Пляска смерти - Лорел Гамильтон

— Нет, но с тобой мы никогда не были близки так, как близки любовники.

Сэмюэл махнул рукой, будто Жан-Клод не понял смысл его слов.

— Я не жажду твоих земель. Жаждешь ли ты моих?

— Нет, — улыбнулся Жан-Клод.

— Я не жажду твоей женщины. Жаждешь ли ты мою?

Жан-Клод качнул головой:

— Нет.

— У нас разные подвластные звери, так что даже это не может быть общим. Мы друг для друга не угроза, Жан-Клод, слишком различны наши силы. Давай же поможем друг другу и перестанем играть в эту игру. Пусть будут только честность и дружба.

Жан-Клод коротко кивнул:

— Согласен. — Тут он широко улыбнулся и добавил: — Ты первый.

Сэмюэл расхохотался — внезапно и достаточно открыто, чтобы показались клыки. Немножко напомнило смех Самсона — наверное, Сэмюэл, когда был человеком, еще больше был похож на своего сына.

Это навело меня на мысль: если я беременна, то на кого может быть похож ребенок? Будет чьей-то уменьшенной копией? Будет носиться по комнатам маленький Жан-Клод?

Мысль о ребенке ужасала, но мысль о маленьком и живом Жан-Клоде ужасной не была.

Я встряхнула головой — достаточно энергично, чтобы все обернулись ко мне.

— Что случилось, ma petite?

— Ничего, задумалась, простите. Наверное, никогда не слышала, чтобы мастера вампиров говорили о честности и дружбе. К этому надо привыкнуть.

Сэмюэл улыбнулся мне:

— Да, наверное, для Истребительницы это концепция весьма чуждая.

Я покачала головой:

— Нет, это не для Истребительницы, а для слуги Жан-Клода это звучит дико. Как Истребительница я всего лишь убиваю, но не вступаю в разговоры.

Он посмотрел на меня зеленовато-карими глазами, долгим, оценивающим взглядом, потом опять повернулся к Жан-Клоду:

— Я думаю, мы можем друг другу помочь, Жан-Клод. Начну я. — Он глубоко вздохнул. — Когда Самсон сказал, что Теа думает не как человек, он был вполне прав. Она — последняя из сирен, и это довлеет над ее разумом. Она видит в наших мальчиках обещание силы и решительно настроена его исполнить. — Сэмюэл замялся — даже при столетиями отработанном самообладании видно было, что ему неловко. — Теа происходит из того времени и того народа, когда близкое родство не служило препятствием к сексу и даже браку. Ее соплеменников почитали как богов и богинь. Ты знаком с греческими мифами?

— Всякий, имеющий классическое образование, с ними знаком, — ответил Жан-Клод.

— Отец, так история получится очень долгой.

Сэмюэл посмотрел на сына:

— Сейчас, когда пришло время быть честным, сознаюсь: не уверен, что не передумал говорить.

Самсон коснулся руки отца:

— Тогда позволь мне.

Сэмюэл мотнул головой:

— Нет. Я мастер и я отец — и я буду говорить сам. — Он посмотрел на Жан-Клода. — Теа пыталась пробудить в Самсоне силу сирены.

Мы с Жан-Клодом только заморгали. Ричард вообще ничего не понимал, потому что мы не рассказали ему, как сирены приходят в силу. Или рассказали? Уже не помню. Но ответила именно я:

— Ты хочешь сказать, что твоя жена пыталась соблазнить вашего сына?

Он кивнул.

— Самсон пришел ко мне, и я ей сказал совершенно недвусмысленно, что, если она попытается еще раз, я ее убью. Когда близнецы стали проявлять первые признаки силы, я повторил свои слова.

— Ты действительно ее убил бы? — спросил Жан-Клод.

Вежливая маска слетела, глаза Сэмюэла вспыхнули огнем, но он тут же опустил их и пригасил гнев.

— Я люблю жену, но своих сыновей я тоже люблю. Они — всего лишь дети и не могут себя от нее защитить.

— В защиту своей матери я должен сказать, — перебил Самсон, — что она, услышав в ответ «нет», отступила. Хотя могла бы этого не делать. Я — ее сын, но я еще не сирена, и если бы она воспользовалась своей силой, у меня бы не осталось выбора. Она остановилась, когда поняла, что я в ужасе. Почему меня это так взволновало, она не поняла, но приняла это.

Мы с Ричардом переглянулись, и впервые, думаю, у обоих появилась мысль: «Бог ты мой, бывает куда хуже!» Оказывается, существуют вампиры, куда более сексуально раскованные, чем Жан-Клод и Белль Морт. Ой, не надо.

— Боюсь, — заговорил Сэмюэл, — что умение Теа сдерживаться не совершенно. Близнецам уже семнадцать, достаточно взрослые для брака и много для чего. Боюсь, что у нее будет искушение с ними зайти дальше, а воля у них не так сильна, как у Самсона. Им легче замутить ум и вызывать вожделение.

— И тогда ты выполнишь свою угрозу? — спросил Жан-Клод. — Даже если секс сделает их сиренами?

Лицо и голос у него вновь стали совершенно непроницаемы.

— Они придут в силу, но не уверен, что их рассудок такое выдержит. Можешь ты себе представить обладателя силы Теа, и даже большей из-за добавки моей крови, и притом безумного, сломленного рассудком? Я не хочу быть вынужден изолировать или убивать собственное дитя, Жан-Клод, а именно такова может быть необходимость.

Он покачал головой, и тревога на его лице лежала шрамами, глубокая, как следы, оставленные долгим-долгим бременем.

— Это был бы ужасный выбор, — сказал Жан-Клод.

Сэмюэл собрался, и лицо его снова стало спокойным, даже приветливым и заурядно симпатичным.

— Но если мы сможем ввести их в силу, не привлекая сил Теа, то альтернатива не так страшна. Наоборот, эти альтернативы прекрасны и привлекательны, а я буду у тебя в долгу.

— А ты совершенно уверен, что секс с ma petite даст твоим сыновьям то, чего ты хочешь?

Я открыла рот возразить, что ни на какой секс ни с кем из них я не соглашалась, но Жан-Клод стиснул мою руку — дескать, не торопись.

— Может быть, и нет, но я надеюсь убедить Теа, что если даже Анита не сможет их сделать полными сиренами, то и никто не сможет, даже сама Теа. Если Анита попытается и потерпит поражение, то Теа смирится, что они вообще не сирены.

Жан-Клод посмотрел на меня:

— Ma petite и Ричард, если у вас есть вопросы, самое время их задать.

— Ты сказал «семнадцать»? — спросил Ричард.

Сэмюэл кивнул.

Ричард посмотрел на меня — очень красноречиво.

— Я уже отвергла их как слишком юных, Ричард, можешь на меня так не смотреть.

И я отобрала у него руку, поскольку такого взгляда не заслужила.

— Но Самсона ты трахнешь небось.

Я встала, отпустив их обоих, и уставилась на Ричарда в упор.

— Извинись передо мной, Ричард. Сейчас же извинись.

На его лице отразилось смущение, но и гнев тоже.

— Я не должен был этого говорить и приношу свои извинения. Но ждать от меня радости, что ты добавишь еще одного мужчину к списку любовников, тоже не надо. Извини, Анита, но меня это никак радовать не может.