Диверсанты Его Величества. «Рука бойцов колоть устала...» - Сергей Шкенёв

Из зеркала на меня смотрит невысокий, но крепкий человек средних лет. Белесая щетина на морде немного портит вид, но это дело поправимое. А так нет ни красноты в глазах, ни мешков под ними, ни общей опухлости. На здоровье, слава богу, жаловаться грех — печень не болит, в селезенке не колет, желудок не беспокоит, радикулит отсутствует. И даже, как недавно заметил, вздернутый нос начал выправляться и слегка увеличиваться в размерах. Если так дальше пойдет, придется перечеканивать монеты с моим профилем, иначе на улицах перестанут узнавать. Шучу, конечно…

Так, а где у меня зубная паста? Да-да, не привычный порошок, а полужидкая масса, состоящая из толченого мела, толики соды, меда, отвара лекарственных трав и какой-то дряни, не дающей всему этому засохнуть. Вкусно, между прочим! Только щетка тяжелая — мерзавцы-ювелиры решили, что государю императору невместно пользоваться костяной или деревянной, и сделали ее из золота. Щетина, правда, обыкновенная свиная.

Бритву этим вредителям не доверил — тульские оружейники на заказ отковали из обломка турецкого ятагана не хуже, чем сделали бы в Золингене. Кстати, а сейчас так кто-нибудь по металлу работает? Надо среди пленных поискать, а то Лопухина просила хороших и недорогих мастеров. Тут уж куда как дешево обойдется.

— Веди, Буденный, нас смелее в бой!

Во время бритья почему-то всегда напеваю этот марш. Поначалу цирюльники очень удивлялись. Сейчас удивляться некому — разогнал эту шайку-лейку, оставив трех парикмахеров для жены и дочерей. А уж с собственной щетиной справлюсь самостоятельно. Тем более не люблю, когда у горла орудует остро заточенной железякой совершенно посторонний человек. Кутузову бы доверился, но фельдмаршальской чести урон в скоблении императорской хари. Чай, не Европы, где чесальщики королевских пяток в фаворе. Мы скифы, да…

Ни одного пореза. Мастерство не пропьешь, однако! Кельнские воды идут на хрен — чистого спирту на ладонь и растереть по лицу. Хорошо!

Наполеон явился злой как собака и сразу начал с претензий. С какой цепи сорвался, недомерок корсиканский?

— Ваше Величество, я намерен заявить протест!

— И против чего же вы намереваетесь протестовать, Ваше Величество?

— Мои подданные живут впроголодь, у них нет даже белого хлеба!

— Да? И кто в этом виноват?

— Я говорю о тех, кто в посольстве.

Ерунда какая-то. Какое мне дело до французских дипломатов? Или он подразумевает, что там вообще нечего есть? Сочувствую… Но все равно нужно уточнить.

Поворачиваюсь к Бенкендорфу:

— Александр Христофорович, вы можете прояснить ситуацию?

— У них просто кончились деньги, государь, а французское правительство не может прислать еще из-за военных действий.

— Вот видите, Ваше Величество, все и без моего участия выяснилось.

— Что именно?

— Их безденежье, — отвечаю Наполеону и сразу шепчу министру госбезопасности: — Не мог им в долг дать?

— Два раза давал, — так же шепчет Бенкендорф. — Но Гавриил Романович посчитал посольство территорией иностранного государства и так задрал пошлины…

— А чего они тогда в трактире не питаются?

— Пробовали, там их бьют.

— Твои?

— Мои следят, чтоб не забили совсем.

Наполеон кашлянул, намекая на то, что в приличном обществе принято разговаривать вслух. Деликатный, но настырный тип. Ладно, выпросил…

— Вопросы снабжения будут решены сегодня же, Ваше Величество, в долг и без лихвы. А пока предлагаю обсудить финансовые условия нашего соглашения о прекращении военных действий. Господин Державин, вы готовы озвучить российскую точку зрения в цифрах?

Гавриил Романович не только готов, но и рвется сделать это. Удивительно, но поэт и государственный чиновник сочетаются в нем столь органично, что, глядя на одухотворенное лицо, можно твердо сказать — вот человек, способный поверить алгеброй гармонию. Или измерить? Да какая, в общем-то, разница! Пусть хоть доказательство теоремы Пифагора в стихах напишет.

Может быть, когда-нибудь и напишет, но пока двенадцать томов in folio заключали в себе банальную прозу, разбавленную скучными цифрами. И отдельно, на мелованной бумаге с тисненой золотом печатью Министерства финансов, итоговая сумма. Вот она как раз не показалась Бонапарту скучной.

— Два с половиной миллиарда франков? — потрясенный французский император на всякий случай пересчитал ноли пальцем. — Это немыслимо!

