Человек: 1. Теория большого надувательства - Олег Мухин

Алекс разглядывал ракету-носитель, восхищаясь ей и одновременно понимая, что эта консервная банка, почти доверху залитая керосином, способна взорваться ещё на старте в случае, если какой-нибудь нерадивый техник что-то там не туда подсоединил. Алекс никогда не летал на жидкостных ракетах. «Я становлюсь чересчур подозрительным. Хватит думать о плохом. Разве такой красивый космический корабль может плохо

летать?» Единственно, что не нравилось Алексу во внешнем виде ракеты, так это чёрный треугольник, намалёванный на её третьей ступени…

Искомый объект мы обнаружили именно в том районе, где он сел четыре года тому назад. Опираясь на три мощные гидравлические ноги, спускаемый аппарат вертикально стоял на сравнительно ровной площадке. Наружных повреждений не было замечено даже при сильном увеличении картинки телеэкранов. А красная краска казалась абсолютно не тронутой временем. Связываться с ними по радио не имело никакого смысла, тем не

менее, вопреки всякой логики мы попытались с ними поговорить как на рабочей частоте, так и на аварийной, и, естественно, безрезультатно. Оставалось только идти туда, внутрь корабля, чтобы на месте разобраться с проблемой. Благо их подъёмник, несколько присыпанный песком, был опущен вниз. Это обстоятельство существенно упрощало задачу. Создавалось впечатление, что экипажа в корабле нет. Что парни до сих пор где-то бродят по Марсу, а возвращаемая копсула ждёт, когда они нагуляются. Так думал я. А вот у Аабдааба, у командира нашей экспедиции, мнение было другое. Он полагал, что все они

находятся на борту, правда, от них ничего кроме обглоданных скелетов не сохранилось, виной чему служили марсианские чудовища. Фантазия у нашего командира была богатая. Я относился к этой версии скептически, однако логического объяснения случившегося у меня тоже не было. Потому что практически отсутствовала информация. Какие-то начальне выводы можно было сделать только после внутреннего осмотра корабля. До него от места нашей посадки было около километра. Но выходить наружу командир не спешил. Он должен был действовать по инструкции, а по инструкции полагалось послать

сперва робота-разведчика. Что мы и сделали, прдварительно вскрыв упаковку и проверив дееспособность функций находящегося внутри агрегата. Робот напоминал ящерицу, лапы

которой заменили на колёса. Голова представляла собой видеокамеру, способную вращать объективом на сто восемьдесят градусов в четырёх направлениях. Робот управлялся

дистанционно…

Кибернетический разведчик выполнил свою работу на отлично. Единственно, где он ненадолго застрял, так это в шлюзовой камере, но в остальных помещениях ракеты – передвигался быстро и полезно. Мы увидели всё, что нас интересовало. Как я и подозревал, людей на борту не оказалось. Было пусто, хоть шаром покати. Самое же удивительное заключалась в том, что и в каютах, и в столовой, и на мостике, и даже в кладовых и в трюме царил идеальный порядок. Никаких следов борьбы или хаоса, или

чего-то ненормального камера робота не зафиксировала. С чем там действительно были проблемы, так это с кислородом – уровень его содержания в воздушной смеси находился намного ниже допустимого, однако наличие посторонних отравляющих веществ датчики не показали. Чтобы разобраться с ситуацией на месте, командир приказал готовиться к выходу. Информация о первичном осмотре была отослана на Землю, и мы стали натягивать на себя скафандры. Согласно той же инструкции Аабдааб должен был остаться на борту нашего корабля. На всякий случай. Но он решил пойти вместе с другими четырьмя участниками экспедиции, а обязанности страховщика-наблюдателя возложил на меня. Я не слишком-то удивился, объяснив себе его решение тем фактом, что между

мной и экипажем существовала некая психологическая несовместимость, поскольку я был зачислен в состав команды в самый последний момент по протекции одного

высокопоставленного чиновника Агентства, и, видимо, это обстоятельство не понравилось остальным. Кроме того, я думаю, они подозревали, что я отличаюсь от них. Короче, меня явно недолюбливали. Но я не стал возражать командиру. Конфликт с ним пока не входил в мои планы. Я обосновался в рубке и оттуда поддерживал с парнями постоянную радиосвязь. Через полчаса они добрались до подъёмника, а ещё через пятнадцать минут разбрелись по кораблю. Я слышал их болтовню, в основном

подтверждающую сведения, полученные от робота-разведчика. Никаких вещественных доказательств, раскрывающих тайну исчезновения космонавтов, они не находили. Я посоветовал найти судовой журнал. Однако моим советом никто не воспользовался, потому что в динамиках раздался вдруг взрыв, и радиосигнал пропал. Я бросился к экранам внешнего обзора. Совершенно неожиданная картина предстала моему взору.

