Хранитель ключей (СИ) - "Воль"

— Справедливо. Мы не должны вмешиваться в ваши процессы, — согласился майор и стал смотреть на космическую карту, соотнесённую с картой Земли. Уже строил план.

Глава 34. «Пустая графа»

— Вы, Павел Анатольевич? — в квартиру вломились люди в серьёзных костюмах и готовы в случаи неподчинении напасть, связать и привести хоть полумёртвых. Человек в домашней футболке, уставший после тяжёлого рассмотрения дел в суде, кивнул и попросил быть тише. Дети спали. Жена готовила на завтра. — Пройдёмте с нами.

— Основание, — кинул на них взгляд мужчина. И ему выдали несколько официальных бумаг. — Зачем я президенту?

— Мы дадим вам полчаса на сборы. Нас ждёт частный самолёт, — люди были неумолимы. Поставили на счётчик.

— Объяснитесь для начала.

— Скажите, что вы на срочную командировку. Мы позаботимся о семье и её безопасности. Быстрее! — скомандовал человек.

***

— Вам знакома Анастасия Белова? — в светлую комнату вошёл министр обороны. Она начал без промедления.

— Да, но что случилось? Она что-то натворила? — вжал в стол пальцами Павел.

— Кем вы ей являетесь? Вы же на неё оформили эту машину, хотя покупали со своей карты? — и он положил на фотографию джипа, вытащенного из Амура прошлой осенью.

— Я… я….

— Говорите.

— … её отец, — выдохнул Павел.

— Громче! Никто вас не застрелит. Просто мы должны выяснить всё самое важное.

— Её отец.

— Отец? Тогда почему вас не в свидетельстве о рождении, и вы не взяли её под опеку?

— Она ненавидит меня. Я бросил её мать, и она родила в одиночестве. Потом… её застрели на глазах у Анастасии, — ещё тише выдохнул мужчина, раскрыв свой секрет.

— Я знаю эту историю. Мне докладывали, — кивнул министр, уже давно сидя за креслом. — Нам нужна вся информация об Анастасии.

— В чём её обвиняют? Анастасия ведь покончила с собой… — он был потерян. Белый. Не знал, куда смотреть и что отвечают.

— Мы не можем раскрыть конфиденциальную информацию. Если вам сложно говорить, напишите, — и Павлу протянули лист с ручкой. — Нам очень необходима всё о Беловой, повторяем. Это дело государственной важности. Так бы я перед вами не сидел.

— Она жива? Скажите хотя бы это?

***

«Думаешь, мы одни во Вселенной? Что за тупая уверенность. Если есть человек, почему нет кривозябра? Разомкни свой тупой мозг, Анастасия, и взгляни на небо. Мы ничтожны. Бессильны. Глупы. Мы не одни. И если за нами придут, наши бомбы не спасут. Бомбы уничтожат нас, но не их. Так что не обольщайся. Терпи этот крест и неси с достоинством», сказала она в самом начале, когда стояла на набережной, сжимая ключ, принимая важное решение в своей жизни. Сказала себе и заставляла повторять это, пока не отвалился язык. Тогда, в одно из этих повторений, она определилась с жизненной целью и больше не сходила с неё. Как пуля, летящая прямиком в цель, если стрелок удержит оружие и правильно направит.

Шёл снова снег. Она утопала в нём, тело лихорадило. Она тянулась к снежинкам, но всё тело, каждая её клеточка, была так тяжела. Ей хотелось умереть.

— Анастасия, — позвали её из границы сознания знакомый мужской голос.

— Ты?

— Ты вновь работала всю ночь? Тебе не жалко в свой день рождения? Ты теперь уже девушка-девушка, — голос был относительно тихим, немного бодрым, как всегда виноватым. Анастасия разлепила веки и поднялась с дивана. Вновь была за работой. Макеты и дизайн сайтов были раскиданы по всему столу. За окном шёл снег.

Она потянулась за кружкой, где были остатки кофе. Хотела взять, но кружку отставили в сторону.

— Только без возмущений, — прочёл взгляд девушки человек и поставил пакет с контейнером. — Лера приготовила.

Та взглянула на него с подозрением.

— Не отравила. Даже не пересоленный, и без сахара, — мужчина отложил все документы на край стола. — Если так работаешь, хоть найми сотрудника.

— Мне итак нормально.

— Могу домработницу.

— Не нужно.

— Ешь и поехали.

Девушка послушно достала из пакета контейнер, достала оттуда даже ложку, открыла и стала есть ещё тёплый-тёплый куриный суп с вермишелью. Ароматы стали разноситься по залу, пропитывали его домашним запахом, которого не хватало в светлом офисе, похожей на квартиру. Мужчина обходил комнаты, заглядывал в основном на кухню и обещал после запланированной поездки отправиться за продуктами.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Она сподобилась приготовить суп…

— На радостях…

— Ты хотя бы честен, — усмехнулась и допила жидкость. — Десять минут, — и ушла в спальню.

Отец забрал грязные кружки и контейнер со столика и уже хотел вернуться на кухню, как кинул взгляд на доску.

— Жаль, общаться не заставить. Надеюсь, в этом году у тебя появятся друзья и ты перестанешь думать о работе.

Шёл снег, а они ехали за город. На городское кладбище.

Когда они подъезжали, Анастасия попросила остановиться у киосков цветов и накупила живых, искусственных, самых красивых и дорогих. Она выбирала любимые цветы матери, бабушки и дедушки. Молча, пока с особой горестью на неё смотрели грустные глаза.

«Мне не нужен этот праздник, однако мама придавала ему большое значение», — сказала как-то Анастасия и продолжила: «Я давно имею права совершеннолетнего, так что восемнадцатилетние и следующие года бессмысленны. Однако в этот день меня родила мать, одна. И её никто не навестил после родов. И никто не встретил, и никто не сфотографировал. Её родители были на Западе… у родственников несколько месяц. Мать села на такси и доехала до крохотной квартиры. Подставила под себя табуретку, горько зарыдала. Так говорила бабушка».

— А что ещё?

— А так важно? Ты можешь вернуть прошлое? — снова повторила вопрос, заданный несколько лет назад. — Лучше спроси, почему она рыдала.

— Почему?

— Она не могла дать собственному ребёнку отчество. С того дня в графе у меня пусто, — в тот день они впервые приехали на кладбище, на могилу красивой, молодой женщины, ушедшей в самые прекрасные годы из жизни. Мужчина посмотрел на лицо матери его старшего ребёнка; до конца дня из памяти на выходили слова Анастасии. Он видел перед собой молодую девушку, талантливого свидетеля, сокрушающегося от одиночества и не знающего, что делать, взявшего в кулаки всю силу и решившего взять ответственность за жизнь, которым дали оба.

И вот, они несколько раз в год приезжали на кладбище, накрывали стол у мёртвых, расчищали могилки, меняли цветы. Собирали мусор в мешки, прощались и уходились, не оборачиваясь.

Никогда Алина не плакала о родительнице. Никогда к ней не прикасалась, холодно принимая реальность.

— Живые должны жить, — сказала, выходя за Павлом, с участка, защёлкивая ограду. — Прощайте.

— Куда теперь?

— А есть смысл?

— Нужно хотя бы вкусно поесть.

***

— Павел, что с тобой? — Лера отложила полотенце и подбежала к мужу, перебирающего какие-то вещи в железной красивой коробки из-под коллекции чаёв. — Павел… — она была взволнованна, тронута и уязвлена. К ним вышли дети, услышав голос матери.

— Пап, почему ты плачешь? — подбежали они и заглянули в коробку. Женщина потянулась, чтобы закрыть её от детей.

— Настя больше не придёт? — спросил Андрей. — Её давно у нас не было. С прошлой весны, наверное.

— Уже конец декабря… Папа! — потянула за рукав Маша. И мужчина заскулил от боли.

— Пошли отсюда! Не видите? — рыкнула Лера на них.

— Хватит! Прошу, — остановил мужчина, схватив женскую ладонь.

— Эта неблагодарная девчонка пропала. И столько месяцев её искал, и что же? Наверняка, уехала в другую страну. Она не пропадёт.

— Да откуда ты знаешь? Она ещё ребёнок.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Ей уже исполнилось девятнадцать. Сегодня же двадцать девятое число?

— Точно, отец. Почему ты здесь сидишь? Разве этот день не проводишь с ней? Всегда брал отгул, — не останавливался сын.

— Верно, — редкие фотографии начали листаться друг за другом. И на каждом снимке девушка, с душой ребёнка, пытающая быть взрослой.