Хижина - Уильям Янг

— Я понимаю, Мак. Мы завершаем с тобой круг. То, что вчера ты простил своего отца, сегодня помогло тебе узнать как Отца и меня. Тебе нет нужды объясняться.

Почему-то Мак догадался, что они приближаются к концу долгого пути и Папа старается помочь ему сделать последние шаги.

— Не существует способа обрести свободу, не заплати в за это, как ты сам знаешь. — Папа опустил глаза, шрамы отчетливо виднелись на его запястьях. — Я знал, что мое Творение взбунтуется, захочет независимости и смерти, и я знал, что мне будет дорого стоить открытие пути к воссоединению. Ваша независимость воплотилась, как вам показалось, в мир хаоса, непредсказуемый и пугающий. Мог ли я предотвратить то, что случилось с Мисси? Да, мог.

Мак поднял глаза на Папу, он взглядом задавал вопрос, который не было нужды высказывать вслух. Папа продолжил:

— Во-первых, если бы Творения не было вообще, все эти вопросы отпали бы сами собой. Во-вторых, я мог бы избрать для себя активное вмешательство в случае с Мисси. Первое даже не подлежит рассмотрению, а последнее не может служить предметом выбора, учитывая те цели, которые ты сейчас не в силах постичь. Поэтому все, что я могу тебе сейчас предложить в ответ — это свою любовь и доброту и наши с тобой взаимоотношения. Я не желал смерти Мисси, однако это не значит, что я не могу обратить ее смерть в добро.

Мак печально покачал головой.

— Ты прав. Я не слишком хорошо понимаю. Мне показалось, я увидел проблеск света, а затем вся моя тоска и опустошенность поднялись в душе и сказали мне, что все, что я вижу, не может быть правдой. Но я все равно верю тебе… — И добавил вдруг, словно натолкнувшись на новую мысль, удивительную и чудесную: — Да, Папа, я все равно тебе верю!

Папа в ответ просиял:

— Я знаю, сынок, знаю.

С этими словами он пошел дальше, а Мак последовал за ним, и на сердце у него стало легче и спокойнее. Вскоре начался сравнительно легкий подъем, и они убавили шаг. Время от времени Папа останавливался и постукивал палкой по валуну или крупному дереву у тропинки, помеченным тем же самым значком, небольшой красной дугой. Прежде чем Мак успевал задать вопрос, Папа поворачивался и шагал дальше.

Постепенно лес начал редеть, и Мак видел за деревьями обнажения блестящих сланцев там, где ледник снес участки леса в те далекие времена, когда еще не было протоптано этой тропы. Один раз они сделали короткий привал, и Мак выпил холодной воды, которую Папа нес во фляге.

После привала тропинка пошла круто вверх, и они еще больше замедлили шаг. Мак прикинул, что они идут уже часа два; наконец они вышли из лесной зоны. Он видел, как тропинка тянется по горе все выше, но сначала им следовало обогнуть большую скалу и пересечь засыпанный валунами участок.

Папа снова остановился.

— Мы почти на месте, сын, — сообщил он, протягивая Маку флягу.

— Правда? — спросил Мак, оглядывая печальное и пустынное поле камней, раскинувшееся перед ними.

— Да! — Это все, что ответил ему Папа. Он выбрал небольшой валун рядом с тропинкой и, прислонив к нему рюкзак и лопату, сел.

— Я собираюсь показать тебе нечто такое, что причинит сильную боль.

— И что же?

Мышцы живота у Мака сжались, он опустил кирку и, усевшись, положил подарок Сарайю на колени. Ароматы трав, усиленные утренним горным солнцем, наполнили его душу ощущением красоты и спокойствием.

— Чтобы помочь тебе перенести то, что увидишь, позволь снять с твоей души еще один камень.

Мак понял, о чем идет речь, и, отвернувшись от Папы, уставился в землю, словно пытаясь просверлить взглядом дыру в земле у себя под ногами.

Папа заговорил мягко и ободряюще:

— Сын, я не собираюсь тебя стыдить, унижать, обвинять или порицать. Ведь от этого не возникнет ни единого грана целостности или праведности, а именно ради них Иисуса на кресте унижали, обвиняли и порицали.

Он помолчал, дожидаясь, когда мысль дойдет и смоет с Мака смущение, и продолжил:

— Сегодня мы стоим на пути исцеления, завершая эту часть твоего путешествия, не только для тебя, но и для остальных. Сегодня мы кинем в озеро большой камень, и ты даже не представляешь, как далеко разойдутся круги. Ты ведь уже знаешь, чего я хочу, правда?

— Боюсь, что знаю, — пробормотал Мак, чувствуя, как эмоции заполняют его.

— Сынок, тебе надо сказать, назвать это вслух.

