Жизнеописание султана Джалал ад-Дина Манкбурны - Мухаммад ан-Насави
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Об остальном, что касается различных его дел, будет рассказано в своем месте, вплоть до того [времени], когда судьба потребовала с него его долг и дала ему испить чашу конца его жизни. Он приобщился к единому, всепрощающему [Аллаху]: поистине, щедрые живут недолго.
/127/ Глава 45
Рассказ о причине моего прибытия ко двору султана [Джалал ад-Дина] и о моем пребывании на службе
Когда малик Нусрат ад-Дин Хамза ибн Мухаммад [ибн Хамза] ибн 'Умар ибн Хамза, как я об этом уже сказал[474], получил Насу в наследство от своего двоюродного брата, он назначил меня на'ибом в его делах и полагался на меня в том, что собирался предпринимать.
Упомянутый был чудом достоинств и морем щедрости. Он помнил наизусть Сакт аз-занд Абу-л-'Ала' [ал-Ма'арри], ал-Йамини ал-'Утби, ал-Мулаххас Фахр ад-Дина ар-Рази и ал-Ишарат шейха ра'иса [Ибн Сины][475]. У него были свои стихи на арабском и персидском языках, собранные в диваны. Вот одно из его стихотворений, написанных во время его пребывания в заключении:
Поистине, я в оковах этого времени,
подобно жемчужине, еще скрытой в раковине.
Украшена моим достоинством шея величия,
и нанизано мое превосходство в ожерелье благородства.
Поистине, несмотря на злобу моих завистников,
я моим гордым предкам достойный преемник.
И если время не признает моего достоинства,
то это оплошность, допущенная от дряхлости.
Народам станет видна моя скорбь,
подобно полной луне, скрывавшейся во мраке при затмении.
И придут [тогда] судьбы, и покорные
скажут: «Прости за то, что прошло!»
Что касается его переписки, то это — дозволенное волшебство и ключевая вода, она превосходит сверкание лесных чащ и надушена ароматом северного ветра.
Среди того, что он писал мне в дни моего пребывания в Мазандаране вместе с Инандж-ханом, перед тем как к нему перешла власть, имеется следующее [письмо]: «Как возбудило меня воспоминание о страдании и согнули страстное желание и волнение! Уже часто бьют удары уставшей [поражать] молнии и послышался тихий шепот свежего ветерка. И отмечен тот, кто извлек это, взглядом, в котором пасутся стада слёз. Это он искал оживления от сообщения, по которому бы изголодался слух, из-за моего страстного желания услышать известия о высоком маджлисе, о [месте], самом дорогом для славы, базилике достоинства, первом плоде искусства, владеющем тонкостями умения. Аллах оживил истлевшие /128/ достоинства, распространив на них свою сень. А перед дорогой я упрекал себя за промедление, находился в обществе раскаяния и декламировал:
Разве я оставлю Лейлу?! Ведь между ней и мной
лишь одна ночь. Поэтому я, поистине, очень терпелив.
[Я пишу] в поисках защиты от превратностей, вызвавших разлуку друзей. Как же иначе? Ведь не близко прибежище и далеко место посещения. Нет ныне утешения, кроме как в аромате доброты и в запахе воспоминаний о нем.
Некоторые из его слуг направились в сторону счастливой стоянки, и истинная преданность вызвала то, что уже послано кое-что из страстных переживаний, чтобы забвение не утвердилось на полях [послания]. А как же иначе? Ведь добрая дружба — это повиновение врожденным качествам. И Аллах всевышний да продлит его пребывание в этом мире. [Итак], до свидания».
Это образец того, чего достиг этот совершенный. И для достижения желанной цели беспристрастность в [его] восхвалении и прославлении невозможна.
Он проявил себя искусным в науках древних, соединив это с прочими достоинствами. Он посвятил себя их изучению в дни своего пребывания в Хорезме, а оно длилось девятнадцать лет! Его предсказания по звездам редко когда не сбывались. Когда не было известий о султане [Джалал ад-Дине] и о том, что он находится в самой середине Индии, он, бывало, говорил, что султан еще появится, будет царствовать и водворит порядок и что Гийас ад-Дин не будет иметь успеха, так как звезда его не указывает на счастье: она только мерцает, а [впоследствии] погаснет. По этой причине он единственный, отличаясь этим от правителей округов, не провозглашал хутбы с именем Гийас ад-Дина. И через некоторое время случилось то, о чем он говорил, и дело обернулось так, как он предсказывал, но произошло это уже после его гибели. Вышло так, как говорится [в пословице]: ты узнал кое-что малое, а ускользнуло от тебя многое. Он предсказывал, что султан появится и дела его пойдут хорошо, но не знал, что сам погибнет раньше его появления. Он обманулся в надежде и ошибся в рассуждениях.
О успокаивающая меня обещанием, ведь смерть [может прийти] раньше,
и если я умру от жажды, то пусть не падают капли дождя.
Когда Гийас ад-Дин узнал, каково мнение Нусрат ад-Дина о султане [Джалал ад-Дине], что он, в противоположность остальным, равным ему, предпочитает его и склонен к нему, он отрядил против него Тулука ибн Инандж-хана с войском его отца, дал ему в помощь Арслан-хана /129/ и других, из числа тех, кто захватил окраинные земли, и приказал им следовать указаниям Тулука в делах важных и второстепенных и стараться помогать ему в том, что он начал и предпринял.
Когда сообщение об этом дошло до Нусрат ад-Дина, он стал совещаться со своими советниками о том, как устранить беду и отразить грозную опасность. Итогом их раздумий было [решение] направить меня ко двору Гийас ад-Дина с некоторой суммой денег, чтобы отвратить этим распространяющуюся смуту и заткнуть открытые рты.
Я отправился туда неохотно. Через некоторое время, ночью, У границ Ругада[476] я столкнулся с сыном Инандж-хана. Я скрылся под покровом ночи, спасаясь от них, как перепуганный страус, и бежал, как Моисей, [когда его звал бог]. Когда я достиг Джурджана[477], я увидел близ него шатры и узнал, что они принадлежат эмиру Коч-Канди, который прибыл от двора Джалал ад-Дина и направляется в Хорасан,
