Как никогда. Одинокая женщина желает... - Марина Порошина

Евстолия помолчала, вздохнула — не то от расстройства, не то из-за слишком туго зашнурованного корсета — и добавила:

– Не привыкла.

Ирина молчала, не в силах представить, что у Евстолии когда-то был любовник и ей было сорок лет. Как ей сейчас. А что тут скажешь? Раньше в таких случаях говорили — тихий ангел пролетел. Все смеялись, и беседа возобновлялась. Теперь про ангела как-то глупо…

– Ирочка, а вы любите мужчин? — без перехода спросила Евстолия.

– Что? — растерялась Ирина. Потом неловко попыталась отшутиться. — Я бананы люблю. И кофе. Еще море. И когда летом дождь, а я дома с балкона смотрю. А мужчин… — Она подняла глаза на Евстолию — та смотрела внимательно и заинтересованно. От этого Ирина сбилась с шутливого тона и глупо забормотала: — Я не знаю… чего их любить? Они сами по себе, я… тоже… — Ирина понимала, что несет чепуху, но Евстолия, похоже, была настроена серьезно.

– А я люблю. Я, знаешь, Ирочка, верю, что где-то и моя половинка есть. Ведь не бывает же, чтобы без половинки. И у тебя есть. Просто это была не твоя половинка, а чья-то другая. Не надо ставить на себе крест. Это самое главное. Поверь мне, с возрастом все воспринимается иначе. Теперь я знаю, что за свое счастье надо бороться. Даже если ты кому-то кажешься глупой, никчемной старухой.

Ирине стало неловко, да и обсуждать с Евстолией свои проблемы она решительно не была готова, поэтому она вскочила и принялась разбираться с платьем. Определившись, где вход, где выход, она принялась водружать тяжелое платье на Евстолию, та активно помогала. И когда работа была проделана примерно на две трети — на поверхности появились левая рука и взъерошенная голова, — раздался звонок в дверь. Ирина и Евстолия замерли в неловкой позе, испуганно глядя друг на друга, как застигнутые на месте воришки. В воцарившейся тишине звонок деликатно, явно стесняясь своей назойливости, тренькнул еще раз.

– Я пойду посмотрю — может, это Рита, — прошептала Ирина, как будто ее могли услышать там, за дверью.

На цыпочках она прошла в коридор и посмотрела в глазок.

– Там этот… Лев Николаевич, — шепотом сообщила она Евстолии. — Ну, которого вы на диван тащили. Какой-то идиот дал объявление, что я ищу себе мужа, вот он и пришел. Я не открою.

– Тот самый? — заинтересовалась Евстолия. — Дай я посмотрю… Так он жениться пришел, говоришь?

Оттеснив Ирину, она приникла к глазку.

– Уходит! — зашипела она. — Открывай!

– Не буду! — тоже шепотом заупрямилась Ирина. — На кой он мне сдался?! И к тому же ты не одета! В одних подштанниках!

Но Евстолия вдруг распахнула дверь и метнулась в кухню. Ирина, не ожидавшая такого коварства, с наиглупейшим видом стояла в дверях. Лев Николаевич, понуро ожидавший лифта, обернулся и, увидев Ирину в платье «из фондов», обомлел, не в силах вымолвить ни слова.

Ирина на правах хозяйки пришла в себя первой.

– Лев Николаевич, вы что-то забыли?

– К сожалению, нет, — покаянно признался профессор. — Вы знаете, я всегда что-нибудь забываю, но на этот раз мне не повезло — я все взял с собой. Я искал какой-нибудь предлог, чтобы вернуться, но не нашел.

– Ваша честность обезоруживает, — признала Ирина. — Ну хорошо, вы вернулись без предлога. Зачем?

– Можно, я войду? — робко спросил Лев Николаевич. — Чтобы не подавать повода уважаемой Евстолии Васильевне…

Из кухни раздался тихий, но отчетливый звук, полный возмущения. Ирина хихикнула. Ободренный ее весельем, профессор прошел в прихожую, но в комнату незваного гостя не пригласили.

– Лев Николаевич, я не хочу вас обижать… — начала Ирина. — Но вы же поняли, что я не давала объявления в газеты. И мои дела не так плохи, чтобы искать женихов по объявлению.

– Что вы, как можно! — замахал руками Лев Николаевич, уронив при этом портфель, который почему-то не держал за ручку, а неловко прижимал локтем, и тот тяжело плюхнулся на пол, как разучившийся летать бегемот. — Ирина Ивановна, вы — удивительная женщина, добрая, умная, понимающая. Вы… красивая. В этом платье вы похожи на тургеневскую героиню. Нет, скорее, на чеховскую. Вы удивительно выглядите! Конечно, такая женщина, как вы, не может быть одинокой. Но просто я понял, когда меня отпустили из милиции — кстати, очень приятный и вежливый молодой человек, — я понял, что мне предстоит вернуться в пустую квартиру. И опять встретить Новый год в одиночестве. Как в прошлый раз. Я не смог заставить себя. Хотел поехать на вокзал и притвориться, что жду поезд, хотя бы побыть среди людей, но, говорят, теперь в зал ожидания пускают только тех, у кого есть билет. Не хватало еще второй раз за вечер попасть в милицию. Я решил вернуться к вам и спросить… Если вы сегодня никого не ждете и никуда не собираетесь, вам же тоже будет неуютно одной. Может быть, вы позволите мне встретить Новый год с вами? Я подумал, что, если вас не устроит такая перспектива, вы ведь можете просто сказать, что кого-то ждете. Вам даже не придется мне отказывать…

Ирина помолчала — и решилась:

– Я… никого не жду. Сегодня. Проходите, Лев Николаевич.

Она подождала, пока гость разденется, провела его в гостиную, тщательно прикрыла дверь. И опять едва удержалась от смеха, когда услышала торопливое шлепанье тапочек и звук захлопнувшейся двери.

– А вы знаете, я только что вас вспоминала, — повернулась она к профессору.

– Да, такое не забывается.

– Нет, правда. Я уселась перед телевизором, а потом зажгла гирлянду на елке и вспомнила ваши слова, что елка должна обязательно гореть, от этого уютно, как в детстве. Спасибо вам за елку, я бы сама не собралась нарядить, так бы и лежала эта куча пластмассы, вы совершенно правы. Мы раньше тоже всегда живую ставили, когда дочка была маленькая. Один раз чуть без елки не остались — забегались, вовремя не купили, а тридцать первого — ну нет нигде, и все! Вечером муж вышел на лестничную клетку покурить, а там елка стоит! Наверное, у кого-то из соседей лишняя оказалась. Мы ее домой, как воры, и быстрей наряжать, еле успели. Столько смеху было, так радовались… Глупо, конечно.

– Простите, а ваш муж… он умер?

– Да господь с вами! Жив-здоров. Насколько я знаю. Мы живем раздельно. У него… другая семья. Вот только развод еще не оформили. — Ирина говорила это и сама поражалась, как спокойно и естественно звучали слова. Обычное дело — живут люди раздельно. Так им удобнее. — А ножи я точу сама, у меня есть специальная немецкая машинка, очень удобно.

– Простите, я не должен был так беспардонно… — На лице Льва Николаевич отразилось неподдельное страдание.

– Все в порядке, — успокоила его Ирина. — Хотя, знаете, что интересно? Я жила точь-в-точь по вашей методике. Помните, вы мне рассказывали? Была хранительницей очага, преданным партнером, не претендовавшим на ведущую роль. Я правильно запомнила? Он работал, занимался наукой, делал карьеру, а я ему служила. Потом я поняла, что жила его жизнью, а когда муж ушел к другой женщине, то своей жизни, от него отдельной, у меня не оказалось.