Теперь ничто не сдерживало Мака, и горячие слезы катились по его лицу, и, рыдая, он начал свое признание:

— Папа, я никогда не смогу простить сукина сына, который убил мою Мисси. Если бы сегодня он был здесь, не знаю, чтобы я с ним сделал. Я понимаю, что это неправильно, но я хочу, чтобы ему было больно, так же больно, как больно мне… если я не могу добиться справедливости, я все равно жажду мести.

Папа позволил потоку чувств выплеснуться из Мака.

— Мак, для тебя простить этого человека означает отпустить его ко мне и позволить мне спасти его.

— Спасти его? — И снова Мак ощутил пламя гнева и боли. — Я не хочу, чтобы ты его спасал! Я хочу, чтобы ты сделал ему больно, наказал его, отправил в ад… — Голос его сорвался.

Папа терпеливо ждал, когда волна эмоций вновь отступит.

— Я не в силах забыть того, что он сделал! Да разве такое возможно? — взмолился Мак.

— Простить не значит забыть, Мак. Это значит перестать душить другого человека.

— Но мне казалось, ты забыл наши грехи?

— Мак, я Бог. Я ничего не забываю. Я знаю все. Поэтому забыть для меня означает сознательно себя ограничить. Сын мой, — голос Папы сделался совершенно спокойным, и Мак взглянул прямо в его глубокие карие глаза, — благодаря Иисусу больше нет закона, требующего, чтобы я держал в голове все ваши грехи. Они исчезают, когда речь заходит о тебе и обо мне, они никак не влияют на наши с тобой взаимоотношения.

— Но ведь тот человек…

— Он тоже мой сын. Я хочу его спасти.

— И что потом? Я прощаю его и все у нас прекрасно? И мы становимся приятелями? — Мак говорил негромко, но с сарказмом.

— У тебя нет никаких взаимоотношений с этим человеком, во всяком случае, пока что. Прощение не означает начало взаимоотношений. Через Иисуса я простил всем людям все их прегрешения против меня, но лишь немногие выбрали взаимоотношения со мной. Макензи, разве ты не понимаешь, что прощение — это невероятная сила, сила, которую ты разделяет ь с нами, сила, которую Иисус даровал всем, в ком он живет, чтобы стало возможным воссоединение? Когда Иисус простил тех, кто прибивал его к креслу, они перестали быть в долгу перед ним и передо мной. В своих взаимоотношениях с теми людьми я никогда не вспомню, что они сделали, не стану стыдить их, не стану обвинять.

— Сомневаюсь, что смогу это сделать, — тихо ответил Мак.

— Но я хочу, чтобы у тебя получилось. Прощение нужно прежде всего тебе, прощающему, — сказал Папа, — оно освобождает от того, что пожирает тебя живьем, что убивает в тебе радость и способность любить в полной мере и открыто. Думаешь, этот человек представляет, через какую боль и страдания ты прошел? Нет, он же упивается ими, как ничем другим. Разве тебе не хочется прекратить это? А чтобы это сделать, тебе придется освободить его от груза, который он несет, сознавая это или не сознавая. Когда ты решаешь простить другого, ты правильно любишь его.

— Я его не люблю.

— Сегодня не любишь. Но люблю я, Мак, и не того, каким он стал, но сломленного ребенка, которого изуродовала собственная боль. Я хочу помочь тебе обрести ту природу, которая черпает силу в любви и прощении, а не в ненависти.

— Но означает ли это, — Мак снова рассердился оттого, что разговор принял такое направление, — что если я прощу, то позволю ему встретиться с Кейт или моей будущей внучкой?

— Макензи, — Папа был тверд и уверен, — я уже сказал тебе, что прощение не порождает взаимоотношений. До тех пор, пока человек не скажет правду о том, что сделал, не изменит свой образ мышления и поведение, взаимоотношения, выстроенные на доверии, невозможны. Когда ты прощаешь кого-то, ты безоговорочно освобождаешь его от суда, но если не произойдут настоящие изменения, никакие доверительные взаимоотношения не установятся.

— Значит, прощение не требует от меня притворяться, будто всего этого никогда не происходило?

— Разве ты смог бы? Ты простил вчера своего отца. Разве ты забудешь когда-нибудь о том, что он с тобой сделал?

— Сомневаюсь.

— Но теперь ты можешь любить его, несмотря на это. То, какой изменился, позволяет тебе любить его. Прощение нисколько не требует, чтобы ты верил человеку, которого прощаешь. Но если он признается и покается, то в твоей собственной душе свершится чудо, которое позволит тебе протянуть руку и начать строить между вами мост исцеления. И иногда — хотя сейчас подобное может показаться невероятным — эта дорога может привести тебя к чуду полностью восстановленного доверия.