Здесь слезам не верят - Евгений Щепетнов

Встав на четвереньки, Анька тяжело поднялась, поборов головокружение, и вдруг топнула, прогоняя хвостатую тварь, так и сидевшую в трех шагах от нее:

– Пшла! Сука! Пшла!

Крыса тихонько, с достоинством зашагала куда-то за баки, волоча по земле раздутый живот, оглянулась напоследок, а когда Анька сделала угрожающий замах, скользнула под пачку картонных листов, перевязанных бечевкой. Только тогда Анька успокоилась, ее даже стало меньше тошнить.

Теперь нужно было что-то делать. Что? Пойти в полицию, заявить, что ограбили? Глупо. Ясно, что ломбард здесь неспроста, менты прикормлены – как оно всегда и бывает. Рядом с золотом кормится масса народу, это аксиома!

Усмехнулась, слово-то какое вспомнила – аксиома! И правда, голова в порядок приходит. Раньше только матерные слова в голову приходили да уличный жаргон. А теперь вон чего… поумнела!

Снова с теплотой вспомнила о Юре – как он там? Ждет ее? Хорошо, когда тебя кто-то ждет! Значит, ты не одна в этом жестоком мире, значит, еще не все потеряно!

А делать ведь больше нечего, кроме как возвращаться в подземелье несолоно хлебавши. Объяснить Юре, что случилось, а потом… потом… ох, как не хочется! Люди-то ни при чем! Но есть хочется, и что делать – неизвестно. Главное, уговорить своего любовника идти на дело. Он ведь что сказал – нельзя грабить людей. А если не согласится? А не согласится, тогда пускай сам думает, как жить! Мужик он или не мужик?!

Подумала, и тут же устыдилась – мужик-то он ого-го! Аж чуть не захлебнулась… А вот голова у него битая, больная, что с него взять? За него должна думать умная женщина, и надо убедить его сделать то, что она хочет. Как убедить? Может… так же? По-женски?

Анька медленно вышла из задворок промышленного здания, за которым стояли контейнеры с мусором, прошла вдоль бетонного забора и тогда уже определилась, где находится. Вон – тот самый ломбард (Шоб он сгорел! Шоб он в пыль рассыпался! Вместе с этими тварями!), вон улица, по которой до него дошла. Там, в пяти кварталах отсюда, люк, через который вышла на белый свет.

Мимо шли люди, с удивлением и отвращением глядя на грязную нищенку, спутанные волосы которой спускались на лицо так, что нельзя было рассмотреть черт, отворачивались, переглядываясь, зажимая носы. Анька видела все это, и ей не было все равно. Снова захотелось напиться… до тошноты захотелось. И ее вырвало желчью, прямо под ноги таксиста, поправляющего зеркало, стоя на тротуаре.

– Да… твою мать! – выругался мужчина, отскакивая и глядя на забрызганные ботинки. – Ты охренела, бабка?! Ты чего? С перепою?!

– Нет… – вдруг ясным, чистым голосом ответила Анька, поднимая взгляд на незнакомца. – Кушать хочу. Дай, пожалуйста денег… я тебе все, что хочешь сделаю… хорошо сделаю… пожалуйста!

Анька покраснела так, что лицо сделалось краснее вареного рака, мало того, что она выглядит, как кусок дерьма, так еще и попрошайничает! Да еще и обещает ВСЕ. Плечевая! Шлюха уличная!

У нее вдруг заныло это самое «все», вспоминая боль, которую могут доставлять мужчины. Но таксист лишь укоризненно покачал головой:

– Господи, девочка, да как же ты себя до этого довела?! Да что же это делается-то?! У меня же дочка такая! А ты… а я – бабушка! Думал, старуха!

Анька вначале не поняла – какая дочка? Мужику лет сорок пять, не больше, похоже, что бывший вояка – они часто устраиваются работать в такси, то ли скучно на пенсии, то ли ее, пенсии, не хватает (Хотя Анька слышала, что у военных сейчас ого-го какие пенсии! Мечта!). А может, и мент бывший… хотя – мент не стал бы так по-доброму разговаривать с бомжихой. А может, и стал бы, менты разные бывают. И там есть люди…

– На! – Таксист достал из кармана две бумажки по сто рублей, сунул Аньке в руку. – Купи себе поесть. И это… помойся, а? Ты же молодая, красивая, ну как можно ТАК?! И ничего от тебя не надо, просто помойся, поешь, приведи себя в порядок!

Он закусил губу, глядя, как Анька, согнувшись, как старуха, уходит по тротуару, потом вдруг сорвался с места, быстрыми шагами догнал ее, вздрогнувшую, будто мужчина собирался ударить, быстро сказал, глотая окончания слов:

– Ты это… пошли! Да нет… нет! Не секс! Пошли! Я отвезу тебя в одно место, вымоешься, поешь, одежду тебе купим! Или у дочки старенькое возьму, тебе отдам! Пошли!

– Нет! – Анька шарахнулась, будто он предлагал ей сделать харакири. – Меня ждут! Нет, мне нельзя! Нет, не трогай меня, пожалуйста!

