За Москвою-рекой - Варткес Тевекелян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прием в партию двух передовых ткачих и одной прядильщицы не отнял много времени. Когда очередь дошла до Сергея, Морозова почему-то замялась. Прочитав его анкету, она обвела присутствующих взглядом и, понизив голос, сообщила, что а Полетова поступило анонимное заявление.
— Я прочту его!— Морозова достала из папки лист бумаги*— Вот оно:
«Помощник красильного мастера комсомолец Полетов С. Т. выдает давно известную текстильщикам немецкую барку из нержавеющей стали за свое изобретение и гем самым вводит в заблуждение общественные организации комбината. Заведующий центральной лабораторией Никитин и директор комбината Власов, зная об этом, по непонятным причинам скрывают факт обмана. Больше того, они покровительствуют Полетову и даже собираются выхлопотать ему авторское свидетельство и материальное вознаграждение. Считая такое поведение со стороны Полетова С. Т. недостойным советского гражданина и комсомольца, прошу партийный комитет проверить сообщаемые мною факты и призвать Полетова С. Т., а также его покровителей к ответу.
В подтверждение своих слов прилагаю при сем рисунок, чертежи и техническое описание барки, напечатанные в немецком журнале от мая тысяча девятьсот сорок шестого года за номером пять. Боясь преследования со стороны всесильного директора Власова, предпочитаю до поры до времени не оглашать свою фамилию».
И сейчас же, не давая никому опомниться, Морозова сказала:
— Есть предложение — отложить рассмотрение заявления товарища Полетова до проверки фактов.
В комнате было очень тихо.
Члены парткома молчали. Не верилось им, что Сергей, который вырос у них на глазах, способен на обман. Но всякое бывает... Вдруг ошибся парень? Ведь автор анонимки приводит факты...
— Значит, так и решили?—Морозова закрыла папку с делом Полетова.
— Нет, подожди,— подал голос из угла старый коммунист Харлампий Иванович Зазроев.— Сергей на обман не пойдет! Мы знаем его с детства, знали его отца, Трофима Назаровича,— на войне он погиб. Мать, Аграфена Ивановна, работает у нас ткачихой. Все они честные люди, и за ними никогда ничего плохого не значилось. Я предлагаю анонимку не разбирать. Ее, видно, написал какой-то завистник— честные люди не боятся ставить свою подпись... А какой работник Сергей, пусть расскажет Степанов, рекомендующий его в партию.
— Очень даже могу!—начал было Осип Ильич.
Но Морозова перебила его:
— Товарищ Степанов, не нарушайте порядок, сперва попросите слова!
— Извини, товарищ Морозова, но ведь мы не в английском парламенте заседаем, а у себя в парткоме! И я вот что скажу, Сергей — мой выученик. В войну он пришел к нам заместо отца работать. Все знают, что у него светлая голова и золотые руки,— недаром его смена считается лучшей, а имя парня не сходит с Доски почета. Мы у себя в цехе приняли его в кандидаты единогласно, Я тоже предлагаю оставить анонимку без внимания.— Осип Ильич не удержался и ворчливо сказал под конец:— Не пойму — что за порядки завелись у нас? Какие-то мерзавцы пишут кляузы, а мы их разбираем! Если ты с чем не согласен, выступай открыто, скажи свое мнение. Зачем скрываться?
— Так «нельзя, товарищи! Без проверки фактов, указанных в заявлении, пусть даже анонимном, бюро райкома все равно не примет Полетова, и на с могут обвинить в притуплении бдительности.— Морозова, видно, была сильно встревожена.
С места поднялся Власов.
— В таком случае разрешите мне дать справку,— попросил он.
— Ну, пожалуйста,— нехотя согласилась Морозова.
— О заимствовании у 'немцев идеи закрытой барки первый намекнул на техническом совещании Баранов. По этой причине я вынужден был запросить из отдела технической информации более подробные сведения. Ознакомившись с чертежами и русским переводом статьи, на которую ссылается автор анонимки, я пришел к заключению, что предложение Сергея Полетова совершенно оригинальное. Его схема не имеет ничего общего с немецкой баркой, если не считать того, что обе они изготовлены из 1нержавеющей стали...
— В данном случае, к сожалению, ваше свидетельство вряд ли можно принять во внимание, товарищ директор, потому... — начала было Морозова, но ей не дали закончить — сразу заговорило несколько человек:
— Почему нельзя?
— С каких пор перестали верить Власову?
— Голосовать, голосовать!
