Кукловод - Сергей Шхиян

— Эй, добрый человек, — окликнул его я, — это ты меня спрашиваешь?

Мужик не обернулся и начал поправлять лошадиную сбрую. Я решил, что он глухой, спустился с крыльца и тронул за плечо. Только тогда он посмотрел на меня.

Кого, кого, но только не своего давнего приятеля, беглого солдата Ивана, человека из-за которого и начались мои путешествия в прошлое, я ожидал здесь увидеть.

— Иван! — только и смог сказать я и сгреб его в объятия. — Ах ты, чертяка! Какими судьбами!

Иван усмехнулся и неловко прижал меня к груди. Мы какое-то время так и стояли, обнявшись, как обретенные братья.

— Ну, будет, будет, — сказал он, освобождаясь. — Чего это бы, Алексей Григорьевич, перед людями стыдно.

Я проследил его взгляд и увидел, что нас неодобрительно рассматривает с крыльца кудрявый лакей, а к окнам прилипла, удивленная дворня. Чистые господа редко так крепко обнимались с мужиками.

— Черт с ними со всеми, — ответил я, рассматривая приятеля. — А ты совсем не изменился!

Со времени нашей последней встречи по местному времени прошло тринадцать лет, а солдат остался точно таким же каким был, когда мы расстались. Впрочем, ничего особенно удивительного в этом не было. Он принадлежал к редкой расе людей живущих раз в десять дольше нас обычных гомо сапиенсов, так что десять-двадцать лет для него был не большой срок жизни.

— Да и ты все такой же, — вернул он мне комплимент, — заматерел только, и глаза стали грустными. Досталось видать на орехи?

— Всякое бывало. Лучше расскажи, как ты сюда попал?

— Потом расскажу, — ответил он, косясь через мое плечо, на любознательных дворовых.

— Пойдем ко мне, — пригласил я Ивана, — там и поговорим.

Поручив кучерявому Гермесу устроить в конюшню лошадей, я повел приятеля в дом. Местная дворня, по-моему, уже угорела от обилия в доме странных гостей и вяло отреагировала на то, что простого кучера ведут в барские покои. Мы с ним поднялись наверх и вошли ко мне в комнату.

Я совсем забыл, что там, когда я уходил, осталась свободная девушка Любаша, и без особой приятности обнаружил ее голой спящей посередине постели. Иван, вместо того, чтобы сделать вид, что ничего не замечает, заговорщицки мне подмигнул.

— Это… это моя здешняя знакомая, — торопливо, представил я спящую красотку, и закрыл ее одеялом. — Видно намаялась за день, вот и уснула.

— И много у тебя таких знакомых? — несмешливо спросил он.

— Не очень. Садись, рассказывай…

— Ой, — сказала Люба, — высовываясь из-под одеяла, — что же ты барин не предупредил, что приведешь гостя!

— Так получилось. Ты, кажется, куда-то торопилась? — с нажимом спросил я.

— Нет, я теперь вольная птица, что хочу то и делаю! — объявила девушка, видимо, как и большинство из нас не делая никакого различия между упорядоченной свободой и стихийной волей.

Говорить при ней мы не могли, потому сидели молча. Иван устроился на стул возле стола, я на диване, на котором спал французский капитан, и ждали, что дальше станет делать свободная женщина.

— Ах, чего-то я совсем разомлела, — сообщила Люба, сладко потягиваясь и соблазнительно улыбаясь. — А почему ты, барин, меня не знакомишь с кавалером?

— Как же тебя знакомить, когда ты спишь?

— Теперь-то, я проснулась! — возвестила она, высовывая голую руку из-под одеяла, отчего Иван смутился и быстро отвернулся.

Для человека прожившего пару сотен дет, он оказался на удивление застенчивым.

— Люба, кончай валять дурака, — рассердился я, — немедленно встань и оденься. Нам с человеком нужно поговорить без свидетелей.

— Как же я встану, когда вы тут…, — начала она.

— Мы отвернемся, — сказал я и подошел к окну.

Мы оба молча смотрели во двор, пока она одевалась.

— Все, можете поворачиваться, — разрешила девушка. — Мне сейчас некогда, я позже зайду!

— Кто это? — спросил Иван, когда мы остались одни.

— Портниха, я ей помог получить вольную, вот она и дурит от радости. Девчонка она хорошая, только взбалмошная. Ну, давай, рассказывай, как ты смог меня найти?

— Что же рассказывать? — задумчиво ответил Иван. — Ты сам меня сюда и послал…

— Ну, да, — догадался я, — действительно, как я сам не понял…

— А вот добрался я сюда с трудом, считай, на день опоздал, кругом на дорогах заторы… А она кто, княжна Марья?

— Я же тебе сказал, что Люба крепостная портниха, — удивленно повторил я, — ты что, меня не слушал?

— Ах, да, прости, я что-то задумался, — ответил он, отирая потный лоб.

— Понятно, женщин давно не видел. Ну, а теперь говори, зачем приехал.

