Жизнь, смерть и возрождение - Иван Александрович Карышев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но пока будет, я устала.
8-го июня 1900 г.
Мир вам, мои друзья. Вот как скоро вы вспомнили меня опять. Да, я очень рада вас видеть, так хорошо, когда дух и люди понимаю друг друга. Правда?
В последний раз я сказала, что меня отвезли в очень большой дом. Да, там жизнь была очень трудна. Но дети скоро забывают свои страдания; я стала скоро поправляться и привыкла. Я даже думала, что нет другой жизни.
Сначала мне было очень жаль маму Фавн, сестер, но скоро я и здесь освоилась, полюбила детей и привязалась к ним. Мы все были очень робки, но и у нас были свои радости и свои удовольствия. Здоровье мое поправилось; мой живот опал; только ноги были кривы и я никогда не могла скоро ходить.
Я очень любила маленьких детей и даже строгие учительницы и те полюбили меня; и даже начальница любила, хотя и называла меня маленьким уродом. Я принимала это за ласкательное слово и была за него очень благодарна. Так я росла до 16 лет. Больше нельзя было мне оставаться там. Я умела шить, вязать, готовить, читать, писать, мыть белье, кружева и много, много чего, так как все мы, выйдя из этого дома, должны была сами добывать свой хлеб. И вот, однажды, меня позвала начальница и сказала:
— Марта, куда ты пойдешь? — Вместо ответа я заплакала: куда я пойду? мне некуда было идти, у меня не было никого в мире. Тогда начальница сказала:
— Я знаю одну семью, иди туда, там есть маленький ребенок, ты будешь там бонной. — Я согласилась и благодарила ее.
Эта семья состояла из матери, отца и маленького больного мальчика, у которого не было ног. Он был страшно зол; кусая всех, всегда кричал и капризничал. И вот я должна была его нянчить. Мать и отец редко бывали дома; они возвращались только к ночи. Где они целыми днями пропадали — я не знаю.
Скоро мальчик этот полюбил меня, ибо я сумела его занять. Мне было это не трудно сделать. Да я сама полюбила и хотя часто мои руки отказывались носить, но я терпела боль, пересиливала себя и носила его и играла с ним.
Все меня в этом доме полюбили, отец и мать были рады за ребенка; я пела, играла и мальчик был весел. Но недолго он жил, он умер на моих руках. И опят я осталась без дела. Тогда господин сказал:
— Марта, хотите, я вас устрою в госпиталь? Вы так хорошо умеете занять больного. — И я поступила в госпиталь.
О! какая началась ужасная жизнь; и в то же время какая радостная и счастливая. Вот где было настоящее мое место, я с восторгом работала день и ночь, и сколько счастья было тут. Мои больные были для меня моими детьми, друзьями, и как я любила их, и как мне было весело и хорошо с ними.
Этот госпиталь был для самых бедных и несчастных. Их приносили прямо с улицы, и как я чувствовала их любовь, их бедность, их страдания. Все мое вознаграждение, все, что у меня было, я отдавала им. Ведь, госпиталь давал мне все, мне ничего не надо было. Доктора были злы и грубы, они не любили лечить; мне часто приходилось упрашивать их, и они меня хотя и ругали за это, но все-таки иногда слушали и помогали больным даже ночью.
Там были и другие бонны, но они не очень любили свое дело. Надо мной они даже смеялись сначала, но скоро и они полюбили меня, ибо я никогда не жаловалась на них и многое делала за них. Но скоро со мной случился удивительный факт: меня позвал старый доктор и сказал:
— Марта, одна очень важная и богатая дама больна, ей нужна сиделка, я ее лечу, и я вас туда посылаю.
Я заплакала и просила оставить меня в госпитале. Но он сказал:
— Вы должны ехать и никто больше. Она очень капризна, и только вы одна, можете за ней ходить. После этого я должна была его послушать.
Вы уже угадали верно. Да, со мной случилось совершенно так, как пишут в ваших романах: эта дама была моя мать. Я это узнала уже тогда, когда мы с доктором ехали к ней. Когда он мне сказал ее имя и фамилию, то я первую минуту испугалась, но потом я ехала и все молилась, чтобы Бог научил меня, как мне быть. Скоро я успокоилась и решила, что если нужно ей меня узнать, то она узнает, а если нет, то Бог лучше знает, но я буду молчать.
Мы приехали в богатый и роскошный дом, и доктор повел меня в комнату больной. О! как билось мое сердце, как я боялась, что она опять меня прогонит от себя. Когда мы вошли, она сидела в кресле, вся закутанная в дорогие меха, у камина. Она была так же прекрасна, но очень худа и желта, глаза ее впали в лоб и черные круга лежали вокруг глаз.
— Вот, мадам, та девушка, про которую я говорил вам, — сказал доктор. Она поглядела на меня, и я от страха даже закрыла глаза, боялась, что она узнает. Но она перевела свои истомленные глаза и сказала:
— Вы умеете читать?
—О, да, мадам.
— Ну, хорошо, идите на кухню пока.
Да! — это было очень давно, но моя душа и теперь плачет от воспоминания об этом. Моя мать не узнала меня и забыла. Я тогда горько заплакала, но сказала себе:
— Я заставлю ее меня полюбить, если не как дочь, то как человека, я не дам ей умереть с этим грехом.
Но пока довольно, я утомилась, мои друзья. До свиданья.
12-го июня 1900 г.
Мир вам! Как живете? Я опять пришла к вам и продолжаю свой рассказ:
Итак, я сказала, что я попала к своей матери. Да, трудно мне было сначала, ох, как трудно. Но я все молилась и постепенно дошла до того, что я сделалась для нее положительно необходима — она не могла жить без меня. Я читала ей всю ночь, и сидела с ней, потому что ночью она не могла спать; днем еще немного спала, но ночью она
