за привычный неотъемлемый атрибут своей повседневной жизни, и ему даже в голову не приходит, что она разъезжает по странам и континентам в поисках иллюзорного, недоступного, невозможного.

Пейтон долго не могла забыть Соми Сингха. Его шелковистые волосы, бархатные ресницы и пристальный страстный взгляд его угольно-черных глаз, похожих на бездонные омуты, произвели на нее неизгладимое впечатление. А как сочно и колоритно он говорил! Весь характер этого человека словно отражался в его голосе, то ласковом и обаятельном, когда нужно кого-то было уговорить, то жестком и звучащем как приказание, когда следовало кому-то внушить безоговорочную покорность. Одно слово, раджпут из касты бесстрашных воинов! Она бы подчинилась ему. Ей казалось, что, соприкоснувшись с этим удивительным человеком, она откинула полог черно-белой действительности и очутилась на миг в цветном сказочном мире.

Однажды, когда она в супермаркете разглядывала банку с консервированными томатами, Пейтон поймала себя на мысли, что все еще вспоминает его, она оцепенела, застыла, словно скованная наркозом. Она была не в силах пошевелиться, в то же время испытывая блаженство.

Пейтон и в дальнейшем вспоминала о нем не раз с замиранием сердца. И все же постепенно это сладостное, приятное чувство притупилось, померкло, а затем и вовсе рассеялось.

Однажды Пейтон пошла к врачу-терапевту, доктору Штраусу, у которого постоянно лечилась. Как всякий немец, он был педантичен и деловит, а его манера держаться, напоминавшая старорежимную армейскую выправку, придавала ему излишнюю холодность, и его можно было бы посчитать сухарем, если бы на его холеном лице за золотой оправой очков не поблескивали проницательные умные глаза, в которых прятались веселые искорки извечного мальчишества.

Его приемная находилась в Нижнем Ист-Сайде в небольшом отдельно стоявшем доме старой постройки. Казалось, построив его, о нем напрочь забыли. В помещении обычно стояла полная тишина, которую нарушало лишь монотонное тиканье настенных часов. Доктору Штраусу ассистировала Гизела, его жена, черноволосая, черноглазая, еще сохранившая следы былой красоты.

У Пейтон был повод пойти к врачу: у нее участилось мочеиспускание, и она тревожилась за свои почки. В приемной других пациентов не оказалось, не было и Гизелы. Встретившись с доктором, неизменно относившимся к ней с участием, Пейтон собралась расспросить его о Гизеле, о детях, но, неожиданно напоровшись на его пристальный страстный взгляд, пришла в замешательство и стала бубнить о своем недуге, в то же время мысленно рассуждая, что если его чуть поощрить, он непременно пригласит ее в ресторан, хотя, конечно, и облечет свое внезапное предложение в благопристойную форму — без намека на развитие отношений.

Однако встречного шага Пейтон не сделала, но, возвращаясь домой, она представила себе заманчивую картину: номер гостиницы, расположенной где-нибудь на окраине, уютная комната, кровать с холодными простынями, столик красного дерева, обитые кожей стулья, мягкий свет, штофные портьеры; вот Штраус подходит к ночному столику и, прежде чем раздеться, снимает очки и аккуратно, чтобы не поцарапать, кладет их стеклами вверх.

Картина была заманчива, и все же в ней чего-то не доставало.

Спустя несколько месяцев Пейтон вновь поступила на службу, но ее по-прежнему одолевала тоска, иногда доходившая до отчаяния. Пейтон жаждала внимания и любви, и вот однажды она решила опять наведаться к Штраусу, чей страстный и жгучий взгляд она причислила к целебным лекарствам.