Корабль-близнец исчез. На его месте зияла огромная воронка, вокруг которой в беспорядке валялись останки ракеты…

Я, конечно, сходил туда, но что там можно было обнаружить? Взрыв был такой мощности, что кое-какие куски долетели даже до моего корабля. Я не стал докладывать на Землю о трагедии, а прямиком отправился в грузовой отсек. В нём находилось то, чем не располагала предыдущая экспедиция…

Оранжево-красный песок был повсюду. Однообразные барханы вплоть до линии горизонта. Куда я летел, что искал? Где-то здесь была спрятана тайна, но где конкретно, и как она приблизительно выглядит, я не знал. Что я рассчитывал найти? Тела шестерых космонавтов в этой бескрайней пустыне? За четыре года их, скорее всего, замело песком. Песчаные бури здесь были не редкость. Я надеялся на удачу, на хоть какую-то зацепку в этом головоломном деле. Однако горизонт был чист и скучен, и не было ничего, что могло мне помочь…

На двери его городской квартиры был установлен наисовременнейший цифровой замок, который открывался при помощи специальной пластиковой карточки, но мне она не понадобилась. Я вошёл в довольно тесную прихожую, забитую целой грудой неряшливо сваленных вещей. Тут было несколько пар кроссовок, множество дорогих сверхмодных туфель, целый ворох разноцветных рубашек, кожаные куртки, плащи. Всё это хозяйство было небрежно всунуто на полки, развешано на перекошенных вешалках, набросано горой. Видимо, Аммагамма не отличался аккуратностью. Маленькая гостиная тоже не блистала порядком. На столе в пепельнице было полно окурков, рядом стояла почти пустая бутылка вина, заткнутая пробкой, на тарелке лежали засохшие объедки. Похоже, Редж холостяковал, гостей не приглашал, здесь бывал редко, и тутошний не

показушный интерьер его полностью устраивал. Он здесь расслаблялся.

Я покопался в буфете. Никакого интереса его содержимое для меня не представляло. Тогда я заглянул в спальню. Смятое неубранное постельное бельё, раскиданные по полу носки, снова пепельница, доверху заполненная выкуренными до фильтра сигаретами, стоящая на прикроватной тумбочке. Вся эта вопиющая неряшливость резко контрастировала с новейшим цветным телевизором, с лазерным проигрывателем последней модели и с очень бережно сложенными коробками компакт-дисков. Наверное, только именно к этим вещам Редж относился с достаточным уважением. Я пошарил под подушкой, под матрацем, полистал толстый телефонный справочник, находящийся по соседству с телефонным аппаратом, чей белый пластмассовый корпус был в трещинах и в жирных грязных пятнах, повыдвигал ящики тумбочки. Ничего, достойного внимания. Оставались ещё кухня, ванная и туалет, но и там я тоже обнаружил только запустение и беспорядок. Ни записных книжек, ни писем, ни каких-то бумаг, ни компьютера. Я опять вернулся в спальню, сел на краешек кровати и стал размышлять: «Не может быть, чтобы Редж не вёл никаких записей. А, с другой стороны, если он что-то знал, то он вряд ли бы делал их открыто. В этом случае он явно не желал бы, чтобы записи попали в чужие руки.

Значит, существует где-то хорошо спрятанная информация. Но где? В его скромной городской квартире я ничего не нашёл. Видимо, придётся отправляться в роскошный загородный дом Аммагаммы, у моря. Однако туда я уже опоздал, наверняка, там полно полиции». От нечего делать я взял стопку компактов и начал рассматривать их обложки. В основном это были концертные и студийные записи группы, плюс несколько альбомов других современных исполнителей, которые, скорее всего, вызывали симпатию у Реджа. Помимо аудиодисков были и фильмы. Пара-тройка ужастиков, шпионский боевик и какая-то неизвестная мне комедия. Я уже собрался уходить, не солоно хлебавши, когда заметил, что на обложке шпионского боевика на заднем плане среди прочих фотографий участвующих персонажей есть и моё изображение. Фотомонтаж был сделан мастерски.

Возможно, сам Редж его и сделал. Под моей немного грустной физиономией стояло имя какого-то второразрядного актёра.

Есть! Эврика! Нашёл! Да, ловко он придумал. Теперь главное, чтобы сам диск не обманул моих надежд. Я вставил его в проигрыватель. На одиннадцатой минуте фильм резко прервался, и на экране телевизора возникло заспанное лицо Реджа. Одет он был в чёрную футболку, на которой розовыми буквами было написано «Аммагамма». В поле зрения видеокамеры больше ничего не просматривалось. Редж сидел близко к объективу, поэтому, где производилась съёмка, сказать было сложно. Дата же в верхнем правом углу стояла. Запись была сделана девять месяцев тому назад. Аммагамма курил сигарету, и периодически во время своего монолога его рука с сигаретой исчезала из кадра. К концу записи я понял, что он не столько невыспавшийся, сколько выпивший – в конце речи в его руке появился стакан, на три четверти наполненный какой-то синеватой жидкостью, которую он одним махом вылил в рот, потом ухнул и, не попрощавшись, пропал навеки. Вот что я услышал: