Любовник богини - Елена Арсеньева

Весь секрет в том, что снизу, с земли, никаких чудес не видно: глыбы да глыбы. Все эти забавы природы различимы только с высоты, но тот, кто может любоваться ими, никогда не откроет тайн божественного игралища. Птицы небесные не умеют говорить. А человек, ставший вровень с птицами в горах Ванарессы и заглянувший в лики каменных чудовищ, уже никому не поведает о том, что видел. Ведь он глядит на них с Башни Молчания, а это значит, что он обречен на смерть.

…Она очнулась на закате и долго лежала, глядя, как легкие, призрачные облака тянутся по небу с запада тонкими плоскими полосами, налитыми золотистым сиянием. Они казались самосветными, и Варенька слабо улыбнулась их красоте: увидеть облака на вечно выжженных солнечным жаром небесах Индостана — это редкость, а увидеть закатные облака — хорошая примета, сулящая исполнение желаний.

Потом она подняла голову, огляделась — и поняла, что приметы лгут, ибо эти прекрасные облака сулили ей только одно: медленную и мучительную смерть.

Она вроде бы и не испугалась своего открытия.

А может быть, оно было слишком чудовищным, чтобы уместиться в рамках обычного человеческого страха?

Варенька встала, с трудом владея затекшим от долгой неподвижности телом, и кое-как, еле удерживаясь на ногах, пробралась к низкому парапету.

Ветерок обвевал ее тело, и она увидела, что совершенно обнажена, только в косе осталась голубая лента.

Но стыдиться здесь было некого!

С одной стороны мира на нее незряче смотрели каменноглазые чудища. С другой — бесконечно заходили за горизонт изумрудные волны джунглей, да золотилась лента Ганги, да клубилась серая, пронизанная лучами заходящего солнца пыль, из которой вздымались башни, купола, минареты Ванарессы.

Варя перегнулась через парапет и увидела внизу, на вытоптанной земле, бугенвиллею с алыми, будто окровавленными цветами. Рядом стояла пальма: ее листья, высвеченные угасающим солнцем, казались черными перьями гигантской птицы.

И тут же воздух затрещал от взмахов крыл, заклекотал на разные голоса.

Варя, только чудом не свалившись вниз, выпрямилась, загородилась руками, с ужасом глядя на стаю коршунов, которые словно бы возникли из золотистой мглы, опускавшейся на землю. Свистя крылами, птицы низко пронеслись над Варей, и ей почудилось, будто маленькие блестящие глазки заглядывают ей в лицо разочарованно, а может быть, смотрят с терпеливым ожиданием.

Было нечто человеческое в этих взглядах, настолько разумное, что на какой-то горячечный миг ей померещилось, что это киннары — небесные певцы, птицы с головами людей, налетели на нее, чтобы утешить своей песней в минуту последнего отчаяния, но она вспомнила, что коршуны не поют умиротворяющих песен, а лишь нетерпеливо клекочут, торопя Смерть.

Острое как стрела, серо-коричневое с белой полосою перо, мягко кружась, опустилось к ее ногам, и, хотя это тоже была хорошая примета, Варя не подняла перо.

Таких «хороших примет» валялось кругом несчитано, и все они сулили то же, одно и то же: смерть.

Да, Варенька знала, что обречена… и все-таки еще качала недоверчиво головой, не в силах смириться с тем, что час ее настал.

А почему, собственно, она была так уверена, что с нею не может случиться ничего ужасного? Особенно после того, что привелось испытать… Не зря говорят:

«Не думай легкомысленно о зле: „Оно не придет ко мне!“ — ведь и большая чаша переполняется падением маленьких капель». Неужто чаша ее жизни уже переполнилась?

…Ощущение бесповоротности происходящего, щемящей безысходности овладело ею в ту минуту, когда полог шатра внезапно приподнялся и появилась женская фигура. Варя, старавшаяся держаться поближе к задней стенке шатра в ожидании криков павлина, воззрилась на нее с изумлением; ведь среди их сопровождения не было женщин. Может быть, к месту ночевки подошел другой караван и путники попросили приюта у их костров? А узнав, что здесь есть женщина, незнакомка хочет переночевать в ее шатре. Она помешает бегству, озабоченно подумала Варенька, но тут же надежда вспыхнула в сердце: возможно, душители отступятся, побоятся напасть, если появились новые люди?

Во всяком случае, ей ничего не оставалось, как со всей возможной приветливостью взглянуть на незнакомку, однако та, похоже, меньше всего хотела, чтобы кто-то увидел ее лицо. Резко закрывшись темно-синим грубым покрывалом, она шагнула к Варе и стремительным, змеиным движением приблизила к ее лицу раскрытую ладонь.

Девушка даже не успела отпрянуть — но успела увидеть на этой ладони странную зеленую коробочку, покрытую короткими отростками. «Колючее яблоко! — мелькнула изумленная мысль. — Да ведь это одно из оружий тхагов-душителей! Откуда оно?..» И в это мгновение «коробочка», прижатая к ее лицу, лопнула. Острый, пряный запах коснулся ноздрей. Варенька попыталась задержать дыхание, отпрянуть, однако ноги подкосились, голова резко закружилась… Девушка взмахнула руками, пытаясь за что-нибудь удержаться, и успела еще раз удивиться, когда кто-то подхватил ее на руки.

Потом тьма заволокла глаза, однако тело помнило долгую, мучительную тряску, отдававшуюся во всех суставах, и, кажется, у Вари бывали мгновения просветления, когда она осознавала, что ее куда-то везут на лошади: то бесцеремонно перекинув через круп, то помогая держаться в седле.

Чудилось, путешествие длилось бесконечно, но вот сознание прояснилось вновь, и Варенька ощутила себя Лежащей на земле. Неясные, смутные человеческие голоса шумели вокруг, то возвышаясь почти до оглушительной громкости, то замирая вдали.

Голоса, конечно, были человеческие, однако, когда Вареньке удалось слегка, самую чуточку приоткрыть веки, она почему-то увидела перед собою собаку — большую, рыжую, как огонь, собаку с настороженными коричневыми глазами, которые пристально вглядывались в лицо девушки. Когда взгляды человека и животного встретились, собака радостно взвизгнула и разинула пасть, как бы приготовившись громко залаять, однако Варенька внезапно ощутила, что ее лицо накрыла какая-то тень.

Потом она увидела тонкую смуглую женскую руку, которая вцепилась в загривок собаке и оттащила ее прочь, а высокий резкий голос, напоминавший птичий клич, произнес:

— Моя сестра покинула нас… О Атар, прими ее душу, а птицы твои пусть возьмут ее тело.

«Но я жива!» — хотела крикнуть Варенька, ужасно испугавшись, что ее сочтут мертвой и зароют в землю заживо. Речь не повиновалась ей, она не могла владеть телом, даже веки приподнять была уже не в силах, однако способность чувствовать постепенно возвращалась к ней, и она ощутила, как ее взяли за плечи и ноги (прикосновение показалось каким-то нечеловеческим, словно бы до нее дотрагивались не голыми руками, а сквозь грубую, толстую ткань) и опустили в высокий и длинный железный ящик. Ящик заколыхался — Варенька поняла, что ее несут. Женский голос завел какие-то неразборчивые причитания. Вторивший мужской голос то и дело повторял слова: Ашем-Вот, Ято-Ахуварье, Атар, Заратуштра…