Семена разрушения. Тайная подоплёка генетических манипуляций - Уильям Энгдаль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аргентинское сельскохозяйственное разнообразие с ее полями зерновых и ее обширными пастбищами для рогатого скота быстро превращалось в монокультуру таким же образом, как в 1880-х было захвачено и разрушено хлопком египетское сельское хозяйство.
Больше столетия аргентинские фермерские земли, особенно легендарные пампасы, были заполнены широкими колосящимися полями среди зеленых пастбищ, по которым бродили стада рогатого скота. Фермеры меняли наделы между зерновыми культурами и выпасами, чтобы сохранить качество почвы. С введением монокультуры сои, почвы, лишенные своих жизненно важных питательных веществ, потребовали больше, чем когда-либо, химических удобрений, а не меньше, как обещала «Монсанто». Большие мясные и молочные стада, которые в течение многих десятилетий свободно паслись по полям Аргентины, теперь были втиснуты в многочисленные тесные откормочные загоны американского стиля, чтобы уступить место для более прибыльной сои. Посевные поля традиционных хлебных злаков, чечевицы, гороха и зеленых бобов почти исчезли. Ведущий аргентинский агроэколог и специалист по вопросу о воздействии ГМО-сои Уолтер Пенге предсказал: «Если мы останемся на этом пути еще хотя бы 50 лет, земля вообще ничего не будет производить»[265].
К 2004 году 48 % всей пахотной земли в стране были отведены под соевые бобы, и 90–97 % из них были засеяны устойчивой к гербициду «Раундап» ГМО-соей (РР). Аргентина стала самой большой в мире неподконтрольной экспериментальной лабораторией для ГМО[266].
Между 1988 и 2003 годами количество аргентинских молочных ферм уменьшилось вполовину. Впервые молоко пришлось импортировать из Уругвая по ценам, намного выше, чем внутренние. Поскольку механизированная монокультура сои вынудила сотни тысяч рабочих рук покинуть землю, бедность и недоедание стремительно росли.
В более спокойную эпоху 1970-х, до нашествия нью-йоркских банков, Аргентина обладала одним из самых высоких уровней жизни в Латинской Америке. Процент населения, официально находившегося ниже черты бедности, составлял в 1970 году 5 %. К 1998 году эта цифра возросла до 30 % от общего числа населения. А к 2002 году – до 51 %. Недоедание, ранее неслыханное в Аргентине, становилось проблемой. Количество недоедающих повысилось к 2003 году до уровней, оцененных между 11 и 17 % от общего числа населения в 37 миллионов[267]. В разгар тяжелого национального экономического кризиса, бывшего результатом невыполнения долговых обязательств государства, аргентинцы обнаружили, что они больше не в состоянии положиться на маленькие земельные участки, чтобы выжить. Земли были заняты массовыми посевами ГМО-сои и уже недоступны для обычных зерновых культур.
При поддержке зарубежных инвесторов и гигантов агробизнеса, подобных «Монсанто» и «Каргил», крупные аргентинские землевладельцы систематически захватывали землю у беспомощных крестьян, чаще всего с помощью государства. По закону, крестьяне имели право на те земли, которые они неоспоримо обрабатывали в течение 20 лет или больше. Это традиционное право было растоптано в угоду интересам агробизнеса. В обширной области Сантьяго-дель-Эстеро на севере крупные феодальные землевладельцы начали операцию массовой вырубки лесов, чтобы освободить место для ГМО-сои.
Крестьянским коммунам внезапно сказали, что их земля им уже не принадлежит. Как правило, если они отказывались уехать добровольно, то вооруженные группы угоняли их скот, сжигали их засеянные поля и угрожали им еще большим насилием. Соблазн огромных прибылей от экспорта ГМО-сои был движущей силой жесткого переворота в традиционном сельском хозяйстве по всей стране.
Поскольку фермерские семьи лишались прав и сгонялись со своих земель, они переселялись в новые трущобы на окраинах больших городов, склоняясь к социальным беспорядкам, преступлениям и самоубийствам, в то время как среди этой невозможной скученности распространялись эпидемии. За несколько лет подобным образом более чем 200 тысяч крестьян и мелких фермеров потеряли свои земли и уступили дорогу крупным плантаторам агробизнеса[268].
