Ибн Баттута - Игорь Тимофеев

По дороге в медресе Ибн Баттута и шейх Шихаб ад-дин предались воспоминаниям о прекрасном городе Хама, где благочестивый шейх провел свое детство и юношеские годы. Вроде бы совсем недавно был Ибн Баттута в Сирии, а каждое упоминание о ней отзывается в сердце саднящей болью, укором совести, когда встает перед глазами закутанная в черное покрывало тоненькая фигурка той, которую он оставил, отправляясь в хадж, и больше не увидит никогда.

У самого входа в медресе шейха Шихаб ад-дина поджидал посетитель. Высокий, ладно скроенный молодой турок в рваном пропыленном кафтане и войлочной шапочке — калансуве. Опустившись на одно колено, он приложился губами к краю джуббы Шихаб ад-дина и сказал ему по-турецки несколько слов.

— Понял ли ты, сын мой, что говорит этот человек? — спросил шейх Ибн Баттуту.

— Я не знаю вашего языка, — ответил Ибн Баттута.

— Он говорит, что приглашает тебя в гости вместе с твоими приятелями.

Ибн Баттута ничего не ответил. Когда юноша, почтительно раскланявшись, ушел, Ибн Баттута сказал:

— Я думаю, что этому бедняку будет не под силу принять нас всех, и мы не хотели бы быть ему в тягость.

В ответ на эти слова шейх расхохотался и, видя недоумение Ибн Баттуты, сказал:

— Этот человек — шейх братства ахиев. Под его началом около двухсот ремесленных людей, которые безоговорочно слушаются его во всем. У них есть своя обитель, предназначенная для приема гостей, ибо ахии отличаются исключительным гостеприимством.

С такого вот курьеза началось знакомство Ибн Баттуты с цеховыми организациями ремесленников — ахиев. Эти цеховые братства, которые в своей основе были религиозными сообществами, в сложных условиях XIV века играли важную политическую роль. Под религиозной оболочкой скрывалась оппозиция политике феодалов. Организованные в компактные группы и чаще всего вооруженные, ахии представляли собой внушительную силу, с которой не могли не считаться городские власти, наместники и крупные феодалы, тем более что ахии считали справедливым убийство тиранов и, по-видимому, нередко прибегали к этой мере. В своей повседневной практике они придерживались принципа взаимовыручки, соблюдали строгую обрядность при посвящении в члены братства, устраивали совместные трапезы на деньги, заработанные их участниками. Во главе каждого братства стоял вожак, или шейх, избиравшийся своими товарищами и пользующийся непререкаемым авторитетом. Его называли «ахи».

Ибн Баттута писал о братствах ахиев:

«Их можно встретить во всех туркменских землях Руна, в каждой области, в любом городе и деревне. Никто в мире не сравнится с ними радушием к чужеземцам, хлебосольством, услужливостью, непримиримостью к тиранам… Они убивают соглядатаев и им подобных злокозненных людей… Ахи у них — это человек, собирающий людей своей или других профессий — как правило, неженатых. Они делают его своим предводителем…. Ахи строит обитель, обставляет ее мебелью, светильниками и всем необходимым. Его товарищи днем трудятся, чтобы заработать себе на жизнь, а к вечеру приносят ему выручку я на нее покупают фрукты, еду и все, что необходимо ДЛЯ содержания обители. Если в этот день появляется странник, они поселяют его у себя и оказывают ему самый радушный прием. Он остается у них до тех пор, пока снова не отправится в путь. Если же гостей нет, они собираются за совместной трапезой, едят, пьют, танцуют, а поутру уходят на работу. К вечеру они возвращаются к своему предводителю и приносят ему свой заработок. Их называют фетьянами, а предводителя их, как мы уже упоминали, зовут ахи. Нигде в мире мне не приходилось видеть людей, более славных своими деяниями. Разве что могут сравниться с ними в делах своих ширазцы и исфаханцы. И все же эти оказывают большую любовь и почтение к странникам, они более гостеприимны, щедры и более сострадательны к ним…»

За время своих почти двухгодичных странствий по Малой Азии Ибн Баттуте не раз довелось быть гостем ахиев. В своих воспоминаниях он подробно воспроизводит быт обителей и нравы братьев. Его описания — ценнейший источник информации о социальной жизни Малой Азии XIV века.

Обитель, которую Ибн Баттута посетил в Анталье, по всей видимости, принадлежала весьма зажиточному и влиятельному братству. Ибн Баттута сообщает, что полы обители были устланы великолепными коврами византийской выделки, внутренние помещения освещались яркими люстрами из иракского стекла. В зале, где ахии устраивали сходки и дружеские трапезы, на изящных треножниках покоились начищенные до блеска медные светильники — байсусы.

В собрании ахиев Ибн Баттуту встретили юноши в длинных кафтанах и плоских шапочках — калансувах из белой шерсти; за кушаком каждый из них носил огромный, в два локтя длиною, кинжал в серебряных ножнах.

Раскланявшись с Ибн Баттутой, парни стали усаживаться на ковер. При этом они снимали шерстяные калансувы, оставляя на головах маленькие блестящие кольчужки.

Дружеская трапеза, в которой на правах гостя участвовал Ибн Баттута, затянулась далеко за полночь.

«Когда все расселись, — пишет Ибн Баттута, — принесли много еды, фруктов, сладостей, стали петь и танцевать…»

С выездом из Антальи началась почти двухлетняя малоазиатская одиссея Ибн Баттуты. «Книга путешествий» не дает представления об истинном маршруте странствий Ибн Баттуты по Анатолии. Учитывая, что свои воспоминания наш путешественник продиктовал много лет спустя, понятно, отчего он временами допускает неточности, нарушает временную и географическую последовательность в описании городов и событий. Если точно следовать маршруту, предлагаемому Ибн Баттутой, получается, что он за один переход покрывал расстояние между городами, находящимися в разных частях страны, тогда как города, лежащие рядом друг с другом, встречаются у него в разных местах повествования.

Не будем придавать этому особого значения. Предоставим ученым заниматься выяснением подробностей маршрута Ибн Баттуты, а сами присоединимся к нему на пыльной дороге, ведущей из озерной крепости Гюль-Хисар в город Ладик, древнюю Лаодикею-на-Ликосе, развалины которой и сегодня можно увидеть в степи, в пяти километрах от турецкого города Денизли.

Дорога называется Кара-агач, что в переводе с турецкого означает «черное дерево». Вокруг зеленая степь, где пасут свои стада кочевники-туркмены. Нестерпимо печет июньское солнце. Тяготы дневных переходов усиливает запрет на питье и еду: начало июня 1333 года совпало с мусульманским месяцем рамаданом. Дремлют, покачиваясь в седлах, длинноусые стражники, посланные правителем Гюль-Хисара Мухаммедом Челеби для охраны путников от степных грабителей. Подрагивают привязанные к лошадиным шеям пыльные кутасы — тигровые хвосты, оправленные серебряными кольцами, — награда воину за его доблесть в бою. Фыркают, отмахиваясь хвостами от надоедливых слепней, облезлые вьючные ишаки. Ибн Баттута тоже дремлет, вцепившись потными руками в луку седла, ноги в такт движению покачиваются в стременах.