Ага, а сам не меньше пяти в войнах заработал. Пополам — это честно.

— Рублей, а не франков, Ваше Величество, — поправил Державин. — За время вашего отсутствия начали чеканить монету с пониженным содержанием золота. Так что, увы, только рублями.

— Кто? — прорычал Наполеон. Кажется, его перестала беспокоить сумма, но появилась другая забота — выяснить имя мерзавца, покусившегося на святое право монархов. Да, только император может урезать франк. — Кто это сделал?

Не подлить ли масла в огонь? В самом деле, почему бы нет?

— Мой дорогой друг, — я доверительно склонился к корсиканцу через стол. — Вы позволите так называть? Вот и хорошо… Уже месяц, как чеканкой французской монеты не занимается только ленивый.

В реальности все обстояло не так печально, как мы пытались изобразить. Да, герцог Бентинк привез с собой пару кораблей фальшивок, но массовое их производство находится под контролем Александра Христофоровича и еще не запущено на полную мощность. Так, шлепают потихоньку худосочные наполеондоры, но лишь для того, чтобы не потерять навык. Немного заработать — не грех. Не знаю, правда, как собирается из этого извлекать выгоду Гаврила Романыч, но, честно сказать, это не моя забота. Но внакладе не останемся — знаю наверняка.

— Где и что подписывать? Я согласен!

Ошарашенный таким заявлением, Державин потерял дар речи, и если бы не помощь канцлера, молчание могло бы затянуться надолго. Мне тоже сказать нечего, готовился-то к ожесточенному сопротивлению по примеру вчерашнего вечера.

— Ваше Величество, зачем торопиться? — Ростопчин с ласковой улыбкой санитара, уверяющего буйного сумасшедшего, что смирительная рубашка тому очень к лицу, повторил вопрос: — Зачем торопиться?

— Франция в опасности!

— Согласен, но ваше недолгое присутствие поставит вашу же страну в более опасное положение.

— Почему недолгое?

— Без армии… Гибель императора ввергнет империю в хаос.

— Кто говорит о гибели?

Ростопчин пожал плечами:

— Все говорят. Давайте посмотрим правде в глаза — живым вы нужны только России.

Мог и не объяснять — корсиканец не дурак и сам все прекрасно понимает. Даже не удивлюсь, если он где-то глубоко внутри себя потешается над идиотами, для отъема денег разыгрывающими целое представление. Но в то же время Бонапарт знает, что без него эти деньги получить крайне трудно. Возможно, но трудно. И нет ли в его пафосном заявлении ответного спектакля? Мол, утром войска против англичан — вечером стулья… Тьфу, то есть возмещение расходов на войну. И шантажирует, гад.

— Да, Ваше Величество, — поддерживаю высказывание Ростопчина, — нам не нужны великие потрясения, нам нужна великая Франция.

Все равно смотрит с недоверием. И с ожиданием, конечно.

— И чтобы не было недомолвок, предлагаю рассмотреть прожект одного документа.

— Одного?

— Их несколько, но главный один. Прошу вас, Федор Васильевич, зачитайте.

Канцлер кивнул, обозначая почтительный поклон, и взял со стола тонкую красную папку:

— Мировой Имперский Кодекс, параграф первый…

ГЛАВА 21

— С боевым крещением, казак! — капитан-лейтенант Зубков хлопнул великого князя по плечу. — Вижу, в первый раз в деле был?

Командир «Забияки» немного не соразмерил силы, и Николай от одобрительного жеста чуть не упал на колени.

— Так точно, ваше благородие! — Возбуждение от только что закончившегося сражения еще не прошло, и цесаревич чуть ли не кричал: — Только так ни разу и не стрельнул! Это линейные корабли были, да?

— Они самые, — подтвердил Зубков. — А что не стрелял, так невелика беда — победа складывается не только из выстрелов. Зато ты два пожара погасил.

— Да какие там пожары, — отмахнулся Николай. — От ракетных хвостов чуть-чуть затлелось…

— На войне мелочей не бывает, друг мой.

Капитан-лейтенанту нравилось учить юного казака уму-разуму. Самое трудное — не подать виду, что знает его истинное происхождение, и не перейти на титулование. А в остальном это обычный смышленый мальчишка, в меру любопытный и без меры стремящийся к подвигам. И очень похож на оставшегося дома младшего брата. Ну, не совсем дома, Нижегородское Суворовское училище вряд ли можно считать таковым…

— Не бывает мелочей? — переспросил Николай?

— Конечно. А победа, кстати, куется в тылу. На военном корабле за тыл принимаем все, что не стреляет в неприятеля. Вот скажи, смогли бы мы потопить два линейных корабля без превосходства в скорости и независимости от ветра?