Архив шевалье - Максим Теплый

Ничего я не хотела изменить. Я хотела ценою жизни своей, никому в общем-то не нужной, показать, что так нельзя, как они. Что это не может остаться безнаказанным. Вот такой был мой протест… нелепый и бездарный. Как там у классика: «Эти – даже умереть по-человечески не могут!» Это про меня, граждане судьи!

Но знаете, где лежит моя надежда? Я месяц назад в Болгарию ездила, к Ванге. Смешно, конечно, верить в эту чушь. Но ведь очень хочется. Так вот, Ванга сказала, что дни Беляева сочтены. Что умрет он смешно и странно. А сменит его человек с фамилией не то Елин, не то Ельцов. Но точно на букву «Е». При нем рухнет СССР, будет смута. Его сменит совсем пожилой человек. Побудет недолго. Уйдет сам.

Потом придет тот, кто возродит Россию. Ванга сказала, что его фамилия на «П». Вот его и буду дожидаться.

Мне сейчас тридцать девять лет. Получу лет пятнадцать. Время есть…»

Фрау Шевалье: второе исчезновение

Адрес, указанный Штерманом, оказался, как и предыдущее жилье Беркаса, в турецком районе Бонна.

«Везет мне на Адольфов! – думал Каленин, разглядывая номера домов вдоль Адольфштрассе. – Интересно, имя откладывает отпечаток на поведение человека? Вот Адольф, к примеру… Они все, эти Адольфы, немного не в себе, или это случайное совпадение?»

Каленин воспроизвел в памяти экстравагантный образ профессора Якобсена, его глянцевый череп с фиолетовым оттенком и влажные губы, от вида которых Каленина неизменно передергивало.

А потом это имя, хочешь не хочешь, всегда связывалось с еще одним известным Адольфом – тем, который носил псевдоним Гитлер. Поэтому, услышав вскоре после своего приезда в Бонн, что в городе есть улица Адольфа, Каленин тут же с напряженным интересом поинтересовался, в честь какого такого Адольфа названа улица. Ему пояснили, что в Бонне есть целый район, где улицы названы различными мужскими именами, среди которых есть и Адольф. Никто конкретный тут не имеется в виду.

Но Каленин невольно подумал тогда, что не хотел бы жить на улице имени Адольфа. Так уж устроено русское ухо: Адольф звучит дурно, хоть ты тресни. Недаром хитроумные австрийцы приложили колоссальные усилия, чтобы откреститься от родственных связей с Гитлером, объявив его вовсе не австрийцем, а немцем.

И им, как ни странно, это удалось! Теперь в Австрии все поголовно убеждены, что Гитлер был, конечно же, немцем. А вот Бетховен, напротив, был, по их мнению, чистокровным австрийцем, поскольку он только родился в Бонне, а жил много лет то в Вене, то в Зальцбурге, то в австрийском Бадене. Да и похоронен «великий глухой», как известно, в Вене на Wahringer[23]…

…Каленин уже час наблюдал за темными окнами квартиры, которая была указана в адресе. Перед этим он попросил прилежного мальчугана за пять марок нажать на звонок, который находился рядом с подъездной дверью, и, если по домофону из квартиры кто-то отзовется, спросить… ну, к примеру, господина Шульца. А потом – вежливо извиниться и бежать тратить честно заработанное.

Но на звонок никто не ответил. Поэтому Каленин поблагодарил мальчугана и принялся наблюдать за домом…

Конечно, он мог отыскать Беккера в другом месте: в университете, к примеру, или даже по его домашнему адресу. С момента исчезновения Констанции Шевалье они неоднократно сталкивались в университете, но всякий раз делали вид, что эта встреча неинтересна обоим.

Но когда по настоянию Куприна было принято решение продолжить охоту за архивом, Каленин посчитал, что лучше разговаривать с Беккером на квартире, которую тот снял на чужое имя. Пусть почувствует, что Каленин всемогущ и знает про него все!

…Уже ближе к десяти вечера, когда Беркас почти потерял надежду, он наконец увидел Беккера. Тот быстрым шагом шел к пешеходному переходу, который находился наискосок, метрах в пятидесяти от дома.

«Вот ведь немчура дисциплинированная, – беззлобно подумал Каленин, который в действительности глубоко уважал эту особенность большинства немцев. – В неположенном месте дорогу не перейдет! Но это нам как раз на руку!»

Каленин, под неодобрительные взгляды водителей и пешеходов, рванул напрямую, через проезжую часть, и оказался рядом с подъездом раньше Беккера. Он повернулся спиной к его предполагаемому маршруту и стал напряженно вслушиваться в приближающиеся быстрые шаги.

Беккер мельком взглянул на сутулую спину мужчины, стоящего немного в стороне от подъезда, и, разумеется, не узнал в этой сгорбленной спине черты своего советского знакомого.