— Тебе помогать. Ты, ну не ты конечно, а он, который тоже ты, велел тебе помочь с каким-то князем разобраться.

— Тогда ты приехал вовремя, я сегодняшней ночью как раз собираюсь пойти на него войной.

— Упаси тебя Боже, какая еще война! Ты сам мне сказал, что с князем просто так справиться невозможно, с ним по-другому нужно поступить. Я для этого специальную бомбу привез.

— Что ты привез? Бомбу? Это еще зачем?

— Взрывать его будем.

— А он, ну, в смысле, я, не того? Ничего проще не придумал? Что это еще за бомба!

— Погоди, я тебе сейчас все до слова передам, — сказал он, с видом, будто собрался отвечать урок. — Ты сначала хотел все на бумаге написать, да потом забоялся, что она в чужие руки попадет, и заставил на память вызубрить.

Иван сосредоточился, прикрыл глаза и отбарабанил:

— Нам нужно приехать в деревню Сосновку, отсчитать третью избу от околицы и сразу после полуночи бросить в печную трубу бомбу, — он открыл глаза и утвердительно кивнул. — Вот все в точности, ничего не забыл.

— Точно ничего? — засмеялся я. — А как на избу забраться знаешь?

— А как же, туда княжна Марья должна залететь, кроме нее никто не сможет. А что, она взаправду летать умеет?

— Умеет.

— Надо же! А я сперва, на эту портниху подумал, такая полетит… Любо — дорого…

— Ваня, не отвлекайся, у тебя жена есть.

— Будто у тебя нет! Алевтина Сергеевна, тебя, думаю, за таких гостей не похвалит!

— Кто? — громко воскликнул я. — Ты о ком это сейчас сказал?

Иван испуганно на меня посмотрел и на всякий случай отодвинулся подальше.

— А что я такого сказал? Сам знаешь, твоя Алевтинка людей насквозь видит.

— Погоди, так ты знаешь, где она и до сих пор молчишь?!

— А ты, что сам, что ли не знаешь? Вы же с ней…

— Что мы с ней! Я ведь живу совсем в другом времени!

— Ну, да, извини, я как-то запамятовал. Оно конечно, с тобой не очень разберешься, то ты там, то ты здесь…

— Рассказывай, как она, что с ней? — перебил я.

— А чего рассказывать-то? Обыкновенно, живете вроде дружно, а там кто вас знает, может, между собой и ссоритесь…

— Значит, Аля жива, здорова? — не слушая его вздора, взволнованно, перебил я.

— Да вроде пока Бог миловал. А ты, что и, правда, ничего не помнишь?

— Что я должен помнить? — рассеяно, как раньше он, думая не о собеседнике, а о неожиданном известии, спросил я. — А сын, сын тоже с ней?

— Антон Алексеевич?

— Да, что б тебя, конечно, Антон!

— А чего ему при материнской юбке сидеть, он теперь в кадетском корпусе, скоро, глядишь, офицером станет.

— То есть как это офицером? Он же еще совсем маленький!

— Почему маленький? Ему, если не ошибаюсь, уже лет тринадцать.

— Неужели?! Да, в общем, так и должно быть… Родился он в восьмисотом, сейчас двенадцатый…

— Ну, чего ты Григорьич так убиваешься? Натешишься еще со своей Алевтинкой. А портниху-то, как зовут? Ты, вроде, говорил, Любой?

— Любой…

— Ишь ты, — мечтательно сказал Иван, — Значит, Любовь! Имя-то, какое приятное!

— Ты, это, губы зря не распускай, тоже мне, романтик любви. Как, кстати, твоя Марфа Оковна?

— Чего ей сделается, жива, здорова. А вот, что я тебя хочу спросить, Алексей Григорьевич, как это вы вдвоем с одной Алевтиной будете жить? Не рассоритесь?

Глава 16

День клонился к вечеру. Мы сидели в моей комнате, и я пытался выжать из Ивана хоть что-нибудь толковое. Однако преуспеть в этом, было не суждено. На все вопросы он отвечал предельно кратко и однотипно.

— Расскажи, как ты жил все это время? — спрашиваю, скажем, я.

— Жил себе и жил, чего там рассказывать, ничего особенного, — отвечает он.

— Когда мы с тобой расстались, как тебе удалось спастись?

— Так, когда это было, я уже и запамятовал!

— А как ты нашел свою Марфу?

— Ты же сам рассказал, где мне ее искать, там и нашел.

— Да, разговорчивым ты не стал, это уж точно, — наконец, подытожил я наш бестолковый разговор.

— Так что попусту языком молоть? Слова — серебро, а молчание — золото. Это вы господа привыкли болтовней заниматься, а нам простым людям, нужно дело делать!

— Да, очень уж ты простой, как я погляжу, проще не бывает, — сказал я. — Тоже мне, почвенник нашелся. Кто тебе мешает выучиться, на службу пойти, стать хоть графом, хоть князем? Посмотри, сейчас многие мальчишки, уже в двадцать пять лет стали генералами, а ты за двести едва грамоту уразумел.