«Монсанто» побеждает хитростью
Взяв пример с испанских конкистадоров XVI столетия, воины «Монсанто» завоевывали земли с помощью лжи и обмана. Поскольку национальный Закон о семенах Аргентины не защищал патент «Монсанто» на ее глифосато-устойчивые генетически модифицированные семена сои, компания не могла требовать лицензионные отчисления на законных основаниях, если аргентинские фермеры снова использовали семена выращенной сои для посева в следующий сезон. Действительно, для аргентинских фермеров было не только традиционно, но и законно самостоятельно повторно высеивать семена из полученного урожая.
Однако, именно сбор таких лицензионных отчислений, или «технологический лицензионный сбор», лежал в основе маркетинговой схемы «Монсанто». Фермеры в США и в другом месте должны были обязательно подписывать юридический договор с компанией, соглашаясь не использовать повторно отложенные для посева семена, а платить каждый год новые лицензионные отчисления «Монсанто» – система, которую можно рассматривать как новую форму крепостничества.
Чтобы обойти отказ националистического аргентинского Конгресса принять новый закон, предоставивший бы «Монсанто» право взимать лицензионные отчисления вместо наложенных судом серьезных штрафов, компания придумала другую уловку.
Фермерам сначала продавались семена, необходимые, чтобы распространить соевую революцию в Аргентине. На этой ранней стадии «Монсанто» преднамеренно отказалась от своего «технологического лицензионного сбора», поощряя самое широкое и быстрое распространение своих ГМО-семян по всему государству и, в частности, распространение запатентованного глифосатного гербицида «Раундап» параллельно с этим. Коварная маркетинговая стратегия, стоящая за продажами глифосатоустойчивых семян, была в том, что фермеры были вынуждены покупать у «Монсанто» специально подобранные гербициды.
Площадь сельскохозяйственных угодий, засеянных ГМО-соей, возросла в 14 раз, в то время как контрабанда устойчивых к гербициду «Раундап» семян сои компании «Монсанто» перекинулась через пампасы в Бразилию, Парагвай, Боливию и Уругвай. «Монсанто» ничего не делала, чтобы остановить это незаконное распространение своих семян[269]. Партнер «Монсанто» корпорация «Каргил» сама обвинялась в незаконной контрабанде из Аргентины семян ГМО-сои, тайно смешанных с обычными семенами, в Бразилию.
Забавно, что в Бразилии ввезенные контрабандой аргентинские семена ГМО-сои назвали семенами «Марадона», в честь известного аргентинского футболиста, которого позже будут лечить от кокаиновой зависимости.
Наконец, в 1999 году, спустя три года после введения своей ГМО-сои, «Монсанто» формально потребовала от фермеров «расширенные лицензионные отчисления» на семена, несмотря на то, что аргентинский закон этого не разрешал. Правительство Менема не собиралось протестовать против этих наглых притязаний «Монсанто», в то время как фермеры проигнорировали их в целом. Но готовилась почва для следующего юридического шага. «Монсанто» утверждала, что лицензионные отчисления были необходимы для того, чтобы возвратить ее инвестиции в «научные исследования» семян ГМО. Она начала осторожную пиар-кампанию, разработанную так, чтобы нарисовать себя жертвой злоупотреблений фермеров и «воровства».
В начале 2004 года компания наращивала свое давление на аргентинское правительство. «Монсанто» объявила, что если Аргентина откажется признать «технологический лицензионный сбор», то это приведет к пошлинам по некоторым позициям импорта из США или ЕС, где патенты «Монсанто» были признаны, – мера, которая нанесет сокрушительный удар по рынкам аргентинского экспорта агробизнеса. Кроме того, после хорошо освещенной в СМИ угрозы «Монсанто» совсем прекратить продавать ГМО-сою в Аргентину, и объявления, что более чем 85 % семян были незаконно повторно высеяны фермерами, что было заклеймено как «черный рынок», министр сельского хозяйства Мигель Кампос объявил, что правительство и «Монсанто» пришли к соглашению.
Должен был быть создан и управляться Министерством сельского хозяйства Технологический компенсационный фонд. Фермеры были обязаны вносить лицензионный сбор или налог почти до 1 % от продаж ГМО– сои на зерновые элеваторы или экспортерам, таким как «Каргил». Налог должен был взиматься на участке обработки, не оставляя фермерам другого выбора, кроме как заплатить, если они хотят обработать свой урожай. Затем этот налог выплачивался «Монсанто» и другим поставщикам ГМО-семян самим правительством[270]. Несмотря на яростные протесты фермеров, Технологический компенсационный фонд начал функционировать в конце 2004 года.