Кафедра - Андрей Житков

— Нашими сотрудниками была тщательно проверена заводская технология и режим на предприятиях, изготавливающих оптику для боевых головок ракет. Там утечки быть не могло. У вас все-таки институт, режим послабее, разгильдяйства побольше…

— Мы режим строго соблюдаем. Никаких нарушений не отмечено, — вступился за честь университета начальник экспериментальной базы.

— Помолчите, пожалуйста, — оборвал его “эфэсбэшник”. — Я дам вам слово. Сейчас установить источник утечку не представляется возможным, поскольку со времени последних испытаний систем наведения прошло больше двух лет. Естественно, без участия людей с базы произойти она не могла. Поработав в отделе кадров базы, мы выявили несколько случайных личностей, проработавших в цеху всего по нескольку месяцев, именно тогда, когда и проводились эти испытания. Сейчас, — “эфэсбэшник” полез в папку, где у него лежали личные дела с фотографиями.

Александр Антонович побледнел. Он почувствовал, как сердце в груди судорожно затрепетало, словно пойманная в силки птица. Посмотрел на начальника цеха, осторожно наступил ему на ногу под столом. Начальник цеха убрал ногу и, в свою очередь, наступил на ботинок Александра Антоновича.

— Вот, пожалуйста, Лина Евгеньевна Загряжная. Сроки поступления и ухода с работы полностью совпадают со сроками испытаний. Да и ушла-то она… Бросила трудовую, пропала. Вы интересовались судьбой своей сотрудницы? — спросил “эфэсбэшник” начальника цеха. Он показал фотографию на личном деле Лины. — Узнаете хоть?

— Конечно, узнаю, — начальник цеха покраснел. — Она сказала, мама у нее в Ставрополе заболела. Уехала и не вернулась. Может, там осталась?

— Хорошо, мы проверим эту информацию. Сроки прохождения документов через режимный отдел — три месяца. Загряжная была устроена во второй цех, на секретное производство, в течение месяца? Почему был нарушен режим?

— Так это… — развел руками начальник базы. — За нее начальник цеха просил. Мы по-быстренькому.

— А вы говорите — нарушений не было! Полнейшее разгильдяйство! Почему вы просили за Загряжную? — строго спросил начальника цеха “эфэсбэшник”.

Александр Антонович смотрел на друга, чувствуя, что сердце сейчас вырвется из груди.

— Вообще-то она моя подружка, — еще больше краснея, произнес начальник цеха.

“Эфэсбэшники” заулыбались. Калерий Самсонович посмотрел на часы — ему нужно было ехать в министерство.

— Я могу вас покинуть? — спросил он робко.

— Можете, — свысока глянул на него “эфэсбэшник”. — Вы с вами потом отдельно поговорим.

Через два часа, выжатые, как лимоны, они вышли из кабинета ректора. Александр Антонович крепко пожал руку начальница цеха.

— Спасибо, Володя, на все сто выручил. Думал — все, кранты! Я теперь твой должник.

— Ладно, подставился за тебя, — улыбнулся начальник цеха. — Надеюсь, не забудешь?

Через два дня Александр Антонович сел в ректорское кресло, а Ольга Геннадьевна Игонина по прозванию Крошка Цахес заняла пост проректора по международным связям.

Господин заместитель

Митя смотрел, как рабочий на стремянке снимает табличку с дверей кафедры. “Заведующая кафедрой русского языка для иностранных учащихся, доктор филологических наук, профессор Игонина Ольга Геннадьевна”. Стеклянная пластинка была небрежно брошена на пол и раскололась. Вместо нее рабочий стал прикручивать новую: “Заведующая… кандидат… доцент… Каргапольцева Нина Тихоновна”.

— Свинья какая! — сказал Митя громко.

Рабочий обернулся, посмотрел на него возмущенно.

— Это я не вам, — сказал Митя. — Это я проректору, — он решил, что должен немедленно пойти к Игониной и все выяснить. Что он ей, “шестерка”, так нагло кидать? Все-таки кандидат наук!

Митя заглянул в приемную. Секретарша бойка стучала по клавишам компьютера.

— Мне бы к Ольге Геннадьевне, — сказал Митя.

— А вы записывались на прием? — поинтересовалась секретарше, заглядывая в папку.

— Не записывался! — с вызовом сказал Митя. — Вы ей передайте, что здесь Дмитрий Алексеевич Залесов.

— Хорошо, — кивнула девушка и, виляя бедрами, отправилась в кабинет начальницы.

“Сучка!”— почему-то назвал ее про себя Митя.

— Ольга Геннадьевна вас примет через пять минут, — доложила секретарша и опять принялась барабанить по клавишам.

Митя сел на стул, стал осматривать приемную, отделанную дубовыми панелями. “Неплохо у нас проректора живут”, — думал он.

Дверь отворилась, и из игонинского кабинета вышел мистер Чанг.

— О, Чанг, привет, — улыбнулся корейцу Митя, пожал руку. — Как дела.

— Хорошо, — деловито сообщил кореец. — Я делать предложение телевизор “Самсон”. Хороший предложение.

Митя не сразу сообразил, что речь идет о “Самсунге”. Потом вспомнил, как Чанг говорил ему однажды, что является представителем фирмы.

— А, у меня дома есть ваш телевизор, — показал он на себя пальцем.

— Очень хорошо, — кивнул кореец. — Делать много раз виза.