Как только Каленин услышал писк электронного замка и противный скрип открываемой Беккером подъездной двери, он распрямил плечи и одним прыжком оказался за его спиной. Беккер попытался обернуться, но Каленин с силой толкнул его в глубь подъезда, моля Бога, чтобы им навстречу не попался никто из жильцов.

– Прошу тебя, Ганс, прояви мудрость: не кричи и не сопротивляйся, – тихо произнес Каленин в затылок Беккеру. А когда тот все же обозначил еще одну попытку обернуться, обхватил его крепко за шею и подсунул под нос маленький черный баллончик.

– Здесь сильный нервно-паралитический газ. Одного нажатия и попадания брызг на кожу достаточно, чтобы отправить тебя на долгое лечение. Мне нужно пять минут твоего внимания. Это в твоих интересах! Пошли!

…Они сидели на маленькой кухне и пили кофе. Беккер был подавлен.

– Откуда у тебя эти бумаги? Ты что, из КГБ? – тяжело дыша, спросил он.

– Считай так, если тебе угодно. Только это не имеет никакого значения. Для тебя во всяком случае. – И, упреждая следующий вопрос, многозначительно добавил: – Тебе, надеюсь, не надо объяснять, что информацию об этой квартире и о том, что докторша жива, я мог получить только из надежных источников? Мне нужна встреча с ней.

– Она приходит сюда когда захочет. У нас нет никаких договоренностей о том, когда она придет. Ее не было уже два дня.

– Скажи, почему она скрывается? И зачем ей нужен ты?

Беккер пожал плечами.

– Я мало что знаю. Она сказала, что ей нужен помощник. Что одна она не справится. Кажется, она хочет продать архив… выгодно продать. Обещала и мне хорошо заплатить.

– А про человека по имени Мессер, Бруно Мессер, ты что-нибудь слышал?

– Еще бы! – Беккер понизил голос и испуганно огляделся. – Думаю, от него она и прячется! Дело в том, что этот Мессер уже один раз покупал архив, – Беккер перешел на шепот, – у покойного доктора. А тот его обманул.

– Зачем? – искренне удивился Каленин.

– Думаю, из мести. Он продал Мессеру только часть портретов, в основном тех, кто уже умер. Да еще и поиздевался над ним. Все рисунки оказались новейшими копиями с оригиналов, причем доктор в карандашной штриховке зашифровал всякие крепкие выражения в адрес Мессера. Через пару дней после сделки он прислал Мессеру «ключ», позволяющий прочитать эти надписи. Накладываешь на рисунок трафарет с беспорядочно вырезанными маленькими отверстиями и читаешь: на одном – «Бруно – ублюдок!», на другом – «Бруно – убийца», на третьем – «Скоро тебе конец».

– И что же Бруно? Смирился?

– Как бы не так! Я думаю, это он, – Беккер буквально шевелил губами, – доктора убил. Не сам, конечно… А может, и сам… Страшный человек.

– Хорошо. А кто же новый покупатель?

Беккер неожиданно замолчал и прислушался.

– Показалось, – тихо сказал он. – Какие у меня гарантии? Ну, ты понял!

– Конечно, понял! – веско ответил Каленин. – Гарантии – здравый смысл. Ну посуди сам. Зачем мне тебя добивать, если архив будет у меня? Спецслужбы наши о тебе все знают. Раз раньше тебя немцам не сдали, значит, и теперь не сдадут. Это лишено всякого смысла. Но! Только в том случае, если ты с этой минуты становишься моим союзником.

– Хорошо! Но тебе придется буквально дежурить здесь. Я не знаю, где она живет в Бонне. Она только сказала, что приехала на неделю. Сегодня пятый день. Она может явиться в любой момент. Хоть утром. У нее свои ключи…

В этот момент Каленин… нет, не услышал, а скорее почувствовал, что кто-то вставляет ключ в замочную скважину. Уловил это и Беккер, который смертельно побледнел и умоляюще стал показывать куда-то в глубь квартиры.

– Там… там… гардеробная, – прошептал он. – Туда…

Прыжок Каленина по указанному маршруту совпал со щелчком дверного замка, который он уловил в момент, когда прикрыл за собой дверь темной гардеробной, оставляя щель, чтобы слышать разговор визитера с Беккером.

– Не ждали? – услышал он знакомый басовитый голос. – А я специально решила навестить вас сегодня, так как послезавтра буду уже далеко.

Каленин через приоткрытую дверь видел только совсем небольшую часть комнаты, где происходил разговор. Причем в сектор обзора попал как раз Беккер, а не фрау Шевалье…

– Вы, часом, не больны, Ганс? – продолжила она. – Вид у вас такой, будто вы живую жабу проглотили. – Гостья хрипло хихикнула, порадовавшись собственной шутке про жабу.