Сергей .неподвижно сидел .на стуле, опустив голову. Он смутно понимал, что дело вовсе не в нем, не в его барке. Кто-то избрал его объектом, чтобы с самого начала опорочить идею реконструкции цеха. Обидно, что о нем забыли, даже не сочли нужным спросить... Что ж, в таком случае он сам (напомнит о себе.
— Товарищи! Даю честное комсомольское слово, что никакого немецкого журнала и чертежей барки я и в глаза не видел,— сказал он вставая.
Его слова прозвучали искренне и произвели на всех впечатление.
— Вот видишь! — воскликнул Зазроев.
Восемью голосами Сергея приняли в кандидаты партии. Одна Морозова воздержалась от голосования.
Учитывая (Настроение членов парткома, она тут же, на ходу, изменила тактику — письмо начальника главка не поставила на обсуждение, а только зачитала «для сведения»...
В своем письме на имя парткома Толстяков писал:
«Считаю необходимым довести до сведения партийной организации, что директор комбината товарищ Власов грубо (нарушает государственную дисциплину. С целью создания резервов на будущий год он, вопреки указанию Главного управления шерстяной промышленности Министерства текстильной промышленности СССР, задерживает в переходах двести тысяч метров суровья и тем самым ставит под угрозу выполнение годового плана всей системой.
Одновременно сообщаю вам, что поведение тов. Власова в отношении беспартийных специалистов комбината становится нетерпимым...»
— Знаем мы Толстякова, не первый год знакомы!— сказал мастер Степанов, как только Морозова закончила чтение письма.— Ему подавай все до последнего куска, а там пой лазаря. Хватит гонку организовывать да сидеть в простое!
— Может быть, разрешите мне дать (Некоторые пояснения?— спросил Власов.
— Не стоит!.. Сегодня обсуждать письмо по существу мы не будем,— возразила Морозова и поспешила объявить заседание парткома закрытым.
Через день Власова вызвали к заместителю министра Вениамину Александровичу.
Власов был у него только один раз, накануне своего назначения директором. Задав несколько ничего не значащих вопросов и не говоря ни слова о комбинате, на котором предстояло работать (новому директору, заместитель министра пожелал Власову успеха и отпустил его.
Войдя в кабинет, Власов по пестрым ковровым дорожкам подошел к массивному, размером чуть не с рояль, письменному столу.
— На вас жалуется начальник главка товарищ Толстяков,— сразу начал Вениамин Александрович, указывая рукой на кресло, обитое красной кожей.
— Разве он сам :не может справиться со мной?— улыбаясь, спросил Власов, желая придать предстоящему разговору характер непринужденной беседы.
— Вы ошибаетесь, обращение ко мне не является признаком слабости. Я в курсе всех дел шерстяной промышленности, и товарищ Толстяков ничего не скрывает от меня,— сухо проговорил заместитель министра.
И Власову пришлось тоном официального доклада рассказать о своих планах реконструкции красильно-отделочного цеха, о малой механизации трудоемких процессов, об упорядочении внутрифабричного транспорта и о сути конфликта.
— Все это хорошо, но порядок есть порядок!— сказал Вениамин Александрович.— Представьте ваш план в главк, пусть там рассмотрят и утвердят — вот тогда и можете проводить в жизнь ваши идеи. Так делают все.
Власов терпеливо выслушал эту тираду и сказал:
— Мы представили. Но, к сожалению, главк не торопится с утверждением плана, а время-то идет! Мне кажется, что руководители нашего главка не испытывают особой любви к технике. Василия Петровича интересует только план, до остального ему, видимо, нет дела. Он не хочет понять, что наша технология отстала и на одном энтузиазме и мускульной силе далеко не уедешь!
Эти непривычные для уха заместителя министра слова были неприятны ему. Молодой директор, приехавший недавно из провинции, рассуждает так, словно для него нет никаких авторитетов!
— Теперь я понимаю,— холодно проговорил он,— почему вы игнорируете руководство, не считаетесь с мнением специалистов и ведете себя нетактично с подчиненными.
От неожиданности Власов вздрогнул.
— Откуда вы взяли все это?—растерянно спросил он.
— Как откуда? Вот Баранов тоже жалуется на вас!— Вениамин Александрович раскрыл папку в коленкоровом переплете, достал оттуда бумажку с текстом, подчеркнутым во многих местах красным карандашом, и пробежал ее глазами.— Вы дошли до того, что даже главного инженера прогнали с комбината!