— Многоразовую визу, — поправил его Митя.

— Да, — заулыбался кореец.

— Молодые люди, вы мне мешаете! — раздраженно сказала со своего места секретарша.

— Все, встретимся на занятиях! — улыбнулся на прощание Митя Чангу и вошел в кабинет Игониной.

Крошка Цахес жестом предложила ему сесть.

— Что вы хотели, Дмитрий?

— Я хотел бы напомнить наш разговор при дележе гранта, — Митя решил, что будет разговаривать довольно жестко. В конце концов, она теперь не его начальница! — Вы после защиты обещали мне кафедру, а вместо меня назначили эту старую перечницу Каргапольцеву!

— Погодите, не кипятитесь, Залесов. Я прекрасно помню наш разговор и обещание вас поддерживать. Чаю или кофе?

Митя отрицательно мотнул головой — сейчас начнет вертеться, как уж на сковородки, придумывать всякие отговорки!

— Вы же сами только что сказали — старая перечница. Каргапольцевой через два года на пенсию. Вы поймите, она доцент с большим стажем, а вы еще только недавно ученое звание получили. Представляете, как на вас ополчились бы наши старушки? Знаете поговорку: “С поспешностью только блох давят.”Подождите немного, потерпите, Игонина пролистала какие-то бумаги. — Кстати, Залесов, а не хотите ли вы вместо кафедры взять замдеканство на радиофаке? К нашей науке это не имеет никакого отношения, зато вы будете при должности. Факультет, кстати, один из самых престижных. У вас появится масса возможностей не только руководить, но и зарабатывать. Вы меня понимаете, Дмитрий?

Митя неопределенно пожал плечами.

— А что там, бумажки перебирать?

— Не только бумажки. Уверяю вас — интересная работа. Я сама когда-то замдеканствовала. Придется, конечно, иногда попыхтеть, но зато красивые студентки будут за вами хвостом ходить, — Игонина улыбнулась. — И в зарплате прибавите где-то тысячу. Впрочем, это не самое главное. Ну что?

— М-да, деканат это не кафедре. Я должен подумать, — сказал Митя.

— Деканат лучше кафедры, я вас уверяю. Больше возможностей. Вот вам телефон декана радиофака Бахметьева Константина Генриховича. Зайдите к нему на второй этаж, осмотритесь. Я ему сейчас сама позвоню.

Митя взял листочек с телефоном, повертел в руках, сунул его в карман. Ну вот, отгреб работу за какую-то поганую тысячу! Тут корейцев отучил, с бельгийкой позанимался, с чехами стилистику провел и гуляй вторую половину дня, как тебе хочется. А заму надо положенные восемь часов в кабинете сидеть, штаны протирать!

Он все-таки спустился на второй этаж, зашел в деканат. Навстречу ему поднялся кудрявый мужик с добродушным лицом.

— Я к вам от Ольги Геннадьевны Игониной… — начал Митя.

— А, Дмитрий Алексеевич, знаю-знаю, наслышан, — заулыбался декан. Ну что, поработаем у нас? — видя некоторую растерянность на Митином лице, он по-дружески обнял его за плечи. — Уверяю вас, ничего страшного в этом нет. За месяц в работу въедете, будете как рыба в воде. А я вам плюс к зарплате буду ежемесячно премии выписывать с коммерческих денег. Добавка в три тысячи, думаю, вам пригодится?

Одна плюс три — это уже что-то. Да и при власти!

— Лады! — сказал Митя, пожимая широкую руку декана.

Поначалу ему казалось, что он потонет в бумагах. Их было столько, что порой кружилась голова. Расписание, приказы, распоряжения, ведомости, академические справки, выписки из дипломов… С Митиной безалаберностью все у него куда-то терялось, пропадало, исчезало; иной раз нужную бумажку приходилось искать полдня, а потом она обнаруживалась на столе под самым носом. Обязанностей у Мити было много: он должен был составлять расписание на семестр — да еще всех осчастливь, всем угоди, поставь пары подряд в два дня, чтоб в остальные дни не приезжать в университет; расписание экзаменов, поиск аудиторий для занятий — с аудиториями была вообще беда — с каждым годом арендаторов в университете становилось больше, они отвоевывали все новые и новые площади и помещения, заниматься становилось негде и постепенно факультеты переводили учиться в две смены, совсем как школьников; приказы об отчислении о зачислении, переводах и прочее-прочее-прочее; экзаменационные листы, для министерства листы отчетности по успеваемости за семестр. Иногда он не успевал, и приходилось брать работу домой. Никогда он еще так не работал! Митя давно бы уже хлопнул дверью, если бы не одно “но”. На него густым потоком посыпались деньги. И деканские премии были только малой частью его доходов. То нерадивые студенты совали ему купюры, чтобы продлить не сданную вовремя сессию, то родители слезно просили за взятку восстановить ребенка на бесплатное обучение, то к нему лезли с “хвостовками” поставить роспись за экзамен, то умоляли не отчислять еще хотя бы недельку. Скоро Митя привык к своей новой работе, и ему даже стало нравиться, что люди от него зависят и все время о чем-то просят, лебезят, льстят, лукавят. Он, как заместитель декана, вошел в большой университетский Совет, проректора стали здороваться с ним за руку, обычно неприступные проректорские секретарши улыбались, и все называли его теперь по имени-отчеству.