Мужчина отдернул руку, постоял, смотря на то, как Анька улепетывает от него, прихрамывая, как подбитая утка, и с сомнением покачал головой:

– Господи, ну что же это делается?! Когда мы научимся верить друг другу?! Когда этот мир станет добрее, чище?! Да твою ж мать!

Он выругался длинным, витиеватым ругательством, будто выплескивая в нем всю злость, всю ярость от несовершенства мира, потом пошел к своему видавшему виды «Логану» и сел на водительское сиденье. Он уже забыл, что хотел зайти в кафе пообедать – аппетита как не бывало. На миг ему показалось, что на месте этой девчонки-грязнушки стоит его дочь, если бы он погиб тогда, на войне, что бы с ней было? Нет, нельзя ему умирать. Рано. Еще внуков понянчить нужно!

Таксист повернул ключ, двигатель рыкнул и зашептал, готовясь унести своего хозяина туда, куда он пожелает. Василий Михайлович любил своего «ишачка» – надежного, как автомат, который его никогда не подводил.

– Вот… булочки! Покушай, Юр… прости, что так вышло! Прости! Они отняли все у меня, побили… спина болит и… ниже. Все болит! Мне дядька один дал двести рублей, хороший такой дядька. Все-таки не все в этом мире говнюки, есть люди хорошие, правда же?

– Я их убью, – бесстрастно ответил Охотник, проглотив пережеванный кусок. – Ты должна мне показать, где они обитают. Их нужно убить.

– Не надо! – вздрогнула Анька, прижавшись к боку мужчины. – Их бог накажет! Убьешь, на нас все менты сбегутся! Нас убьют! Давай придумаем, как дальше жить, а? Я думала-думала, думала-думала… и ничего в голову не приходит. Может, ты придумаешь, а?

– Нам нужна еда, питье, жилье, – расслабленно сказал Охотник, глядя в пространство широко открытыми глазами.

– Слышала уже, – с горечью бросила Анька, отхаркиваясь и сплевывая слюну, отдающую металлическим привкусом (надышалась слезоточивым газом!). – Нам нужны деньги. Будут деньги – будет все. Ты это… не мог бы меня полечить? Болит все…

Охотник осторожно взял девушку за голову, обхватив виски. Он интуитивно чувствовал, что ему следует делать, и не удивился, когда Аня охнула, забилась в его руках. Но судороги длились недолго, секунды три, не больше. Потом она обмякла и расслабленным, тихим голосом сказала:

– Хорошо-то как… ох, как хорошо! Слушай, Юр, а я ведь, похоже, в тебя влюбилась. Странно, правда? Я, видавшая виды, железная кобыла… влюбилась. Вот же…

Она выругалась и тут же почему-то устыдилась, как подросток, случайно выругавшийся при родителях. Усмехнулась и тут же перевела тему:

– В общем, деньги нам нужны, а деньги есть у других людей. И деньги эти нужно забрать – иначе мы пропали. Вот так! Что скажешь?

– Где хранятся деньги?

– То есть? – удивилась Анька. – В кошельке, само собой! Ох… точно! Да елы-палы! Вот же я дууура… ну дура же, дура! Забыла! Ты ведь можешь превратить стену в пыль! Можешь, так?

– Могу. Если не слишком толстая.

– А дверь?! Дверь можешь?!

– Могу. Если не слишком толстая.

– А банкомат?!

– Я что-то помню, а что-то нет. В памяти дырки… Что такое банкомат?

– Я тебе потом покажу. Позже! – Анька радостно захохотала и тут же зажала рот. – Прости. Забыла! А ты молодец! Вот что значит – мужик! Теперь живем! Только надо ночи дождаться, а там уже и похулиганим! У нас осталось еще поесть? Опять что-то захотела, аж в животе пищит. Ага, булочку… все-таки молодец этот таксист, а? Дай ему бог здоровья…

– Сюда! Черт, светло, как днем! Проклятый Собянин – фонарей наставил, честному жулику спрятаться негде! Юр, сюда! Вот тут эти сволочи… ага, вниз! Глянь, камера! Сцуки, они нас пишут!

Охотник протянул руку, достал до камеры, установленной под козырьком, одним движением вырвал ее, как вырывают больной зуб. Бросил на пол, с хрустом раздавил ногой. Потом встал у двери, сосредоточился, сделал несколько пассов, стараясь почувствовать структуру металла. Через несколько секунд ощутил вибрацию материи и подал команду: «Разойтись!» Дверь осталась на месте, но это была уже не дверь, а хрупкий песочный замок, ожидающий своего разрушителя. Толчок ладонью, и вместо двери – круглая дыра, из которой поднимаются клубы пыли.

Отстранив Аньку, шагнул в дверной проем, внимательно осматриваясь по сторонам. Девушка позади него что-то шептала, но Охотник не слышал, что именно. Он внимательно осматривался по сторонам, ожидая немедленного нападения. Где-то здесь прятался человек, Охотник чувствовал его присутствие не хуже сторожевого пса. Потому и не пропустил Аньку вперед, чтобы не попала под удар.